Возвращение - Литтл Бентли
Такое количество сложных и запутанных совпадений просто в голове не укладывалось. Неужели все это было каким-то образом предопределено? Неужели он должен был оказаться в этом месте в это время? И ему было суждено найти эти картины? Глен не знал ответа, но ему казалось, что им манипулируют, что он — пешка в руках некоей всеведущей силы, способной изменять действительность по своему желанию и организовывать на первый взгляд случайные события в соответствии с каким-то общим планом!
Глен пребывал на грани отчаяния, готовый признать полное отсутствие у себя свободной воли, но вдруг понял, что видит все в неверном свете. Для всего существуют самые разные объяснения, бесчисленные варианты даже для вроде бы связанных между собою событий и фактов, для выводов, которые кажутся незыблемыми. Конечно, тот факт, что он находится здесь и видит эти картины, может быть частью сложного плана, но может быть и абсолютной случайностью. Или есть еще какое-то объяснение, которое он по своей глупости или близорукости просто не видит… Черт возьми, вполне возможно, на картинах изображен не он. Может, это какой-то исторический персонаж, похожий на него…
Нет. Глен твердо знал, что это не так.
Его взгляд переместился на вторую картину триптиха. На ней он тоже стоял на развалинах древнего поселения, но теперь лицом к яркому белому свету, сияющему кругу, очень похожему на звезду. В лучах этой звезды шли две шеренги мужчин и женщин в древних и современных одеждах.
На последней картине его вообще не было. Одежда, которую он носил — нечто вроде коричневого костюма, — лежала поверх огромной груды костей, раз в десять больше, чем на первом рисунке. Белое сияние находилось справа от костей, и на его фоне выделялась странная фигура: плотный мускулистый мужчина с растрепанной гривой рыжих волос.
Глен прошел вдоль первого ряда скамей к правой части поперечного нефа. Здесь картины оказались еще более странными. На первой снова был он, на этот раз с маленьким мальчиком. Они шли мимо группы стоящих на коленях индейцев и своры жутких, уродливых собак. В небе над ними на солнечном диске стоял человек с растрепанными волосами.
Вторая картина изображала засохшие деревья и невспаханные поля рядом с покинутым городом, состоящим из квадратных, почти одинаковых строений. Единственная человеческая фигура — силуэт мужчины на солнце.
На последней части триптиха рыжеволосый был изображен в пещере или в затемненной комнате; он смотрел на Глена и мальчика, державших нечто вроде веревки, от концов которой отходили зигзагообразные молнии. Мужчина кричал от ужаса или боли. На стене за ним виднелось каменное колесо с вырезанными символами.
— Что все это значит? — благоговейным шепотом спросила Мелани.
— У меня в машине есть одноразовый фотоаппарат, — сказал Глен. — Захватил на случай аварии. Давай я принесу его и попытаюсь это сфотографировать. Покажем Элу или его другу. Может, они что-нибудь поймут… — Он направился к выходу.
— Постой! — окликнула его Мелани. — Одна я тут не останусь!
Глен схватил ее за руку, и они вышли из церкви; щурясь на солнце, спустились по ступеням и остановились, ожидая, пока глаза привыкнут к яркому свету.
— Хочешь пойти со мной? — спросил Глен. — Или…
Мелани отошла от церкви на несколько шагов.
— Подожду здесь. Только быстрее.
Глен побежал по грунтовой дороге к шоссе. От жарких солнечных лучей он вспотел, но холодок, проникший глубоко внутрь, когда он был в церкви, так и не рассеялся. Достав фотоаппарат из отделения для перчаток, Глен поспешил обратно.
— Совсем потерял форму, — сказал он, отдуваясь и вытирая пот со лба.
Мелани рассеянно улыбнулась.
— Минутку, только отдышусь.
— Давай я сфотографирую, — предложила она.
— Подожди здесь, — собравшись с духом, Глен направился к церкви.
— Я пойду с тобой.
— Нет, я вернусь через минуту!
Он поднялся по ступеням и вошел внутрь.
Света маловато, а вспышки у фотоаппарата не было. Глен сделал по два снимка каждой панели и три — каждого триптиха. На пленке оставалось двенадцать кадров. Жаль, что не двадцать четыре — нужно было брать новую кассету, — но разницы, скорее всего, никакой. Света либо достаточно, либо нет.
Выйдя из церкви, он заметил, что у Мелани встревоженный вид.
— Что случилось?
Она нерешительно посмотрела на него.
— Я… я от тебя это скрывала. Сама не понимаю, почему… — Мелани порылась в сумке и достала глиняный черепок. — Отец нашел у себя во дворе. В Бауэре.
Глен взял осколок керамики и принялся внимательно разглядывать. На глиняной поверхности было грубое изображение дома, современного дома.
— Это…
— Аутентично, как и мой портрет. Я уверена. Керамика анасази, стиль анасази, — Мелани облизнула губы. — Дело в том, что эта штука меняется. Рисунок. Иногда… в окне видно лицо. Иногда оно улыбается. Иногда — нет. И я не знаю, что хуже.
— Сейчас я не вижу лица.
— Да. Может, спит или… не знаю. Это дом моих родителей, в котором я выросла. Мне кажется, что эта штука похожа на хрустальный шар. Не тот, который показывает будущее, а как в «Волшебнике Изумрудного города», где ведьма позволяет Дороти посмотреть, что происходит у нее дома, на ферме. Вот почему я думаю, что это маленькое лицо либо спит, либо бодрствует.
— Ты хочешь сказать, что это существо живет в доме твоих родителей?
— Не совсем. Я… не знаю.
— Как оно выглядит?
Мелани вздохнула.
— Очень странно. Похоже на клоуна. И немного напоминает силуэт на панелях, — она кивком указала на церковь. — Тот, с растрепанными волосами.
Холод, прятавшийся где-то внутри, прорвался наружу — Глен почувствовал, как на коже проступили мурашки.
— Оставь его, — сказал он. — Здесь. Нет никакой причины носить его с собой, правда? Выбрось его, избавься. Эта штука меня пугает. Хватит с нас черепа в багажнике, а тут еще… — Глен покачал головой. — Давай оставим черепок, уберемся отсюда и поедем дальше.
— Не знаю. Он же из древнего поселения. Может, понадобится для более точной картины… Как-то неправильно просто бросать его здесь.
— Но ведь ты не показывала его Элу, так?
— Нет, — призналась Мелани.
— И, по всей видимости, не собиралась. Послушай, никто его не будет искать. Там куча керамики. И костей. И еще развалины. Этот черепок не понадобится. — Глен посмотрел ей в глаза. — Я не хочу, чтобы эта штука путешествовала с нами. Мне она не нравится.
— Мне тоже.
— Но?
— Но… не знаю. Может, я боюсь с ней расстаться — боюсь, что-то случится…
Глен умолк. Не исключено. Он ничего не понимал в таких вещах. Тут они словно блуждают в потемках. Он отдал черепок.
Пальцы Мелани сомкнулись и крепко сжали маленький осколок керамики. Вдруг она размахнулась и выбросила его. Он приземлился среди сухих сорняков у самых ступенек церкви.
— К черту, — сказала Мелани. — Надоело!
Глен почувствовал облегчение, хотя и не смог бы объяснить почему. Да, они не понимают, что происходит, и, возможно, вовлечены во что-то грандиозное, но, по крайней мере, они еще способны сами принимать решения. А это уже кое-что.
— Поехали, — сказал Глен.
Они пошли к машине.
— Мы кому-нибудь расскажем об этом месте? — спросила Мелани. — Позвоним в полицию?
— Не знаю, — вздохнул он.
— Похоже, никакого преступления тут не было, но… — Женщина взмахнула рукой. — Город брошен. Все исчезли!
Глен почувствовал себя персонажем из фильмов 70-х годов, в которых бесстрашный герой и его девушка попадают в пустой город и обнаруживают, что человечество внезапно исчезло. Он понимал, что это глупо, но его охватила паника — хотя и не слишком сильная, — и ему захотелось поехать в другой город, убедиться, что в мире еще остались люди. А что, если, подумал он, следующий город тоже пуст? И следующий? И следующий? Что, если они вернутся в Альбукерке, а весь город окажется безлюдным — машины без водителей на шоссе, брошенные гамбургеры, которые шипят на гриле ресторанов фастфуда, и дождевальные установки, поливающие пустые лужайки?
