Эльмира Нетесова - Заказанная расправа
— А дети?
— Им рано узнать правду и я молчал. Они будут рады увидеть тебя.
— Я заберу их с собой!
— Они — не бараны. Если согласятся, возьмешь! — указал в распадок, где сельская детвора пасла овец. Он громко крикнул что-то, и на его голос вскоре прибежали Виктор и Анна. Они сразу узнали отца.
— Почему ты так долго не приезжал? — насторожился повзрослевший сын.
— Я звонил. Но мне никто не ответил…
— Ты же видишь, некому было говорить с тобой, — заплакала дочка.
— Вы уже совсем большие. Я приехал за вами. Меня направили работать в другое место. Тоже на границу. Поедете со мной? Будем жить втроем. Всегда вместе. Своей семьей, — Афанасий ждал, что ответят дети. Те с радостью согласились.
А ночью Тимурий позвал Афоню во двор:
— Я не ребенок и не могу верить тебе так, как они. Скажи мне, зачем их забираешь? Ведь ты никогда не был хорошим отцом. Почему лишь сегодня вспомнил о них?
— Я слишком одинок без них! Без семьи нет жизни. Мои дети будут со мной. Я без них не могу!
— Знай! Я обязательно стану навещать вас. Эти дети и мне родные. И здесь их дом! Если им не понравится на новом месте, пусть возвращаются сюда, ко мне! Я всегда их приму! — говорил Тимурий.
Сборы были недолгими, и через три дня семья уже переехала на новое место — погранзаставу. Заняв небольшой чистый домик, стали обживаться.
Еще в дороге спросил Афанасий сына, кем он хочет стать. А тот, ни на секунду не задумываясь, ответил:
— Танкистом!
— Витя! Я спрашиваю, кем ты хочешь стать на всю жизнь, а не в игре?
— Танкистом, — упрямо повторил сын.
— Ну ладно, а когда службу в армии закончишь, кем будешь? — спросил Афоня.
— Танкистом.
— До старости? Дедам танки не дают!
— А мне дадут! У меня даже шлем есть. Тимурия. Он в армии танкистом был. А я шлем надевал, когда к пчелам шел, чтобы за уши не кусали. Я даже спал в нем.
— Витек! Ну если всерьез подумаешь? Кем станешь?
— Военным! Как ты! Но с танком!
— Анюта, а ты, наверное, учительницей хочешь быть? — спросил Афанасий.
— Вот еще! Сопли всяким дуракам вытирать. И не подумаю! Я стану боевой медсестрой! Чтоб вместе с Витькой, на танке…
— А девок на танки не берут! — возразил сын.
— Если есть танки, а на них — военные, значит, нужны медики. Вас без нас никогда никуда не выпустят! Понял? Тебя Тимурий одного даже к баранам не пускал. Не зря! Сам помнишь, как ты на них верхом катался и на все горы орал: «Батальон! В атаку! Вперед!», так что бараны с перепугу в речку прыгали, — смеялась Аня.
На новом месте семья быстро прижилась. Освоились дети. Афанасий лишь один раз серьезно поговорил с ними и они уже знали, где можно играть и гулять, а где нет.
Осенью оба пошли в школу. Отец не знал проблем с ними. Выросшие в селении, его дети не были избалованы излишней опекой, все умели делать сами. Их не надо было учить стирать и готовить, убирать в доме, показывать, как истопить печь или нарубить дров. Они все помнили. Сами делали уроки, никогда не обращаясь за помощью к отцу.
Иногда, оставшись одни, они усаживались рядом, сиротливыми воробышками, и пели тихонько, вполголоса, любимую песню Мананы. На грузинском, тоже родном языке. И снова, пусть на миг, лишь в памяти своей, оказывались далеко-далеко отсюда — в горном селе, затерявшемся в самом сердце седого Кавказа, рядом с матерью, которую никогда не забывали и продолжали любить.
Афоня же свою мать почти не вспоминал. Правда, он изредка писал ей. Сообщил- что женился на Манане. Писал о детях. Потом послал ей письмо из академии. Она отвечала исправно. Интересовалась внуками. Просила фото, звала в гости. Но он отнекивался. Вероника как-то написала, что уходит на пенсию. А вскоре робко попросилась к нему. Он не позвал, не пожелал встретиться. И письма от матери стали совсем редкими.
— Прости, сынок, неловко признаваться, но моя зарплата врача была слишком низкой. Пенсия и вообще символическая. Зачастую, нет денег даже на хлеб. Случается, ем один раз в три дня. Вконец обносилась, изголодалась. Здоровья нет. Все отняла Колыма. Ты не обижайся, что редко пишу тебе. Нет денег на отправку писем и на конверты. Поэтому в одном отправляю сразу несколько писем. Так дешевле получается. Ну а коли что не так написала — не сердись, не осуждай, прости меня, старую, за все!
Вскоре перестали приходить от нее письма. А однажды получил он конверт, подписанный чужой рукой. В нем короткое письмо:
— Афанасий! Пишет соседка вашей матери Вероники. Сообщаю, что она умерла. Да! От голода! При живом сыне! Она слишком много выстрадала! Такое не под силу десятку дюжих мужчин. Она просилась к вам.
Стучалась в ваше сердце! Но тихо и робко. А вы не услышали. Может, оттого, что рожденные на Колыме — не имеют сердца…
Афанасию впервые стало жутко стыдно. Но шли дни и он забылся, успокоился. И, вздохнув с облегчением, сказал сам себе, что относился к матери не хуже и не лучше, чем она к нему, когда он был ребенком…
Детям о своей матери Афанасий никогда не рассказывал. Не хотел будоражить их души. Зачем? Их нежные сердца болят от гибели родной матери. Стоит ли добавлять горе на свежую боль? Он старался отвлечь детей от грустных воспоминаний. И ему это удавалось.
Время шло. За работой, тревогами и заботами незаметно прошел год, второй. Дети подрастали. Сердце отца умиляло, что его красивая, как куколка, дочь волнуется за него, не ложится спать, пока он не вернется с работы. Частенько Анюта ожидала его прямо во дворе. И, заслышав шаги отца, бежала навстречу.
— Папка! Я совсем заждалась тебя! — слышал он тревогу в родном голосе.
Иногда она вместе с братом ходила встречать его на заставу. И тогда все втроем возвращались домой.
О-о! Каким счастливым и дорогим было то время! Афанасий даже не думал о женщинах. Он забыл о них, словно никогда не имел ни одной. Да и до них ли ему было? Служба на заставе — как хождение по лезвию ножа. Всякую минуту подстерегает опасность, нигде и ни в чем нельзя оплошать, ошибиться. Он понимал, что нужен детям живым. И не рисковал собою бездумно, как раньше. Афанасий знал, расслабиться он может только дома, в своей семье. На службе он был собран, как пружина.
Покоем в семье дорожил не меньше жизни и считал, что заслужил его. И эта тишина будет длиться бесконечно.
Он и не заметил, как повзрослел и возмужал его сын. Афанасий уговаривал Виктора подумать всерьез над будущим и не связывать свою судьбу с военкой. Но парень остался при своем мнении и ни о чем другом слышать не хотел. Он считался с отцом во всем. Но в отношении будущего определился с детства. И готовился к поступлению в военное училище.
Не отказалась от своей мечты и Аннушка. Едва закончив школу, уехала в Ашхабад, поступила в медучилище. Афанасий очень скучал без нее. В доме без дочери стало непривычно тихо. А вскоре и сын поступил в училище, уехал, простившись с отцом наспех.
— Я буду тебе писать. Обо всем подробно. Не скучай. Не обижайся! У всех когда-то кончается детство и мы покидаем очаг. Но, уходя, не забываем. Он остается теплинкой в сердце и памяти. А значит, ты всегда со мной! — вскочил в вагон и, подойдя к окну, помахал рукой, улыбнулся глазами Мананы.
У Афанасия дрогнул подбородок: «Мальчонка мой! Зачем взял пример с меня? Ведь будь я штатским, и ты выбрал бы себе иную судьбу. Не мотала бы тебя по земле военная служба! Имел бы постоянный дом, не рисковал бы головой! Хотя, может, еще не поступит, не возьмут его?» — теплилась в сердце надежда.
Но Виктор поступил. Он прислал домой самую короткую телеграмму. В ней было всего одно слово: «Ура!». Этим он сказал все.
Афанасий уже не спешил домой. Зачем? Его там никто не ждет. Не встретят дети. Не откроют настежь двери, крикнув радостно и звонко: «Папка! Мы так ждем тебя!» Не сварит любимый кофе Аннушка. Не позовут его дети с собой в горы за маками. Не послушают вместе с ним звонкую песню горной реки.
«Ладно Анютка! Она, может, сжалится, приедет на каникулы домой. А вот Витюшка… Так далеко уехал! Зачем? И у себя в Ашхабаде мог бы учиться. Нет ведь! Дай ему полную самостоятельность, чтоб самому на крыло встать, без родительской поддержки. Глупыш мой! Сколько лишних синяков получишь?» — вздыхал Афанасий.
А однажды вечером изумленно подскочил к окну. Нет, ему не померещилось! Он услышал, как кто-то под окном пел грузинскую песню. Афанасий выбежал во двор и увидел Тимурия. Тот приехал в гости, не предупредив. Рядом с родственником, переминаясь с ноги на ногу, стоял часовой. Начальник заставы не говорил о приезде родни и никого не ждал. А этот приезжий, вот чудак, вместо того, чтобы войти в дом, сел на завалинку и горланит на весь свет на непонятном языке.
Афанасий радостно бросился к нему:
— Спасибо, что приехал! Стоило предупредить, я бы встретил!
— Зачем? Земля, хоть и большая, но люди на ней не теряются. Твой сын, наш Витек, уговорил меня навестить тебя! Чтобы не прокис ты в одиночестве! Вот я и приехал!
