Евгений Сухов - Сходняк
— Да, да! Николай Валерьянович в курсе. Более того, он уже неделю как сам занимается вплотную этим делом. Суть проблемы: ты слышал об убийстве депутата Шелехова?
Сержант кивнул.
— Так вот, — продолжал Варяг, — Шелехов был моим человеком. Скажу больше, я делал на него серьезную ставку в большом «проекте»… политическом проекте… и теперь, когда его убрали… В общем, все мои планы на ближайшие годы могут рухнуть. У меня есть сильное подозрение, что, может, именно поэтому его и убили. Но все очень запутано и неочевидно. В деле фигурирует крупная сумма в валюте, которую Шелехов вез из-за границы и которая бесследно исчезла.
Можно предположить, что убийство произошло из-за денег. Но ведь возможно и то, что заказчик убийства знал об этих деньгах и ими расплатился за заказ. Николай Валерьянович пытался работать по линии МВД, но там все глухо. Надо активизировать воровские круги, но так, чтобы люди не знали, что я этим интересуюсь, ты меня понял? Это очень важно. Как там в Северной Филат поживает?
— без перехода спросил он.
— Поживает… — туманно отозвался Сержант. — Сейчас я мало общаюсь с законными… Да и в Питере подолгу не бываю. Я себе дом купил в Финляндии на озерах — так большей частью там сижу. Охочусь.
Варяг кивнул понимающе.
— Ладно, тогда я его сам озадачу. Словом, расклад такой. Ты Михалыча помнишь? — И, не дожидаясь ответа, продолжал:
— Старик мне обещал содействие, но ему это будет трудно. Сильно сдал в последнее время… Сам я к ворам сейчас не могу обращаться — у меня с ними напряженка. Надеюсь, что временная. В общем, ясна задача?
Сержант полез в карман куртки, достал пачку сигарет «Кэмел» и спросил:
— У тебя тут курят?
— Валяй! — усмехнулся Владислав.
— Задача вроде ясна. — Сержант прикурил от тяжелой зажигалки в виде слона. — Но чемоданчик-то зачем ты просил подвезти?
Варяг нахмурился:
— Это самое главное. Не исключено, что ты мне понадобишься со своим чемоданчиком очень даже скоро. Но давайте все по порядку А что и как, я скажу послезавтра.
— А завтра-то что? — нахмурился Сержант. Варяг неопределенно пожал плечами:
— Завтра пятница. Завтра большой сходняк. Но там меня подстрахуют люди Николая Валерьяновича. — Он повернулся к Чижевскому. — Только на этот раз я прошу вас, чтобы не повторилась прошлая история. Не надо врываться в зал.
Никаких резких движений. Они этого не любят. И не прощают. Да и мне, признаться, это не по нраву. Пусть ваши люди подъедут туда, на Дмитровку, часам к шести вечера. Только близко пусть не подходят — «пехота» их тут же засечет и, чего доброго, вырубит. Там напротив лучше расположиться, на противоположной стороне шоссе. Там стоит дом на капремонте. Очень удобное место для наблюдения и… в случае чего близко. Да что мне вас учить, товарищ полковник, многозначительно, с улыбочкой констатировал Варяг. — Ну а сход начинается в семь. Я думаю, часа хватит, чтобы как следует осмотреться.
Чижевский, внимательно слушая Варяга, что-то черкал в своем блокноте.
Сержант молча смотрел на Варяга, никак не выдавая своих эмоций.
Варяг встал и в глубокой задумчивости прошелся по кабинету.
— В каком-то смысле я сам виноват, что с правильными людьми у меня напряг выявился, — размышляя вслух, обратился он к Сержанту. — Я в прошлый раз привел с собой людей Николая Валерьяновича и, похоже, все испортил. Чуть стрельба не поднялась… Это не дело.
Он подошел к Сержанту и положил ему руку на плечо.
— Сказать по правде, Степан, завтрашняя встреча меня тревожит. Что-то здесь не так, что-то происходит, а что именно — понять пока не могу. Может, прав старый вор Михалыч, что спецслужбы втихаря вербуют воровскую элиту, которая давно уже с гнильцой местами. Но если бы речь шла о таких козлах, как Кайзер или Тульский, — это было бы неудивительно, но что Закир Большой или Толян под чужую дуду плясать начали — вот что странно?…
Глава 12
Ночник в виде стеклянной нимфы, сжимающей в руке небольшой факел с красноватой матовой лампочкой внутри, стоял на низкой тумбочке у кровати. От него струилось мягкое ровное сияние, в котором купалась спальня. Владислав лежал лицом к Лене, подперев голову правой рукой. Его левая рука медленно скользила по ее обнаженному плечу.
— Ну что ты молчишь? — тихо спросила Лена, тревожно вглядываясь в его лицо серо-голубыми глазами. — Так ничего и не скажешь?
Он чуть улыбнулся.
— Пока нет. Давай оставим разговор до завтра. Все, что я мог тебе сказать, уже сказано. А больше тебе пока знать не следует. Из-за этого я потерял стольких близких людей, что уж и со счета сбился, — жену и сына, Вику, Егора Сергеевича… Теперь не хватало еще и вас с Лизой потерять. Это опасная игра, Леночка. Очень опасная. И ставки в ней очень высоки. Выше не бывает. — Владислав сел, отбросив одеяло в сторону. И она невольно залюбовалась его сильным, мускулистым телом с голубой наколкой на груди. — Завтра все должно решиться. Мне не надо тебе объяснять, ты ведь и сама многое понимаешь — что я, кто я, какими Делами занимаюсь…
— Владислав, ты — преступник? — вдруг очень серьезно и неожиданно спросила Лена, устремив на него пристальный взгляд.
Он даже рассмеялся от этих слов.
— А что такое преступник, Леночка? Что такое преступление? Это фикция, условность, которую общество… вернее, одна часть общества придумала для того, чтобы оправдать… — Он нахмурился, подыскивая слова. — Оправдать свое господство над другими.
— Да? — вспыхнула она. — А как же убийство? Вот убили Шелехова — твоего знакомого. Это разве не преступление? А все эти заказные убийства бизнесменов, банкиров… А скандалы с отмывкой денег?
Владислав покачал головой. Ему сейчас совершенно не хотелось вступать с милой девушкой в философские дискуссии, но она говорила так искренно, так горячо, что невольно задела его самолюбие. Надо было что-то ответить.
— Дело в том, Лена, — медленно заговорил Варяг, — что в нашей стране — уж так сложилось, так уж издавна повелось — закон никогда не имел железной силы всеобщего правила. Законы всегда обслуживали какую-то одну группу людей. А другие люди нарушали эти законы и становились преступниками, так их называли.
Большевики в семнадцатом пришли к власти и сразу нарушили все мыслимые законы государства — стали отбирать собственность и деньги — словом, грабили награбленное. Вот с них-то все и пошло вразнос, если хочешь. А потом внутри построенного ими — заметь, на изначальном грабеже и воровстве построенного — государства возникли группы людей, которые решили: а какого черта — этим можно было грабить и убивать, почему же нам нельзя? Больше того, они решили, что, грабя и убивая государственных грабителей и преступников, они совершают благое дело.
— И ты, значит, считаешь, что это правильно? — тихо заметила она, чуть отодвинувшись. Владислав кивнул.
— Во всяком случае, все то, чем я занимаюсь сейчас, то, чем я занимался последние десять лет, я делал правильно. Меня жизнь сильно ломала, Лена, сильно ломала, но не сломала. Я на изломе оказался прочный. Помню, был у меня один знакомый — плохой человек, мерзкий. Он любил повторять: моя власть сильна, я тебя в бараний рог могу скрутить, а ты и не пикнешь. Так вот, представляешь, не скрутил — и я не пикнул. А кончилось дело тем, что я его как-то совершенно случайно встретил на улице и… прикончил… как последнего гада…
— Неужели у-убил? — упавшим голосом переспросила Лена.
— Да, Леночка, я его убил. Убил полковника Беспалого. Он был начальником лагеря, где я сидел. Где мне суждено было бы заживо сгнить. А я выжил. Сам не знаю как, но я выжил. Бежал. А потом встретил эту мразь на улице и… и понял, что он не имеет права на жизнь. Эту мразь надо было убить, вот я и убил. Если хочешь знать, в тот момент я ощущал свою полную правоту. По всем человеческим, именно человеческим, понятиям он был преступник. У него на руках кровь десятков невинных. И я его покарал. И знаешь, Лена, при этом я ни минуты не колебался.
Лена смотрела на Варяга широко раскрытыми глазами, и трудно было понять, что скрывается в ее взгляде — то ли испуг, то ли восторг.
— И многих ли ты убивал в своей жизни, Владик?
— Нет, — честно сказал он. — Немногих. Потому что проливать кровь так вот запросто, как убили Леонида Васильевича Шелехова, — нельзя. По понятиям не положено. Вот почему я хочу найти убийцу Шелехова. Найти и покарать.
Лена сглотнула слюну и провела узкой рукой по лбу, словно смахивая невидимую паутинку.
— Но ты мне не ответил на первый вопрос… Хотя, может быть, и не стоит отвечать. Раз ты сам убивал… Владислав обнял ее за голые плечи и привлек к себе.
— Ты хочешь знать, преступник ли я. Что ж, по их законам, наверное, да, преступник. Но знаешь, по моим законам, они — кто втихомолку грабил страну многие годы, а особенно в последние десять лет, они преступники во сто крат большие. И сами, те, кто правили страной, и их нынешние внуки и правнуки, кто по блату и по наследству получили все эти банки, нефтяные компании, алюминиевые комбинаты… А я считаю себя ничуть не хуже, не глупее их. Может, у меня дело-то получше пойдет, чем у них, у бывших чиновников, которые сегодня в олигархах ходят: они все время при делах. Ты их в дверь, они в окно.
