Эльмира Нетесова - Утро без рассвета. Сахалин
— Об этом я уже слышал от лесника того участка, — сказал Яровой.
— И он не один такой! Но среди всех других — самый рьяный враг леса. Он — мародер! Но его поддерживают; честности ради, замечу, что поддерживают не потому что сами таковы же, а потому — что заели планы, задания, постоянная рутина в работе. Я говорю так, ибо знаю руководство леспромхоза. В молодости лесорубами вместе работали. А потом… Знаете, как говорится, — вышли мы все из народа, как нам вернуться в него! Так и здесь получилось. Должность — совесть отняла. В кабинетах штаны просиживают. Забыли что такое тайга! Что она умеет болеть и жить, радоваться и страдать, любить и ненавидеть, прощать и наказывать, как человек! Да! Именно, как человек! Большой и сильный. Потому что она — природа! А значит — наша жизнь, а мы — неразумные дети ее, сами у себя ее отнимаем, — горячился Павлов и смяв окурок умолк.
— Да, но только ли планы заставили руководство леспромхоза изменить свои взгляды и убеждения? — спросил Яровой.
— Я думаю, что дело только в этом.
— Скажите, насколько вы доверяете леснику участка, на котором сейчас работает Сенька?
— Этому работнику я доверяю целиком. Могу положиться, как на самого себя. Он, несмотря «а возраст и занятость, создал в Адо-Тымовской школе кружок защитников леса. А теперь, как депутат сельсовета, возглавляет комиссию по охране природы. Всю жизнь лесником работает.
— Вы знаете, что он ведет подсчет кубатуры леса, заготовленного лесорубами на его участке?
— Конечно, знаю, это его обязанность. И не только он, все лесники занимаются тем же самым.
— Вы проверяете его данные?
— А как же? Само собою. Они у нас проходят по отчетам, — говорил Павлов.
— А встречные сверки с леспромхозом проводите?
— Я предлагал. Ради точности. Но они сказали, что им некогда отчитываться передо мной.
— А мне вы сможете показать документы, где зафиксирован выход леса с участка поселенца-бригадира с ноября прошлого года по март нынешнего? — попросил следователь.
— Пожалуйста, — директор вызвал бухгалтера. Тот почти тут же вернулся с нужной папкой документов. Павлов быстро нашел сведения, нужные Яровому.
— Так. Это первый участок. Давайте посмотрим по карте, какая сетка здесь должна была применяться.
Аркадий и Павлов подошли к карте, составленной научно- исследовательским институтом природы Сахалина совместно с лесоводами, почвоведами, геологами.
— Так. Здесь сгущенность леса самая высокая. Видите? — показал Павлов.
— Была самая высокая, — поправил следователь.
— Существенное дополнение, — тяжело вздохнул директор и, опустив плечи, добавил:
— Не менее тысячи восьмисот кубометров с гектара. Посмотрим, как у лесника дано. Так. Девять, плюс две шестьсот, плюс четыреста восемьдесят два кубометра. Всего — двенадцать тысяч восемьдесят два. Вот так. Это с семи гектаров.
— Кто может подтвердить данные лесника? — спросил Яровой.
— Прораб. Вот его подпись. И мастер. Вот третья подпись.
— Они от леспромхоза? — Да.
— А из незаинтересованных предприятий?
— Не понял. А зачем это нужно? Ведь мы не ладим не из-за)того. А данные можно проверить в порту и у плотогонов. В Ныше. И еще вот, пожалуйста, — обсчет нашего леса по выполненным заявкам предприятий-потребителей.
— Вы мне можете дать официальную справку с указанием точного количества кубометров леса, взятых с вашего, вот с этого, участка? — указал Яровой на карту.
— Конечно, могу.
— За данные лесника, их точность, можете поручиться?
— Как за самого себя, — Павлов позвал главбуха. А через несколько минут справка со всеми данными, за подписью Павлова, главного лесничего и главбуха лежала перед следователем.
— Объясните мне в чем дело? Я ничего не понимаю, — сказал Павлов.
Яровой положил перед ним справку, взятую в Адо-Тымовском леспромхозе о количестве леса, вывезенного с первого участка.
Павлов читал внимательно. Потом вдруг подскочил багровея:
— Аферисты! Жулики! Воры! Негодяи! — кричал он так, что в дверь просунулись удивленные лица работников.
— Закройте дверь! — приказал им директор. И заметался по кабинету, потом остановился перед Аркадием. — Я в райком партии пойду! В ОБХСС! В партийный контроль обращусь! Это что же получается? Да я их, негодяев! Сукины дети! Это они меня, как мальчишку, обводят! Не выйдет!
— Вы уверены, что лесник не допустил ошибку?
— Уверен! Его несколько раз внезапно, негласно проверяли! И никогда этого не было! Это невозможно! Да и ни к чему. Нам за эти показатели премий не платят. Мы отвечаем за сохранность — отсутствие пожара, за состояние участков, приживаемость саженцев! А потом, этот человек свою совесть ни на какие деньги не променяет!
— А теперь поговорим без эмоций, — остановил возмущение директора Яровой.
— Нет, но это же мошенничество!
— Если ваши данные верны, то вывод ваш бесспорен. Но я хочу знать, кому подобная «операция» была на руку? Кто в ней мог быть заинтересован?
— Я теперь все понял. В этой афере заинтересовано могло быть лишь непосредственное руководство леспромхоза. Ведь далеко не все бригады справляются с планом. Об этом и у меня есть данные. От лесников. Ну и чтобы покрыть это невыполнение, начальство не показывает полных выработок Сеньки и других, таких же, как он. Делит их сверхплановые кубометры на всех отстающих. Чтоб премию получить. Она у них немалая. Ого! Не то, что у нас! Их премия за месяц — это оклад! Второй. Так-то вот!
— А что от этого имеет Сенька и другие?
— Этого я не знаю. Но даром они ничего не отдадут. За спасибо и пальцем не пошевелят. Не те люди. Но о компенсации надо узнавать на месте. Безнаказанно им это не пройдет — кипел Павлов.
— Вы правы.
— Нет, но кто мог подумать? Мы ж вместе здесь много лет жили и работали. Учились вместе! И такая низость!
— И все же, кто, по-вашему организатор этой затеи?
— Наверное, прораб. Кто же еще? Да всех их надо тряхнуть! Всех. Все негодяи! Как один!
Через час из кабинета прокурора района Яровой созвонился с ЮжноСахалинском. И попросил областное ревизионное управление прислать в район ревизоров для проверки работы Адо-Тымовского леспромхоза. Договорился, что текст постановления о назначении ревизии он оставит у прокурора района…
На следующий день Яровой пришел к начальнику погрузочно- разгрузочного участка Ногликской пристани. Теперь он решил проверить работу Клеща.
Пожилой человек неохотно отвечал на вопросы следователя.
— Плотогоны? Но меня их работа касается постольку поскольку. Основное их руководство в Ныше. Я лишь руковожу разгрузкой.
— Какие трудности встречаются в вашей работе?
— Никаких.
— Совершенна?
— Конечно. Я их не задерживаю. А сами себя они не задержат.
— А нареканий не было у вас на них, замечаний?
— Нет. Они только плотогоны. Другие заготавливают, считают. Они лишь сплавляют.
— На качество доставленных сортиментов вы не обижались?
— А они тут при чем?
— Плоты всегда в целости приводили?
— Иначе б не держали. Мы на то и держим плотогонов.
— Значит, у вас с ними всегда все хорошо? — терял Яровой всякую надежду.
— Бывает. Но это наше. Внутреннее. Вас это никаким боком не касается. Следствие. Мы — народ рабочий. Бывает, пошумим. И помиримся. Как все и всюду.
— А из-за чего?
— Да мелочи всякие иногда заедают.
— Какие? — не отступал следователь.
— С транспортом буксирным у нас трудно. Сами понимаете, катера отвозят груженные баржи с лесом на рейд, чтоб пароходы под погрузкой не простаивали долго. А для плотогонов — не хватает катеров. Одним обходятся. А это долго. Да и помочь иногда бывает некому, когда человек в беду попадает. Для сопровождения плотов не выделяется катер. Плохо. Но ничего не поделаешь. Всему бедой наша отдаленность от большой земли.
