Лицо в темноте - Робертс Нора
А вот она хотела. Хотела увидеть живого Даррена. Заморгав, чтобы снова не заплакать, Эмма попыталась смотреть на траву и услышала голос отца, хриплый от горя:
—…пройдя через долину теней смерти, я не испугаюсь зла… «Но зло тут! — захотела крикнуть Эмма. — И оно убило Даррена. И у зла не было лица».
Она взглянула на птицу, взмывшую в небо, проводила ее глазами и на вершине соседнего холма увидела человека. Он спокойно глядел на могилу, на их горе и молча фотографировал происходящее.
Он никогда не будет прежним.
Брайан медленно, но упорно напивался, прикладываясь к бутылке ирландского виски. Ничто не будет прежним. Но алкоголь не облегчал боль, она лишь уходила вглубь.
Он даже не мог утешить Бев. Видит бог, он пытался, хотел утешить ее, хотел, чтобы она утешила его. Но Бев превратилась в бледную молчаливую женщину, стоявшую рядом с ним, когда их ребенка опускали в могилу. Она полностью ушла в себя, отгородилась от внешнего мира, и ничто больше ее не трогало.
Она ему нужна, черт побери. Нужен человек, который сказал бы ему, что есть объяснение случившемуся, есть надежда, даже сейчас, в черные дни жизни. Поэтому он привез Даррена в Ирландию, поэтому настоял на службе, молитвах, отпевании. Однако ни знакомые слова, ни запахи, ни то, что священник выполнил все согласно Писанию, не облегчили боль.
Брайан больше никогда не возьмет сына на руки, не увидит, каким тот вырастет. А болтовня о вечной жизни не имеет значения, раз он не может прикоснуться к своему мальчику.
Если утешения нет, надо учиться жить с горем. В кухне еще пахло пирогами и отлично прожаренным мясом, хотя родственники давно разъехались. Он должен чувствовать признательность. Ведь они хотели быть рядом с ним, приготовить еду, погоревать о смерти мальчика, которого большинство из них ни Разу не видели.
Брайан отдалился от семьи, так как у него появилась собственная семья. А теперь то, что от нее осталось, спало наверху. Даррен спал в нескольких милях отсюда, рядом с бабушкой, которую никогда не видел.
Брайан залпом осушил стакан и, намереваясь полностью забыться, снова наполнил его.
— Сын?
Подняв взгляд, Брайан увидел мнущегося в дверях отца и чуть не засмеялся. Они поменялись ролями. Было время, когда мальчишка крался через кухню, где сидел, напиваясь до бесчувствия, его отец.
— Да.
— Тебе нужно бы поспать.
Глаза старика задержались на бутылке. Не говоря ни слова, Брайан протянул ее отцу. У пятидесятилетнего Лиама Макавоя было круглое, в склеротических прожилках лицо, голубых, как у сына, мечтательные глаза и светлые, теперь поседевшие и поредевшие волосы. Он стал худым, даже костлявым и уже не казался Брайану, как в детстве, большим, сильным человеком. Увидев протянутую к бутылке руку отца, Брайан невольно вздрогнул. Она была так похожа на его собственную: изящная, с длинными пальцами. Почему он раньше этого не замечал?
— Хорошие похороны, — сказал Лиам. — Твоя мать будет рада, что малыша привезли сюда и положили рядом с ней.
Налив себе виски, он жадно выпил. За окном начался мягкий ирландский дождь. Они никогда раньше не пили вместе и, может, в конце концов найдут что-то общее. За бутылкой.
— Фермерский дождь, — начал Лиам. — Он напоит землю. Фермерский дождь. Его сын мечтал стать фермером. Неужели к Даррену перешло от деда так много?
— Я не хотел, чтобы он был один. Я подумал, что ему нужно вернуться в Ирландию, к родным.
— Это правильно.
Брайан закурил и толкнул пачку к отцу. Разве они говорили когда-нибудь наедине? Если да, то Брайан не помнил.
— Такого не должно было случиться.
— В этом мире происходит много такого, чего не должно происходить. — Лиам зажег сигарету и взял стакан. — Того ублюдка поймают, мой мальчик. Поймают.
— Прошла уже неделя. — Она казалась Брайану долгими годами. — А результатов никаких.
— Поймают, — настаивал Лиам. — И проклятые ублюдки будут гореть в аду. Тогда бедный мальчуган обретет покой.
Брайан сейчас не хотел думать о мести. Не хотел думать о том, что его дорогой малыш обрел покой в земле.
— Почему ты ни разу не приехал? — спросил он. — Я посылал тебе билеты на свадьбу, на рождение Даррена, на дни рождения Эммы. Господи, ты даже не видел его. Почему ты не приезжал?
— Хозяйствовать на ферме — тяжелая работа, — ответил между глотками Лиам. Его всегда переполняли обиды, и одна сразу цеплялась за другую. — Не могу бездельничать по твоему желанию.
— Ни разу. — Брайану вдруг показалось, что он нашел ответ. — Ты мог бы отправить маму. Пока она была жива, мог бы отпустить ее.
— Место женщины — рядом с мужем. Хорошенько запомни это, мой мальчик.
— Ты всегда был эгоистичным ублюдком.
Рука отца, на удивление сильная, прижала руку Брайана к столу.
— Следи за своим языком.
— На этот раз я не убегу и не спрячусь, отец, — с готовностью ответил Брайан. Он насладился бы дракой прямо здесь, прямо сейчас.
Медленно убрав руку, Лиам взял стакан.
— Не стану бодаться с тобой сегодня. В день, когда обрел успокоение мой внук.
— Он не твой. Ты ни разу не видел его живым, тебе было на все наплевать. Ты просто сдавал в кассу билеты, которые я присылал, чтобы купить виски.
— А где был ты? Где был ты, когда умерла твоя мать? Где-то шлялся, играл свою проклятую музыку.
— Эта проклятая музыка дала тебе крышу над головой.
— Папа. — В дверях стояла испуганная Эмма, прижимая к себе Чарли. Услышав сердитые голоса, почувствовав запах спиртного, она решила не заходить в комнату.
— Эмма, что ты делаешь внизу? — Нетвердыми шагами Брайан подошел к дочери и взял ее на руки, следя за тем, чтобы не задеть гипс.
— Мне приснился плохой сон. Змеи вернулись, чудовища тоже.
Она продолжала слышать крики Даррена.
— Трудно уснуть в незнакомом месте, — поднялся Лиам и нежно потрепал девочку по голове. — Дедушка угостит тебя молоком.
Эмма фыркнула, когда тот достал старую обколотую кастрюлю.
— Можно, я останусь с тобой? — спросила девочка отца.
— Конечно. — Брайан отнес ее к стулу и посадил к себе на колени.
— Я проснулась, а тебя нет.
— Я здесь, Эмма, — сказал он, глядя на Лиама. — Я всегда буду с тобой.
«Даже тут, — подумал Лу, — даже в такое время». Он изучал нечеткие снимки похорон Даррена Макавоя, опубликованные в газете, купленной у кассы супермаркета, куда его послала за хлебом Мардж. Как и все, связанное с Макавоями, газета привлекла его внимание. Уединившись дома, Лу ощущал себя человеком, вторгшимся в чужие тайны и чужое горе. Оно было на лицах всех присутствующих. Хотя снимки оказались нечеткими, лейтенант разглядел девочку с перевязанной рукой.
Что видела Эмма, что запомнила? Врачи, с которыми он консультировался, уверяли, что если девочка и стала свидетелем преступления, то заблокировала свою память. Может, она вспомнит завтра, через пять лет, возможно, никогда.
«ОПУСТОШЕНИЕ» У МОГИЛЫ»
Десятки заголовков. У лейтенанта их уже целый ящик в письменном столе.
«ВЫДАЛИ ЭММА СВИДЕТЕЛЬНИЦЕЙ УЖАСНОЙ СМЕРТИ БРАТА?»
«РЕБЕНОК ЗВЕРСКИ УБИТ ВО ВРЕМЯ ОРГИИ РОДИТЕЛЕЙ»
«РИТУАЛЬНОЕ УБИЙСТВО СЫНА РОК-МУЗЫКАНТА: ОТВЕТСТВЕННЫ ЛИ ЗА ЭТО ПОСЛЕДОВАТЕЛИ МЭНСОНА?»
Грязь. Одна грязь. Смог ли Пит Пейдж оградить Макавоев от худшей части всего этого? Лу с отчаянием положил голову на руки и стал разглядывать снимок.
Теперь он занимался работой, и дома, причем переполненный жаждой мести. Досье, фотографии, записи создавали беспорядок на его столе в углу опрятной гостиной Мардж. Хотя под началом Лу работали хорошие специалисты, он все перепроверял сам, лично изучал материалы следствия, неоднократно обшаривал спальню Даррена.
После убийства прошло больше двух недель, а Лу все еще не добился никаких результатов.
Для любителей преступники, несомненно, хорошо замели следы. А в том, что они были именно любителями, Лу не сомневался. Профессионалы не задушили бы ребенка, за которого можно получить миллионный выкуп, не стали бы делать и жалких попыток создать видимость проникновения в дом извне.
