Валерий Горшков - Черная метка
Устав махать ногами, Чахлый нагнулся и, тяжело дыша, со звериным рыком сорвал с головы омоновца черную спецназовскую маску.
Снайпер оказался совсем молодым парнем, лет двадцати трех, с круглым славянским лицом, голубыми глазами и коротко стриженными пепельными волосами.
— Ё-мое! Да я же его знаю! — встрепенулся Доцент, от неожиданности опустив револьвер. — Это Витька Харламов, он в моей школе учился, на три года меня старше! Когда мне было восемь лет, он меня на Неве, на пляже у Петропавловки, спас! Иначе кобздец бы мне пришел, бля буду!..
Судя по растерянному виду Доцента, он был в полном замешательстве, не представляя, что теперь делать.
Мочить парня, однажды бесстрашно бросившегося в воду и спасшего ему, подхваченному быстрым течением, жизнь, было как-то стремно и неправильно.
Но с другой стороны, опасный свидетель, еще минуту назад готовый без зазрения совести пристрелить их обоих, однозначно заслуживал смерти.
Не в силах разрешить возникшую по злому року судьбы головоломку, Доцент вопросительно посмотрел на Чахлого, указательный палец которого нетерпеливо елозил по спусковому крючку «АКСУ».
— Знакомый, говоришь?.. — Шипя, как змея, Чахлый облизал потрескавшиеся на морозе губы и нервно дернул шеей. — Так это меняет дело!
Три одиночных выстрела эхом отразились от пустынных стен заброшенного дома.
— Вот и вся любовь, талая вода... — опустив горячий автомат и улыбнувшись растерянному Доценту, с сарказмом произнес Чахлый. — Зато теперь, Санек, ты в этом блядском мире никому ничего не должен. Наоборот — все должны тебе! Такие дела, брат... Чего приуныл?!
— Птичку жалко, — пережив второй стресс кряду, глухо произнес Доцент. — Нужно проверить у него карманы, там наверняка должна быть ксива. Переклеить фотку, глядишь, и сгодится на что...
— Логично мыслишь! — Чахлый похлопал друга по плечу, присел на корточки и принялся торопливо шарить по забрызганной кровью одежде омоновского снайпера. — И винтовочку его лазерную мы тоже прихватим! Ну и везет нам с тобой сегодня, просто атас!..
Убрав револьвер в карман куртки, Доцент вылез из пустого окна на снег, постоял немного, окинув взглядом открывающуюся с холма панораму дикого леса, за которым непаханой белоснежной целиной простиралось бескрайнее Ладожское озеро, и, закурив, неторопливо направился к «уазику» цыгана, собирать честно отвоеванный арсенал.
Генерал Абдурахман
Дверь сарая распахнулась, и в дверном проеме показалась ухмыляющаяся рожа бородатого боевика без определенного возраста. Из-за обильных черных курчавых зарослей на лице, типового натовского обмундирования и холодного ненавидящего взгляда большая часть чеченов смахивала друг на друга, как однояйцевые близнецы.
— Для тебя, гяур, у меня подарочэк. Держи!
«Натовец» резко махнул спрятанной за дверью рукой, и к ногам Сергея по выстланному гниющей соломой земляному полу покатилось нечто круглое.
Ударившись в вымазанный грязью спецназовский ботинок, отрезанная голова майора Косарева с широко открытым ртом и вылезающими из орбит стеклянными глазами остановилась точно лицом вверх. Северов видел даже завалившийся в горло штабиста бледно-синий язык.
— Это чтобы не скучал по товарищу командыру!
Бородатый рассмеялся и сильно захлопнул крепко сколоченную дверь.
Без малейшей брезгливости — навидался всякого — Иван подхватил оказавшуюся необычно тяжелой голову штабиста за волосы, благо прическа майора не была столь теоретической, как у него самого, сунул страшные останки офицера под кучу соломы в углу, обтер о лохмотья куртки липкие от крови руки, прилег и закрыл глаза.
...Северов проснулся резко, мгновенно, привычно вскочив на ноги и пошарив рукой в поисках автомата, едва поблизости от сарая раздались первые выстрелы и последовавшие вслед за ними вопли боевиков.
Избитое и раненое тело тут же словно прошило десятком пуль.
Охнув от боли в сломанных ребрах и раненой ноге, он был вынужден повалиться обратно на солому, но сразу же подобрался, сел, оперевшись на спину, и, задыхаясь от гулко стучащего в груди сердца, напряженно прислушивался к звукам начавшегося поблизости боя. В том, что это был именно бой, а не упражнения по стрельбе или охота за пробежавшим мимо горным козлом, Иван уже не сомневался.
Неужели...
Кажется, этих уродов красиво окружили, шмаляют сразу с трех сторон. А с четвертой — отвесная скала!
Он возбужденно, наотмашь стукнул по холодной каменной стене за спиной.
«Но что-то быстро для наших, — лихорадочно перебирал варианты Северов. — Пока хватятся в Ханкале, пока поймут, что бэтээру и „уазику“ хана, пока прибудут на место... Нет, это кто-то из соседей!»
Стену над его головой прошила ворвавшаяся в щель под крышей автоматная очередь. Где-то совсем рядом истошно взвыл раненый горец.
«С ближней сопки бьют, — констатировал Иван. — Обидно, если прикончат свои же».
Из тайника в высоком голенище он вытащил свое последнее оружие — маленькую блестящую «звездочку».
Удачно метнув такую кроху в глаз, висок или некоторые другие открытые части тела противника с расстояния в пять—семь шагов, можно было не сомневаться, что дуэль выиграна вчистую. Любое прочее попадание давало, как минимум, спасительную фору в несколько секунд...
Входная дверь сарая чуть не вылетела, когда в нее под градом пуль наступающих с грохотом и криками проклятий вкатился раненный в руку боевик.
Это был не кто иной, как сам «генерал» Абдурахман, со своими красивыми, шитыми золотой канителью погонами на офицерской натовской куртке.
Вполне профессионально откатившись за стену и уйдя с линии огня, он вставил в «глок» новую обойму с патронами, скользнул перекошенным от боевого азарта и обреченности взглядом по пленнику и направил на него ствол автоматического пистолета.
— Аллах ак... х-х-х!.. — яростно выкрикнул он, прежде чем нажать на курок, но, так и не успев закончить хорошо известную и набившую оскомину отнюдь не только бойцам федеральных сил фразу, захрипел, выронил оружие и, схватившись обеими руками за фонтаном кровоточащее горло, из раздробленного кадыка которого торчал блестящий острый край «звездочки», тяжело рухнул ничком на солому.
Иван метнулся к дрыгающемуся в судорогах полевому командиру национальной гвардии Ичкерии и быстро выхватил из конвульсивно сжавшейся руки компактное австрийское оружие.
— Теперь милости просим, — пробормотал он под нос, отползая назад в угол.
Но стрельба стала быстро стихать, и вскоре вокруг повисла напряженная тишина.
«Кажется, всем чичам пришел амбец. Значит, сейчас спасители заявятся. — Северов испытывал не только радость, но и беспокойство. — Надо предупредить их как-то...»
Приблизившись к зияющему дверному проему и отпихнув ногой мертвеца, он вжался спиной в каменную стену и громко крикнул:
— Эй, братишки, кто вы?! Не бейте по сараю, тут свои!
— Здесь спецназ ВДВ! Сколько вас?! — донеслось в ответ парой секунд позже.
— Я — один! Сержант внутренних войск Северов! Нашу колонну сегодня утром у Лайхан-Юрта расстреляли! Здесь, под ногами, труп Абдурахмана и голова нашего майора Косарева! Больше никого!
— Грабки — в гору и на выход! — раздалась команда.
...Даже столь стремительное освобождение из чеченского плена не принесло Ивану ожидаемого облегчения.
Дурацкое обвинение, предъявленное комбатом Бульдогом, увольнение из внутренних войск и фактический арест снова начали бередить его душу, заглушая даже физическую боль от ран и побоев.
Неужели события последних дней имеют какое-то отношение к его отцу?
После «гибели» майора Северова, вскоре по окончании пластической операции, Иван несколько раз виделся с ним и изредка — риск был достаточно велик — звонил ему по мобильному телефону.
Но уже много месяцев, после того как он оказался в Чечне, Северов-младший не имел возможности связаться с отцом и не располагал о нем никакими сведениями...
Часть четвертая
ЧЕРНЫЙ НАРКОБАРОН
Доктор Жора
На подъезде к Московскому вокзалу со стороны Лиговского проспекта образовалась огромная пробка. Виной тому послужило обычное ДТП — таксист-лихач, пытаясь на моргающий желтый проскочить перекресток, сбил ковыляющую через проезжую часть со скоростью хромой черепахи толстую старуху с нагруженной полосатыми челночными баулами двухколесной тележкой. Не так чтобы сильно и с последствиями для здоровья потерпевшей — едва задетая бампером желтой «Волги» бабка споткнулась и расквасила себе об асфальт нос, — но на истошный визг слетелась такая куча зевак, что движение транспорта было парализовано.
Гаишников пока не наблюдалось, а гудящая возмущенная толпа, плотно окружив от греха подальше забившегося в салон машины взъерошенного и перепуганного таксиста, взяла место происшествия в плотное живое кольцо и, судя по громким возгласам некоторых размахивающих кулаками активистов, явно намеревалась устроить народный самосуд над злодеем еще до приезда взяточников в серых фуражках.
