Эльмира Нетесова - Заказанная расправа
В учительской было шумно. Преподаватели собрались на большую перемену, что-то оживленно обсуждали. Увидев Афанасия, мигом стихли, как по звонку, удивленно рассматривали его.
— Анастасия! Кажется, к вам пришли! — тихо сказала костлявая желчная дама. Настя стояла у окна, словно не верила глазам.
— Я помешал? — спросил Афанасий.
— Пойдемте в коридор на пару минут! — попросила Настя, покраснев до волос.
— Зачем пришел? — спросила, забыв поздороваться.
— Принес кое-что показать, — он полез за письмом. — Жена прислала согласие на развод!
— А я тут при чем? Поздно, Афоня! Поезд ушел. Я уже замужем! Ты больше не интересуешь меня!
— Как? Так быстро? Мы с тобой больше года…
— Я устала ждать! Человек не может долго стоять на одной ноге. Это противоестественно. Любому нужна надежность, твердая почва под обеими ногами! И плечо, на которое можно всегда опереться. Я нашла все это в своем муже. Он, как скала! А ты — не тот! Не созрел. Ты, как бездомная кукушка, которая всю жизнь живет без гнезда и детей. Все присматриваешься, никак не решаешься. Думаешь, что тебя будут брать приступом, ловить всю жизнь в силки? Ошибся, мой милый! Ты не единственный на свете. И кроме кукушек, а она далеко не лучшая птаха, не перевелись на свете настоящие орлы! Мне повезло! А ты лети дальше, морочь головы другим! — повернулась и пошла в учительскую.
— Настя! Я люблю тебя! — крикнул он ей вслед отчаянно, надеясь на чудо. Но чуда не случилось. Она плотно закрыла за собою дверь.
Он сидел на лекциях, слушая и не слыша. Его пытались расшевелить, но это не удавалось. Звенящая боль и пустота в душе, казалось, сломают человека окончательно. И тогда он решил позвонить домой, поговорить с детьми, с Мананой. Уж там-то его не должны были забыть.
«Может, стоит помириться? Уговорить начать все заново? А как объясню разговор с Тимурием? Наверное, лучше не спешить. Сказанное не воротишь. Огляжусь! Ведь получил вольную. Но… Черт побери! Почему не радует свобода, а шея так ноет по сладкой семейной лямке? Как надоела общага и сухомятина, грязные носки и рубашки. А еще обидно, что меня никто нигде не ждет. Не обнимут за плечи теплые руки, никто не скажет: «Наконец-то ты вернулся! Любимый!»
Так говорила Настя. У Мананы эти слова светились в глазах. Каждый день. Теперь уж она не станет ждать. Погаснут огни. Или засветят другому и тоже будут счастливы. С кем-то, не со мной! Но почему? — Набирает знакомый номер. Никто не поднимает трубку. — Видно, все спят. Не ждут звонков ниоткуда. А может, ушли ночевать к родне? Со своими все легче пережить…
Что ж, ладно. Подожду, пока боль уляжется. Тогда говорить будет проще», — решает Афоня, заставляя себя никогда не вспоминать Настю.
Через пару недель он уже начал оживать. Перестал хмуриться. Снова с интересом оглядывался на девчат, подмечая стройные ноги, высокую грудь, тонкие, гибкие талии, нежные голоса, звонкий смех.
— Афонька! Ты прирожденный кобель! От одной не обсох, на другую заглядываешься! Ну и прыть!
— А чего ему киснуть? Он теперь холостяк. Его шалава предала, не дождалась. Засвербило у нее — схомутать мужика, даже оглядеться не дала, дух перевести! Враз стреножить вздумала! Ишь, стерва! Еще неизвестно, кто из них больше потерял. Давай, Афоня! Не тушуйся! Жми на полную катушку! Все бабы одинаковые! Нечего из-за них страдать! Они лишь игрушки! Меняй почаще! — поддержал один из курсантов, решивший еще с ранней юности остаться на всю жизнь в холостяках.
Вместе с ним Афанасий ударился во все тяжкие. Знакомился, встречался с разными девицами. Веселые, раскрашенные, вульгарные, они пили наравне с мужиками, легко шли на сближение, ничего не требуя, не ставя условий. Времени у них всегда было полно, веселья, грубоватых шуток — завались. Скучать никогда не приходилось. Они никого не прогоняли. Но и не ожидали. Они не умели любить.
— А чего ты хотел от них? Это ж дешевки! Отвел душу и в сторону! Не пускай баб выше брючного ремня! Ни одна того не стоит, — слышал он от Димки.
Но в снах своих средь бесшабашных, угарных ночей видел Афанасий горное село, приткнувшееся среди скал, дом, сплошь увитый виноградом, и детей… Резвятся в саду, соорудили качели меж яблонь… Как завихрились кудряшки на голове сына, как звонко смеется Анютка! А вон и Манана спешит к ним. Улыбается. Но почему, откуда взялись у нее Настины глаза?
Проснется человек и смотрит, смотрит в темноту, вспоминая, сколько ж лет не видел он своих детей?
«Скоро пять! Они уже стали совсем большими и вряд ли их интересуют качели. Да и Манана не могла сохраниться прежней. Конечно, состарили и согнули заботы. Легко ли ей одной с двумя детьми? Надо им помочь! Выслать денег. Но примут ли? Сколько ни пытаюсь звонить, молчит телефон! Никто не поднимает трубку. Почему?
Все же стоит позвонить Тимурию — попробовать исправить все. Слетаю к ним после защиты диплома! Как бы то ни было, а семья есть семья! Заживу человеком! А там… Уговорю Манану переехать на новое место службы. Начнем жизнь как будто заново, перечеркнем прошлое, словно его и не было», — решает человек и отодвигает от себя спящую рядом чужую потную деваху.
Позвонить? Легко об этом думать ночью. Когда наступает день, многое меняется.
«Вот защищусь, пройду распределение, тогда и позвоню. Будет о чем говорить уже предметно. А сегодня — что предложу? Опять ждать? Пошлют меня и не станут слушать», — уговаривал себя Афанасий.
Новое назначенье он получил вскоре после защиты диплома. Служить его направили в Среднюю Азию — в Туркмению. Сразу предупредили утешительно, что его погранзастава находится совсем недалеко от Ашхабада. Но… Его участок границы с Ираном — один из самых сложных.
— Вам не привыкать. Задачи те же, что и на Кавказе. Только теперь вы направляетесь начальником погранзаставы. А значит, и спрос с вас будет строже.
— А где прежний? На пенсии? — поинтересовался вяло.
— Погиб. Убили его. Неделю назад.
— Кто?
— Наивные вопросы задаете! Вы не новичок! Знаете, кто убивает пограничников. Вот и ваш предшественник — погиб при выполнении своего долга… На этом участке за пять лет он третий! А сколько рядовых полегло…
Афоня невольно вздрогнул. Не по себе ему стало.
— Знаете, до этого сложнее приходилось. Случалось, даже семьи вырезали, бандюги. Теперь не рискуют. Границу укрепили. Но все равно — постреливают. Все не можем найти туда медиков, хороших водителей. Боятся люди. Потому желающих маловато. Зато с той стороны — не спят. Чуть ослабнет граница, целыми караванами пойдут наркотики. Отдыха у вас не будет. Вы имеете подготовку, но настоящую закалку получите на новом месте, — пообещал кадровик-полковник. Пожелав всяческих успехов, подал на прощанье руку и добавил:
— У вас отпуск на целый месяц. Надеемся, вам не нужно так много. Сами понимаете причину нашей спешки. Постарайтесь побыстрее прибыть на место.
Афоня решил не откладывая поговорить вечером с Тимурием. Едва прошел звонок, трубку тут же подняли:
— Афанасий? — услышал он удивленное.
— Да! Это я! Закончил академию. Получил диплом и назначение.
— Поздравляю! Только не понял я, чего ты мне о том рассказываешь?
— Послушай, Тимурий, после того разговора я многое передумал. Нет, я не завел второй семьи. Скажи, как там мои? Почему не поднимают трубку. Я часто звонил, но не смог ни разу поговорить ни с кем!
— Как поговоришь? Ведь дом Мананы, да и не только этот дом, а половину села снесло оползнем. Еще два года назад.
— А мои? Манана и дети? Где они?
— Чего кричишь вслед смерти? Она глухая. И коль забрала — не возвращает никого! Нет Мананы! Она была дома. А дети живы! Они у меня! Все это время живут с нами.
— Тимурий! Брат мой! Прости меня, дурака! Отдай мне хотя бы детей! Я не могу больше без них! — взмолился человек.
— Как отдам? Засуну в телефон? Прилетай! Поговорим…
Он приехал в село под вечер и содрогнулся, не узнав его. Больше половины домов, какие помнил, словно бурей бесследно смело с земли. Лишь красная глина толстым слоем, отделив жизнь от смерти, спрятала в своей утробе всех, кто не сумел, не успел выскочить из дома и спастись.
— Дети в тот день ночевали у меня. Так часто бывало, — рассказал Тимурий. — Вместе с моими пасли овец, устали. Загнали баранов в кошару и сами вскоре уснули. Сморило их под дождь. В ту ночь он был особо сильным. Черной рекой лил с неба. Шум стоял такой, что все проснулись. В темноте ничего не было видно. Все тряслось и дрожало, гудели земля и небо. А потом мы услышали треск и крики. Манана ничего не успела. Она спала… Я не стал ей говорить о нашем разговоре. Решил не спешить. Ждал, когда в тебе проснется отец. И Манана ждала тебя… До последней секунды верила, что вернешься к ней. Уже насовсем. Но не повезло ей дожить до нынешнего дня. Нет, не из-за тебя погибла! Не прокляла за измену. Ты остался в любимых. Таких не убивают. Живи.
