По кличке Рейнджер - Сергей Иванович Зверев
– Знаю.
– На кого бы Алтаец ни работал, он прежде всего войсковой командир. И привык ломать чужое «не хочу» и сгонять с людей семь потов.
После сытного и вкусного обеда час отдыха. Влад в своей комнате повалился на кровать поверх одеяла и задремал. Разбудил его Летчик.
– На «отстукивание».
– В спортзал?
– Да. Спорткостюм есть?
– Кимоно?
– Сгодится… Сегодня тебе достанется, Рейнджер.
В небольшом спортзале уместились два боксерских мешка, тренажеры, два турника. Разминку проводил Сталлоне, манера держаться выдавала в нем профессионального инструктора-рукопашника.
– Питон, работаешь без огонька, – прикрикнул он.
– Да ладно тебе.
– Еще замечание – и штраф. Ясно?
– Вояка, – пробурчал Питон.
После разминки боевики расселись вдоль стен.
– Гусь, Ящер – на спарринг, – велел Сталлоне.
Двое – высокий подвижный Гусь и широкоплечий, с кривыми ногами и длинными обезьяньими руками Ящер – сошлись в поединке.
Спарринг велся в перчатках. Гусь работал больше ногами, чувствовалась неплохая школа тейквондо. И как у всех тейквондистов, у него наблюдалась брешь в защите – он плохо прикрывал голову от ударов руками. Ящер молотил кулаками, притом достаточно сноровисто. Он действовал на уровне между кандидатом и мастером по боксу и через пару минут отправил противника в нокдаун.
– Питон, Рейнджер – спарринг. Для Рейнджера напоминаю правила рукопашки – коленом не бить, шею не скручивать, локтем не долбить, по затылку – тоже. Ниже пояса – ясно, запрет.
– Все знаю, – сказал Влад.
Судя по лицам зрителей, на сегодня это явилось главным развлечением. Новенький должен показать, на что способен.
Влад пригладил кимоно и шагнул в круг, ощущая на себе оценивающие взоры. Питон заулыбался, и улыбка на его круглой красной морде вышла простоватая и глупая. Он скинул борцовскую куртку, поиграл выступающими мышцами. На левом плече взбугрилась татуировка с изображением древнего воина со щитом и мечом. Она означала, что в зоне ее хозяин был готов, не задумываясь, пустить в ход кулаки или нож. Таких называют «гладиаторами», их используют воровские авторитеты для расправы с провинившимися заключенными. На другом плече синел тюльпан в руке, означавший, что семнадцатилетие Питон встретил в воспитательно-трудовой колонии. В общем, для Влада этот тип совершенно ясен. Сотрудники ИТУ зря борются с татуировками. Для опытного взора не нужна и справка о судимости, все без нее понятно.
Питон, насвистывая под нос нехитрый мотивчик, натянул перчатки на руки с набитыми костяшками, застегнул шлем. Недобро оскалился и тихо произнес, сблизившись с Владом:
– Ну, жмурик…
«Жмурик» означало покойник.
Влад неглубоко вздохнул, мягко выдохнул. Пришел в «рабочий режим». Он уступал противнику килограммов сорок, если не больше. Питон выглядел самым здоровенным громилой из «бандеровцев». Даже Отари и Сталлоне уступали ему.
– Начали, – махнул рукой Сталлоне.
Питон безоглядно устремился в атаку, нанося размашистые удары и не слишком заботясь о защите. Он работал, как паровой молот, – мощно и сокрушительно. Привык наезжать асфальтовым катком и сравнивать все на своем пути. Он относился к ломовикам, которые чаще всего берут призы в боях без правил. На них, физически очень мощных, не чувствующих боли, не действуют никакие удары. Сбить их очень трудно.
Влад знал, как нейтрализовывать ломовиков. Если бы дрался серьезно, тут же срубил бы его ударом-копьем в образовавшуюся брешь. Или придал бы чуток инерции – и пропахал бы Питон пол мордой, потом получил бы по затылку. Удар в биоактивную точку – и Питон угомонился бы надолго. А при желании навсегда. Но Влад просто ушел в сторону, чисто формально наградив нападавшего несколькими ощутимыми ударами.
Русич был уникальным мастером. Русский бой, да и все остальные, основан на рефлексах. Действие противника вызывает противодействие, притом реагируешь на автомате. Некогда думать, решать. Надо действовать. Но истинный мастер способен подчинить себе и рефлексы. Его противодействие четко подчинено программе, которую он сам выбирает, оно дозировано. Мастер успевает просчитать не только отпор, но и его интенсивность. Сейчас Влад сдерживался. Забыл про навыки русского боя. И работал для зрителей где-то на уровне кандидата в мастера по рукопашке – средний показатель офицера-спецназовца.
То, что Питону не хватало в технике, он пытался добрать мощью. Видя, что его удары не доходят до цели, он попытался перейти к ближнему бою, сграбастать в медвежьи объятия, раздавить врага. Влад бросил его через бедро и припечатал к полу.
– Убью, сученыш, – прошептал Питон.
Влад отпрыгнул. Принял стойку.
– Время, – хлопнул в ладоши Сталлоне. – Рейнджер остается. На татами Робот.
Влад сошелся еще с тремя – правила по «отстукиванию» тоже перекочевали из спецназовских подразделений. Там набирали на службу тех, кто выдержит от трех до пяти боев без перерыва с меняющимися противниками. И хотя в условиях современной войны рукопашный бой не слишком и нужен – все решает оружие (впрочем, как и в войнах мафиозных), рукопашка занимает особое место в подготовке «спецов». В ней проверяются и закаляются боевые качества. При помощи ее человек учится держать удар и выстраивать бой. И перестает воспринимать войну только как свое личное дело, пропускать ее через нервы и душу. Когда воспринимаешь войну так – это прямая дорога в психушку.
Влад вел бои с переменным успехом. Иногда зрителям казалось, что новичка вот-вот добьют. Но он умело уходил. Самые мощные удары или не достигали цели, или он гасил их. Хороший русский рукопашник может погасить и удар ломом по голове.
«Отстукивание» новичка закончилось.
– Нормально держался, – одобрительно сказал Сталлоне после конца тренировки. – Школа есть. Какая – не спрашиваю.
– И правильно.
– Держи руку.
Выходя из зала, Влад поймал пристальный взгляд Алтайца, который очень внимательно следил за всеми поединками. Русичу стало не по себе. Неужели помощник Бандеры просек, что новичок ломает ваньку? Вряд ли. Однако…
* * *
– Жиган, ты трепло. И это твой плюс. – Бандера кинул в рот пластинку жевательного табака.
Он не курил, а жевал табак. Привычка эта прилипла к нему давно – когда он слезал с наркотиков. Было время, когда все для него вертелось вокруг одного – дозы. Он не мог без дурмана, затуманивал мозги чем угодно. Он сидел тогда пятерик на строгом режиме и там курил анашу, кололся опийной настойкой, пил чифирь. Когда не было ничего – жрал гуталин и нюхал клей. И погибал. Пахан на зоне, прочно сидящий на наркотиках, – кому он нужен такой? Авторитет стремительно падал.
