Валерий Горшков - Черная метка
— С автоматом?! — хитро скривился обладатель шитых золотой нитью погон.
— Командирам виднее, — пожал плечами Северов и, перехватив вильнувший взгляд главаря, напрягся и застыл, уловив тень и какое-то движение за спиной...
Два удара прикладом в подколенный сгиб плюс удар в затылок, от которого отчетливо скрипнула шея и перед глазами поплыли фиолетовые пятна...
Не проронив ни звука, он лицом вперед повалился в пожухлую, сырую траву и, до одури, до судороги стиснув челюсти, стал извиваться как червь, вздрагивая от каждого из десятков одновременно обрушившихся ударов ногами и прикладами...
Неужели вместо мгновенного выстрела в висок его забьют до смерти? Хуже не придумаешь — медленно умирать от побоев, в течение нескольких часов, если не суток, испуская дух и мечтая о смерти.
Но вдруг все стихло. Побои прекратились так же резко, как и начались. Кроме пары сломанных ребер, отбитых почек и лопнувшей в нескольких местах кожи на лице — сущая щекотка.
Значит, пока он им зачем-то нужен...
Две пары рук подхватили распластавшегося на прошлогодней траве, сжавшегося в комок Ивана, на сей раз уже как труп — за ноги, и, о чем-то оживленно, яростно споря, поволокли к овчарне.
Раз или два затылок ударялся о твердые предметы, видимо камни. Затем скрипнула, отворяясь, дверь, опять секундное ощущение невесомости, и в ноздри шибануло запахом перепрелого сена...
Лишь когда дверь снова скрипнула, запираясь на засов, а громкие голоса боевиков отдалились, Иван позволил себе немного постонать, катаясь из стороны в сторону и кусая разбитые губы от полыхающей то там, то здесь боли.
Доцент
— А теперь попробуем из этого зверя, одиночными! — Закончив отстрел трех «макаровых» и с улыбкой взглянув на принесенную Доцентом мишень, цыган жадно закурил беломорину, взял с брезента «АКСУ» и снял его с предохранителя, профессионально прижимая короткий приклад к плечу...
Едва его палец третий раз надавил на спуск и рожок, таким образом, остался пустым, как Чахлый, рывком глотнув морозного воздуха, коршуном кинулся на арсенал, мгновенно схватил одну из гранат, обернулся на сто восемьдесят градусов, резко выдернул чеку и, со злодейски перекошенной рожей камнем падая в снег, в полете метнул лимонку в одно из зияющих темнотой окон дома, тут же непроизвольно вскрикнув от пронзившей тело острой боли. Невидимый напарник Стрелочника все-таки успел среагировать на опасность и выстрелить, но пуля, должная попасть зачинщику подставы точно в голову, из-за его падения лишь по касательной задела плечо, зарывшись в землю тремя метрами дальше и подняв фонтанчик снежной крошки.
Брошенная Чахлым граната, напротив, влетела точно в оконный проем и через секунду разорвалась внутри, вспыхнув ярким заревом, разметав по сторонам сотни осколков и вызвав частичное обрушение соломенной крыши дома.
Тут же громко закаркали испуганно взметнувшиеся в небо и бросившиеся врассыпную вороны, а эхо от взрыва, отраженное стеной елового леса, принялось гулять по окрестностям.
Цыган, надо отдать ему должное, хоть и был застигнут врасплох, но все же успел понять, что произошло, и немедленно отреагировал.
Он бросил в снег выпустивший весь боезапас автомат, крутанулся на месте, нагнулся к капоту «уазика», схватил заряженный «АКСУ» и с ходу навел его на Доцента, чья рука с пистолетом, как назло, в самый ответственный момент застряла в кармане куртки, зацепившись за «молнию»...
Хлопок револьверного выстрела лишь на какую-то тысячную долю секунды опередил нервный импульс, посланный мозгом Стрелочника к управляющим его правой рукой мышцам, и одна из них, сгибающая лежащий на курке указательный палец, конвульсивно сжалась. Уже сраженный наповал попавшей в приоткрытый рот пулей, выломавшей зубы и с кровавыми студенистыми брызгами вынесшей затылок, прежде чем выронить автомат и упасть лицом вниз, Стрелочник все же успел пальнуть в испуганно застывшего, будто памятник, Доцента.
Однако, как и в случае с Чахлым, фортуна была явно на стороне бросивших ей дерзкий, безрассудный вызов Пионеров.
Доцента даже не задело, а за его спиной со звоном разлетелся вдребезги кусок торчащего в проеме оконного стекла ближайшей избы.
Другой домишко, на противоположной стороне деревенской улицы, был окутан медленно выплывающим изо всех щелей облаком серого дыма.
Для не бывавших ни в одной из «горячих точек» и вообще закосивших от службы в армии Чахлого и Доцента зрелище было впечатляющим.
Осторожно встав во весь рост, главарь Пионеров, скривив от пульсирующей боли в руке мокрое от снега лицо, принялся скрупулезно рассматривать кровоточащую царапину на плече, к счастью, совсем не опасную и нуждающуюся лишь в дезинфекции йодом и легкой перевязке.
— Попал-таки, падло! Такой куртон испортил! — скрежеща зубами, выругался беспредельщик, кинув светящийся торжеством взгляд на приближающегося угловатыми, словно у робота, шагами Доцента. Братан, впервые в жизни заглянув в глаза смерти, до сих пор пребывал в шоковом состоянии. — Молоток, Санек, четко сработал! — похвалил Чахлый приблизившегося к нему ни живого ни мертвого кореша. — Теперь железо наше, и пусть только алтайские падлы сунутся — в паштет, бля, без лишних базаров!.. И на джип понтовый башлей хватает, сегодня же и прицепим! Я уже присмотрел один, в автосалоне на Энергетиков! До закрытия успеем!
Нагнувшись, заторможенный Доцент зачерпнул рукой ком белого чистого загородного снега и, вымазав им лицо, принялся с жадностью откусывать от него куски.
— А вообще клево! — проглотив свежую ледяную влагу и немного утолив скребущую пересохшее горло жажду, наконец расплылся в торжествующей улыбке Доцент. — Схожу посмотрю, как там этот пидор, в хате... Может, жив еще! Тогда придется кончать.
— Подожди, давай вместе! Я ему, уроду, все зенки вырву!.. Такой модный кожак выкинуть придется!
Чахлый вернулся к разложенному на капоте «уазика» оружию, как через бревно перешагнул через изуродованный труп Стрелочника и, даже не удостоив убитого барыгу взгляда, взял заряженный короткоствольный автомат. Поравнявшись с вышедшим за распахнутые ворота Доцентом, он первым нырнул в дом напротив, перевалившись через оконный проем...
Одетый в серую омоновскую куртку, такие же брюки и высокие шнурованные ботинки снайпер молча лежал у стены, прижимая ладонь к развороченной, глубокой ране в животе.
Лицо его, сильно изуродованное осколками, скрывала надетая на голову, во многих местах порванная и пропитанная кровью черная маска с отверстиями для глаз и рта.
Сквозь мелко подрагивающие пальцы тонкими пульсирующими струйками сочилась кровь.
Рядом, на полу, лежала скорострельная снайперская винтовка с лучевым прицелом...
Заметив ворвавшихся в развалины бандитов, так ловко переигравших много лет сбывавшего оружие старого цыгана, он свободной рукой медленно потянулся к винтовке, но быстро подскочивший Чахлый ударом ноги отшвырнул ее в сторону.
— Гляди-ка, кажись, мент! — удивленно присвистнув, произнес чудом уцелевший браток, направляя ствол автомата в голову снайпера. — Попался, сука! Теперь ты у меня постреляешь!.. На том свете!
— Хочешь, чтобы вызвали врача, — говори! Кто такой?! — Переступив незримую черту и впервые в жизни нарушив главную из христианских заповедей, запрещающую убивать ближнего (бородатый нотариус не считается — его первым же ударом по башке завалил Чахлый), Доцент неожиданно ощутил удивительную легкость во всем теле, внезапно пришедшую на смену депрессии первых секунд. Воспрянув духом, он смотрел на окружающий мир и лежащего в луже собственной крови раненого снайпера уже совершенно иными глазами. — Будешь молчать — хана тебе! Считаю до трех! Раз... Два... — Ствол револьвера жестко уперся снайперу в висок.
— Я... омоновец... — тихо произнес парень, забулькав и выплюнув изо рта кровавую пену.
У него было проникающее ранение легкого, и, учитывая отдаленность староверческой деревни от ближайшей больницы, уже никакой врач в мире не смог бы ему помочь.
Впрочем, братаны и не собирались спасать единственного свидетеля их расправы с цыганом. Угодив им в руки, стрелок был изначально обречен...
— А-а! Я же говорил! — обрадовался Чахлый, пиная кроссовкой в бок умирающего милиционера. — Халтурил, значит, в свободное от службы время, да?! В форме?! Уроду черножопому, полтачки волынами загрузившему, помогал шмона на дороге избежать и стволы толкать, которыми потом твоих же дружков из отряда в разборках мочить будут, так?! — злорадствовал Чахлый. — Что, пес поганый, мало платит тебе твой хозяин за верную службу, если колымить с винтарем приходится и барыг денежных страховать?! Дерьмо, дерьмо, дерьмо! — зашелся в истерике браток, отчаянно избивая ногами теряющего вместе с кровью последние надежды на спасение омоновца. — Я научу тебя родину любить, гнида! Ты у меня погоны свои сержантские сейчас без соли жрать будешь!
