Сергей Самаров - Краповые рабы
– Дымом пахнет, – вдруг сказал ефрейтор Неустроев и зашевелил своими широкими ноздрями. – Похоже, где-то зажгли костер.
Борис Анатольевич тоже носом потянул, но не был уверен, что почувствовал запах дыма. Впрочем, на свой нюх он полагался меньше всего. А нюху своего сапера доверял.
– Передать по строю: продолжаем движение! Предельная осторожность…
Какой смысл бандитам разводить костер – непонятно. Привал устроить? Возможно. Пленники могли устать, а расстреливать их уже не хотелось. Остановиться на ночевку? Едва ли. До села рукой подать. Вывод логичный только один. У банды здесь назначена встреча. И костром они кого-то на встречу приглашают. Кого они могут приглашать на встречу, кроме диких туров? Да еще костер жгут не так и далеко от пограничной заставы? И здесь вывод казался однозначным. Встреча должна быть с грузинскими пограничниками, с теми самыми, вступать в бой с которыми старший лейтенант Самоцветов не хотел. А что нужно пограничникам от бандитов? Какие у них могут быть общие интересы? Ответ на этот вопрос можно дать двоякий. Во-первых, это мог быть расчет за нейтралитет. Пограничникам должны были бы просто заплатить. Однако дело могло обстоять и иначе. Все погранзаставы и погранотряды по сути дела не имеют еще развитой собственной базы и обустраиваются в горах, на новом месте. Здесь никакого оборудования еще не было. Предстояло многое сделать, многое построить, многое создать. Пограничникам могли понадобиться рабы…
Это уже в корне меняло бы всю ситуацию. Забрать рабов у пограничников, конечно же, гораздо труднее, чем у пусть и вооруженной, но бестолково воюющей банды. Это может вылиться в серьезный бой. И тогда придется забыть все прежние мысли о недопустимости конфликта с пограничными силами Грузии. Отдавать в рабство пограничникам граждан России, пусть и бомжей, старший лейтенант Самоцветов не намеревался. Более того, он считал это большим преступлением, чем воровство людей бандитами. Бандиты – они и есть бандиты. Они, по большому счету, не имеют национальности, поскольку бандитизм везде является преступлением. Как и воровство людей, как и использование рабского труда. Но когда преступление совершается государственной структурой, и даже государственной силовой структурой, это уже совсем другое дело. Это должно наказываться, и наказываться серьезно.
Если пограничники уведут часть рабов с собой, какие меры, кроме прямого нападения, может предпринять командир взвода спецназа ГРУ? Он может оставить рабов там, вернуться, написать рапорт. Тогда будет создана международная комиссия. Но найдет ли она рабов? Их уже расстреляют и похоронят так, что найти будет невозможно даже с собаками. А сами пограничники, почувствовав пользу бесплатного труда рабов, захотят иметь новых. И снова на российскую сторону отправятся вооруженные местные сваны или какие-то другие пограничные жители, которые и заказ пограничников обеспечат, и себя постараются не забыть. И опять какой-нибудь лейтенант или старший лейтенант во главе своего взвода будет преследовать похитителей и решать снова ту же самую задачу. И вполне возможно, что он тоже не сумеет решить ее кардинальным образом. И дело уйдет на третий круг, потом на четвертый и пятый, и так до бесконечности.
Нет, нужно кардинально решать проблему в самом начале. Непременно в этот раз. И предельно жестко. Без сомнений…
* * *Ефрейтор Неустроев оказался прав. Его большие ноздри не подвели. Запах дыма скоро почувствовал и сам старший лейтенант Самоцветов. И передвигаться стал еще осторожнее. И даже во всей его крепкой фигуре появилось что-то кошачье – манера передвижения, пружинящая неторопливая походка, все это показывало готовность к рывку, к атаке в любую секунду. Точно так же передвигались и солдаты взвода. Восемнадцать крадущихся кошек, восемнадцать хищников, вышедших на охоту. Правда, увидеть всех одновременно мешали заросли, но сосед видел соседа и, если требовалось, передавал ему знак командира. А скоро это и в самом деле потребовалось. Командир, как только сквозь деревья стал виден немаленький костер, дал знак в одну и в другую сторону, и ровный строй стал загибаться в «подкову», чтобы оцепить костер и людей неподалеку от него. При такой ситуации каждый из противников оказывался на равноудаленном расстоянии от спецназовцев, и любой мог помочь любому, любой мог доделать то, что кто-то доделать не успел или не сумел.
К костру «кошки» подкрадывались еще медленнее и осторожнее, чем шли раньше. Все пригнулись, еще сильнее пружинили на ногах.
Старший лейтенант выждал время, когда строй образует полукруг. Он не видел фланги, но представлял себе их передвижение и так контролировал время. Когда, по его подсчетам, строй принял необходимую конфигурацию, можно было двигаться дальше. Было пройдено еще два десятка шагов, после которых Борис Анатольевич сделал за спину знак раскрытой ладонью, строй остановился, а сам он продолжил красться. Местом для наблюдения для себя старший лейтенант выбрал большую мохнатую и разлапистую ель. И легко забрался под нее, под мощную нижнюю лапу, откуда, сам оставаясь в тени этой лапы, мог наблюдать и за костром, горящим на средних размеров лесной поляне, и за сидящими возле костра людьми. Эти люди делились на две неравные части. По дальнюю сторону костра располагались пленники, и бомжи и не бомжи, и три солдата, двое из которых носили «краповые» береты, а один обыкновенный черный. Солдаты ближе других сидели к костру, и их можно было рассмотреть. Лица угрюмы и сосредоточенны. Часть пленников стояла полукругом вокруг костра. Им, должно быть, казалось, что стоя они больше тепла получают.
Только лежа под лапой ели и глядя на излучающий тепло костер, казалось, одним своим видом согревающий, Самоцветов подумал о том, что ночь выдалась холодная, и он даже чувствует это, хотя раньше ни разу не задумался над тем, что ночи в горах всегда холодные, а зимой тем более. Ему тоже захотелось погреться у костра, и Борис Анатольевич представил себе живописную картину того, что произойдет, если он сейчас поднимется во весь рост, подойдет к костру и протянет к нему руки. От представления такой картины захотелось засмеяться, но Самоцветов настолько привык контролировать свои эмоции, что, даже оставаясь в одиночестве, не улыбнулся. И продолжил наблюдение.
Позади пленников была темнота. Но в этой темноте стала заметна тень. Потом свет костра эту тень высветил, и стало видно оружие. Значит, позади солдат была вооруженная охрана. Шестеро бандитов сидели у костра. Еще четверо каких-то людей сидели рядом, но разглядеть этих людей мешала небольшая возвышенность, расположенная между костром и старшим лейтенантом. Они о чем-то договаривались. И разговор, видимо, заканчивался. Так и получилось, как показалось Самоцветову. Четверо встали, и он понял, что раньше в своих предположениях не ошибался. Это были грузинские пограничники – два офицера и два солдата, все четверо с американскими автоматическими карабинами «М-4»[5]. Самоцветов слышал, что эти карабины в большом количестве поступают с американских складов в Грузию в качестве военной помощи. Сама американская армия планирует отказаться от этого оружия, не показавшего надежности, а склады им забиты основательно. И куда-то карабины следует деть. Вот и отправляют, чтобы прослыть добрыми дяденьками, в Грузию, вместо того, чтобы отправить сразу под пресс. Примерно та же история, что с комплектами «сухих пайков» для грузинской армии. «Сухие пайки» приходили в пластиковых ящиках. Однажды некий кладовщик в Грузии вскрыл ящик раньше времени и не в присутствии американских консультантов, что вообще-то запрещалось делать, и прочитал данные на продукты. «Сухие пайки» оказались изготовленными в 1974 году, и срок их употребления давно уже прошел. Стали разбираться. Оказалось, армия США меняет свои запасы на более свежие. А старые, вместо того чтобы сжечь, отправила в Грузию. Поднялся скандал. Грузия от пайков отказалась. Тогда их щедрой рукой отправили на Украину. Гуманитарная помощь украинской армии. Там пока еще не разобрались с этим «подарком». Там пока других забот хватает.
Пограничники встали. Один из шестерых бандитов тоже поднялся и что-то сказал. Встали солдаты-внутривойсковики и еще один из пленников. Последовала какая-то команда. Человек, который отдавал команду, шагнул к пограничникам и на прощанье поочередно пожал офицерам руки. Сразу после этого четверо пограничников повели впереди себя четверых рабов. Обошли по полукругу костер и вышли на тропу, ведущую к заставе. Бандиты, чтобы не отстать, начали поднимать других пленников, подгоняя их пинками и ударами прикладов или стволов.
Самоцветов задом начал выползать из-под ели. Потом развернулся, выпрямился и в несколько скачков оказался среди своих солдат. В его голове уже созрел план действий…
Глава восьмая
Старший сержант Семисилов уже подумал, что они нагоняют эмира и его окружение. Среди скопления небольших камней можно было легко выделить место, где сидели бандиты. Сидели, видимо, недавно, камни, грубо говоря, остыть не успели. Отдыхали и делали перевязку. Может быть, и эмиру обработали рану. Да и второму раненому ногу перевязали. До этого он шел без перевязки. Если бы раненый снимал старые бинты и повязывал новые, то старые бинты валялись бы где-то рядом. Но здесь валялась только разорванная упаковка от новых бинтов и использованные шприц-тюбики от пармедола. Всего нашли четыре тюбика. Вполне возможно, что раненые вкололи себе сразу по два. Тогда их не догонишь, пожалуй, даже на машине. При этом бандиты не стеснялись показывать свое состояние. Если бы они захотели куда-то спрятать старые бинты, предположим, под камень, то они и разорванную упаковку спрятали бы, и шприц-тюбики. Но они бросили все перед камнями, на которых раненые, видимо, сидели. Похоже, Бабаджан Ашурович даже не предполагал, что за ним двигается погоня и что ночью, не имея приборов ночного видения, их могут отследить.
