Слепой. Большой куш - Андрей Воронин
Курносый казался самой неподходящей для предательства фигурой. Предатели гораздо лучше устраиваются в жизни. Хотя Глебу попадалась и особенная категория предателей – не по нутру, не по призванию. Это были одноразовые предатели, люди с ущемленным самолюбием. Из своего поступка они не извлекали никакой выгоды, получая чисто моральное, притом непродолжительное, удовлетворение.
Вскоре открылись новые обстоятельства, они заставили всерьез принять на рассмотрение этот вариант. Подъезжая к Нахабино, Глеб заметил на хвосте другую, бежевую «девятку». Это нельзя было называть ни слежкой, ни агрессивным преследованием, и чтобы побыстрей понять суть дела, Глеб остановился возле станционного навеса.
Бежевая «девятка» тоже притормозила. Двое молодых парней решительно направились к нему.
– Слышь, мужик! Ты вроде инвалида ищешь?
– Ищу.
– А кто он тебе: сват, брат?
По настроению молодых людей Сиверов оценил, что бывший спецназовец и у них не оставил о себе хорошей памяти.
– В гробу я таких сватьев видел.
– И тебе, значит, удружил?
– Не сыпь соль на рану. Залезайте, хлопцы, в машину, чего торчать под дождем?
Оба парня явно были не из числа законопослушных граждан. Сиверову ничего не стоило убедить их, что и он ягода с того же куста.
– Давай так: найдешь этого козла – сразу нам звони, мы раскопаем первыми, тебе весточку пошлем. Не знаю второго такого инвалида: сегодня здесь, завтра там. Нигде, сука, не задерживается из-за своего характера паскудного.
Глеб возражать не стал. Парни быстро разговорились и поведали совсем свежую историю. На Митинском рынке какой-то узкоглазый открыл новое кафе и назвал его «Ханой», потому что «Сайгон» там уже имелся. Раньше вьетнамец имел точку поблизости, в Южном Тушино, и, уходя, не до конца рассчитался с «реальными пацанами».
– Вот нас и попросили получить с него должок. Ничего сурового, только попугать на словах, чтобы митинские не возбухнули за самоуправство на ихней территории. Упрется рогом, тогда придется с митинскими вопрос вентилировать, а они могут залупиться – мол, не надо было выпускать, пока не заплатил.
Незадолго перед этим Курносый нанялся работать к вьетнамцу – жарить для «Ханоя» какие-то колбаски на мангале. Одному из троих посланцев он был знаком. Двое зашли к вьетнамцу, а этот третий остался снаружи – присмотреть, чтоб не зашел никто посторонний.
Решил сделать инвалиду одолжение, бросить по-дружески пару слов. А Курносый просек, в чем дело, и полез в бутылку: какого хрена полезли к Нгуену, если я здесь стою, надо вначале ко мне обращаться.
– У кореша аж челюсть отвисла от такой борзоты. Да кто ты, блин, такой – начальник службы безопасности? Жарь свой вонючий шашлык и мало говори.
Оскорбившись, Курносый решил выгнать всех троих. Приложился левой к собеседнику, получил ответ. Вокруг начался шум-гам, и троице пришлось сматываться. Митинские не успели их ухватить, но приметы запомнили. Повторно соваться на рынок было уже опасно.
– Главное, он и узкоглазому потом сала за шкуру залил, – сообщил Сиверову словоохотливый парень. – Мне потом рассказали, как он в тот же вечер стал себе требовать почетного статуса. Распугал я, мол, троих человек. Так что бери меня в «секьюрити», а шампуры вертеть найми кого-нибудь посопливей. А узкоглазый к этому времени его уже отблагодарил: поставил пузырь и решил, что в расчете. Ты, говорит, конечно, крутой чел, но рванули-то люди не от тебя. Если б здесь на рынке не было крепких ребят, эти трое тебя в клочья порвали бы, а мое кафе сожгли бы к чертям. Козел этот однорукий оскорбился за неуважение, хотел узкоглазого сунуть рожей в угли. Тот еле вывернулся, но кой-чего в кафе инвалид успел напоследок перекоцать.
* * *Ночь Глеб проспал в поезде на Питер.
Третья по счету женщина Дениса Кудрявцева оказалась артисткой. Сиверов разыскал Жанну на репетиции – вместе с тремя другими, в таких же точно париках, она работала на подтанцовках у облезлого ветерана отечественного юмора и пародии. «Помню его бородатые шутки кто-то пересказывал у нас в школе на выпускном, а мужик и теперь живее всех живых, – удивился Глеб. – Такого и со вставной челюстью не оттащишь от микрофона».
«Проинтервьюировать» танцовщицу насчет Дегтя Глеб так и не успел. Пока он ждал в заднем ряду перерыва, кто-то опустился на соседнее место и сразу стало ясно, что выбор этот не случаен. Деготь собственной персоной жевал рядом жвачку.
– Освежает дыхание, облегчает понимание, – протянул он тонкую пластинку в фольге. – Ну и кариес предотвращает само собой.
Голос оказался в самом деле очень похожим на голос популярного питерского певуна.
– Нашелся, значит. Предупредили?
– Они на самом деле не знали, где я. Просто проинструктировал в свое время, куда на такой случай скинуть новость. Скинули сразу две. Ну, думаю, раз человек так рьяно взялся, значит со дня на день должен появиться в Питере.
– И здесь у тебя, вроде, две женщины.
– Вообще два десятка, если считать тех, у кого можно забуриться. Но из старой гвардии точно две. Только актриса моя ближе к Московскому вокзалу обретается, вот я и рассудил, что начнут с нее.
– Я смотрю, сильно не разволновался. Чист перед всеми, врагов нет?
– Вроде не должно быть. Никого никогда не подводил.
– Даже женщин не обманывал?
– Бабам правда не нужна. Так кому и зачем я понадобился?
– Умельцы еще не перевелись, еще угоняют в Европе крутые тачки.
– Конечно. Здесь много шишек ездит на ворованных тачках, понятия об этом не имея.
– Раньше с этим было просто. Когда наладилось сотрудничество с Интерполом, стало посложней.
– Иначе я бы не залетел. Самое обидное, что ни одной моей тачки тогда не пробили. Второй мастер напортачил, маленький пустячок на «Вольво» не довел до ума. Ну, и посыпалось все дело, как домино.
– Знаю, что не твоя вина, иначе бы не обращался. Сейчас стало совсем не продохнуть. В МВД есть специальный отдел – ничем другим не занимаются, только проверяют легальность крутых иномарок. Но есть люди, которых риск только заводит.
– Только не меня. Я уже знаю, чем дело
