Андрей Молчанов - Цепная реакция
Через два дня облагороженный ландшафт идеально соответствовал площади, предназначенной для высадки английского газона.
— Центральный РУБОП на субботнике по благоустройству города, — бормотал Борис, разглядывая две лежащих на ладони гильзы. — Чем не название газетной статьи, а?
— Ладно тебе, — отвечал Пакуро, утирая пот со лба и набирая телефонный номер курирующего расследование прокурора.
Воодушевленно сообщив прокурору о найденных гильзах, услышал:
— Так вы нашли две?
— Да…
— А он три раза стрелял?
— Три. Но мы тут все перерыли… Как кроты… И потом — двух же достаточно…
— Мало! — донеслось категорическое заключение.
— Мало ему! — скрипнув зубами, сообщил Пакуро истерзанным поисками сотрудникам. Взглянул на закатное небо, отчетливо заволакивающееся пеленой дождевых облаков. Сказал решительно: — Завтра продолжим! На сегодня — все!
На следующий день, посетив уже изученную до квадратного миллиметра площадку, с обреченным унынием воззрились на характерные возвышения, напоминавшие картину начала строительства пирамид в ровной плоскости пустыни египетской с высоты птичьего полета…
К полдню, с помощью чуткого металлоискателя, извлекли из ядовитого грунта третью гильзу.
Дело об убийстве Валентины Рудаковой и ее дочери, в компетенции РУБОП было завершено, хотя орудие убийства, находящееся ныне в руках головореза Чумы, означало лишь продолжение цепной реакции последующих преступлений.
А потому Пакуро с холодным и удрученным пониманием сознавал, что развенчал лишь тайну одного эпизода обширной, составленной из множества человеческих трагедий, истории.
ВИТЁК
После отъезда Чумы из поселка, Витёк вернулся к себе домой, преисполненный черной и липкой, как печная сажа, ненавистью к изощренно-вероломному бандюге.
Не зажигая свет, уселся на веранде, механически поглаживая лобастую голову сенбернара, сочувственно уткнувшуюся ему в колени и, глядя на ночную темень за оконным стеклом, призадумался.
Со всей очевидностью вырисовывался тот факт, что, навесив на него, дурака, долг в пять тысяч зеленых, Чума от своих намерений хапнуть деньги на ровном месте, не откажется. Придется продать все, и сирым бродягой отправляться в гибельную неизвестность жестокого мира.
А мразь пропьет-прогуляет эти денежки, нисколько судьбой какого-то там деревенского Витька — тупого и корыстного барана, возомнившего себя волком, не удручаясь…
Далее. Следообразующие детали оружия, похищенного из ЭКО, криминальные оружейники изменят; номера выкорчуют, однако это не изменит главного — работы следствия по факту громкого, надо полагать, преступления. И он каким-то нутряным, безошибочным чувством угадывает неотвратимость появления в своем доме тех, кто сумеет раскрутить эту историю со всеми участвующими в ней персонажами…
Это не было опасением, это была уверенность — ясная и жуткая.
И тут созрел план… Рискованный донельзя, но, как представлялось, единственно верный в своей спасительной перспективе.
Выждав два дня, когда улеглась милицейская суматоха, связаннная с исчезновением Лехи, он, дав участковому показания, что уже давно не общался с арендатором своей машины, и о причинах его таинственного исчезновения ничего, даже приблизительно, не ведает, начал собираться в дорогу.
Уложил в багажник все ценные вещи и инструмент, запер дом и отвел сенбернара к соседке, оставив ей деньги на прокорм собаки. Пояснил, что отъезжает на заработки в Питер.
С тоской посмотрев на дом, оставляемый, видимо, навсегда, уселся в машину и — тронулся в Москву.
А вот и знакомая дверь логова, за которой ему довелось посидеть в качестве изнемогающего от страха пленника…
Открыл дверь Весло — явно опешивший от его внезапного появления.
— Ну, зайти-то можно? — Витёк бесцеремонно протиснулся в коридор, поставил на пол сумку с вещами.
И тут же наткнулся на опустошенно-изучающий взор Чумы, сидевшего за пустым обеденным столом в комнате.
— Прибыл для разговора, — скучным голосом доложил Витек.
— Ну, умещай зад… — Чума, скрестив на груди руки, кивнул гостю на стул.
— Значит, подумал я хорошенько, — начал Витёк, — и решил так: приговор ты мне вынес серьезный, противоречить ему не стану, но без хаты и без тачки мне хоть в петлю, терять нечего…
— Не мои проблемы, — разлепил свои бледные губы Чума.
— Верно, — кивнул Витёк. — Но хочу спросить: что лучше — получить пять штук, от которых ты ни беднее, ни богаче не станешь, и сгубить верного человека, или — дать ему возможность должок отработать, и — как запасную опору для дальнейшей жизни оставить? Ведь жизнь-то — она по-всякому обернуться способна… Вон, я винт ржавый лет десять назад на дороге подобрал, в ящик кинул, а тут начал глушак на тачке менять, крепеж хомута — чпок, и лопни, сгнил, падла; я туда-сюда, нет замены, а потом спохватился, в ящик полез, а винтик-то тот оказался, родной… Затянул им хомут и — покатил куда надо. А?
— Грамотно гонишь, — согласился Чума. — Только ведь поджилочки у тебя того… тряские, для наших дел негодные… Нам народ с твердой поступью нужен… Коли через мертвяков шагаешь, споткнуться нельзя!
— А я в те дела, где негоден, нос совать не стану, — сказал Витёк. — Но одну работенку для себя вижу: водилой в бардаке твоем… Девок-то тьма, а клиенты по всему городу горохом рассыпаны. Только и успевай задницы развозить.
— А чего… — подал голос Весло. — В точку!
— Да? Тогда бери его к себе в квартиранты. — Чума поднялся из-за стола. Посмотрел на часы. Буркнул рассеянно: — Пора… Надо к Крученому лететь, вызывал папа… Кстати! — Тревожно зыркнул на Витька. — Как там насчет этого… Лехи?
— Подергались менты чуток, да затихли…
— У тебя были?
— У всех были. А мне-то чего? Я ему не сторож и не приятель.
— Понятно. В общем, кантоваться у Весла будешь, он — старший. Телкам мы как раз сегодня хату снимаем. Вроде как… диспетчерский пункт, во. Телефончик с определителем, то-се… И завтра, думаю, начнешь развозы. Насчет бабок решим.
— Хотя бы на бензин, а то ж я голый… — жалостливо вымолвил Витёк.
Чума брезгливо покривился.
— Весло отстегнет. Все! Я уехал. — И, сутулясь, направился к двери.
Когда за шефом хлопнула дверь, Весло, качнув головой, вдумчиво произнес:
— А ты, Витюха, умник. И с бабками не расстался, и у кормушки пристроился.
— Кстати, пожрать-то чего есть? — спросил находчивый сельский житель.
— Ну ты хорек! В холодильнике бациллы… И наш цирроз там. Наливай за свиданьице…
— Это — момент!
На свою новую работу развозчика проституток Витёк не жаловался: к полдню он подъезжал в диспетчерскую — огромную неухоженную квартиру, арендованную у хозяина-пропойцы, ютившегося в одной из комнат; выслушивал указания миловидной “мамочки” Аллы — ухоженной, налитой зрелой чувственной красотой украинки, развозил безнравственных девчонок по указанным адресам, взымая с клиентов плату и предупреждая их об ответственности за всякого рода силовые извращения; получал деньги на карманные расходы и ремонт машины, бесплатные сексуальные утехи в любое время дня и ночи, и — усердно вынашивал дальнейший рискованный план, составлявший суть его будущего…
Постепенно в голове его накапливалась полезная информация: Чума и Весло подчинялись вору в законе Крученому, одурившему богатую коммерсантку, ныне пребывавшую в психбольнице, и с удобством расположившемуся в ее квартире. Малолетняя дочь коммерсантки стала сожительницей старого гангстера, а сын — порученцем-шестеркой.
Вор, судя по всему, контролировал несколько хлебных точек, а кроме того, крутил с Чумой откровенно уголовные делишки.
Обо всем этом по пьянке Витьку проболтался Весло — надзирающий за нелегальной фирмой досуга, доходы от которой также шли в распоряжение криминального авторитета. Кроме того, через проституток поступали наводки на перспективные для совершения налетов частные квартиры. Аналитическо-информационное препарирование наводок осуществлялось все той же ушлой “мамочкой” Аллой.
С некоторой обескураженностью Витек уяснил и тот факт, что группировка, о которой не раз хвастливо упоминал Чума, не принимает никакого прямого участия в деятельности его шефов, лишь косвенно примыкающих к иерархии глав того криминального сообщества, что ныне неотвратимо вступало на путь вполне легального бизнеса.
Демаркационные пограничные линии между мафиозными организациями и откровенно уголовными бандами с каждым днем приобретали все более четкий и отчуждающий характер.
И, как понимал Витёк, случись что с Крученым или с Чумой, особо усердствовать в помощи им новая поросль беловоротничковых бандитов не станет.
