Альпийский узел - Александр Александрович Тамоников
Вторая граната полетела вслед за первой. Вряд ли она сильно навредила, но дымовую завесу создала. Под ее прикрытием красноармейцы стали карабкаться на уступ. Один полез дальше, другой прикрывал огнем, не давал противнику высунуться.
Гордин тоже карабкался, Булычев протянул ему руку, поддержал, когда кусок скалы загулял под ногами майора. Наконец Андрей сообразил – Романчук заходит с фланга. Маневр не остался незамеченным, автоматчик перенес огонь, Романчук скатился, чертыхаясь во весь голос, обратно. Снова рывок – оседлали следующий уступ, полетела третья граната. Атака захлебнулась, красноармеец потерянно ощупывал голову – по виску текла кровь: камень, пролетавший мимо, рассек кожу.
– Стреляйте… – настаивал майор. – Просто стреляйте, не давайте ему встать…
И все же Романчук добился своего. Подрывник отвлекся, в этот момент лейтенант набросился на него с голыми руками. Немец получил подсечку, выронил автомат, и клубок из человеческих тел покатился, источая утробный рев…
Когда остальные добрались до вершины, там уже никого не было. На маленькой площадке громоздились булыжники – за ними прятался враг. Противоположный склон был усеян мелкими обломками, поблескивали брызги свежей крови. Метрах в пятнадцати склон завершался обрывом – туда и свалились эти двое.
Андрей похолодел – бросился вниз, рискуя оступиться. Из ямы доносился едва слышный стон. Майор застыл на краю, упал на колени. Пот облегчения хлынул со лба – надо же так перенервничать… Под обрывом находилась неглубокая каменная чаша – высота откоса метра полтора. В нее и скатились сцепившиеся противники. Романчуку повезло – просто невероятно повезло! Он находился сверху в момент падения. От удара перекатился через голову, но дополнительных увечий не заработал. Оперативник стонал, пытаясь вытащить зажатую руку. Он приподнялся, освободил конечность, снова рухнул, взвыв от боли. Кровь размазалась по лбу – возможно, чужая. Подбежал Булычев, грохнулся рядом, выдохнул что-то облегченное. Подбежавшие следом солдаты скромно держались поодаль.
– Эй, бродяга, ты жив? – крикнул Булычев.
– А сам не видишь? – простонал Романчук, вставая на колени. – Все болит, хреново, как после спирта, но вроде цел…
Подрывник был мертв от удара о каменное днище. Он лежал на спине, разбросав руки, злобно таращился в небо. Под затылком скопилась бурая лужа. Мужик был небритый, лысоватый, весь испачканный глиной и каменной крошкой. Но лицо оставалось холеным – несмотря ни на что, это явно был не рядовой военнослужащий Ваффен-СС. Из-под брезентовой куртки выглядывал ворот клетчатой рубашки, на ногах были кирзовые сапоги советского производства.
Романчук на корточках подобрался к поверженному противнику, неловко ударил его пяткой. Немец не реагировал – собственно, и не должен был.
– Проверка связи, товарищ лейтенант? – ядовито осведомился Гордин. – Увы, живым не взяли. Но ты не останавливайся, оживляй.
– Я хотя бы попытался, товарищ майор, – ворчливо отозвался Романчук. – Все пузо ободрал, пока вы там фейерверк устраивали, мог бы его пристрелить, но не стал, без оружия на него пошел…
– Знакомая, кстати, рожа у этого мертвяка, – заметил Булычев. – Настаивать не буду, но вроде он из тех, кого мы выкуривали из типографии. Над забором засветился, когда перелезал…
– И что нам с того? – фыркнул Гордин. – Ясности не добавилось. Не много ли событий для одного дня, товарищи? И черт меня побери, если все они не связаны… Эй, прыгун, долго будешь там сидеть? – он глянул вниз. – Вылезай, не бойся, пора заканчивать эти посиделки на природе.
– А как я вылезу? – обиженно вытянул губы Романчук. – Летать не умею. Вы уж помогите, что ли…
– Бойцы, вытаскивайте его, – покосился через плечо Андрей. – А мы пока перекурим. Эй, внизу, обыщи на всякий случай этого. Может, документы найдешь или еще что полезное…
Из полезного на мертвом теле были только сигареты и позолоченная зажигалка. Последнюю Романчук забрал себе – хоть какая-то компенсация, имеет право. А вырученным куревом поделился с товарищами. Табачок был неплохой, члены «черного ордена» барахло не курили.
Пока остальные дымили, майор осматривал окрестности. Скальная местность была рваной, перемежалась перелесками, скоплениями кустарника. Дальше на восток холмы подрастали, превращались в небольшие горы, заросшие деревьями.
Подрывник был один, никто за него не мстил. Умирать этот субъект не собирался, имел задание подорвать машину, а решение принять мученическую смерть пришло к нему по ходу дела.
Подозрительно выглядела местность на востоке. Взгляд скользил по холмам, и ощущалось безотчетное волнение. В горах могли быть дороги – их просто не отметили на карте. В былые времена там работали оловянный и медный рудники, их закрыли еще до войны, но дороги-то остались! Колонна два дня назад съехала с основной трассы – возможно, в восточном направлении. Туда же подались выжившие из «Опеля». Дороги из Абервельда на восток нет, но это не значит, что ее нет на самом деле. К востоку от города деревушка Тильгау – единственный населенный пункт, примыкающий непосредственно к Абервельду. От трассы есть ветка к упомянутому селению – мимо предместий, за гору… Что мешает навестить эту деревушку? Сто к одному, что от нее есть дорога к старым рудникам…
Пропажа груза не была классической загадкой запертой комнаты. Вариантов много – выбирай любой. Но к востоку определенно стоило присмотреться…
Глава пятая
Ночь прошла спокойно. Майор лежал на рыхлом матрасе, разглядывал стену, по которой блуждали лунные блики. На улице перекликались часовые, вспыхивали огни фонарей. В городе этой ночью не стреляли – затишье явно не к добру. События дня выплывали из закоулков памяти: висящий в петле Эггер, утрамбованная в мусорный бак Лаура Штейнер…
Чутье подсказывало, что они не были активными сообщниками преступников, но что-то знали, возможно, оказывали содействие при сокрытии груза. Отсюда и страх с растерянностью – куда ни кинь, везде клин. Нацисты могут убить за излишнюю осведомленность, а поделишься с русскими – все равно защиты не дождешься. Арестуют и будут пытать как пособников режима…
Страх пропитал все здание магистрата и примкнувшей к нему ратуши. Работников осталось мало, а те, кто вышел на службу, тряслись от страха. Они могли ничего не знать (во всяком случае, по их мнению), но это не мешало быть казненными.
Поведение бургомистра отличалось повышенной нервозностью: господин Шварцен не сидел на месте, его носило с этажа на этаж, он создавал видимость кипучей работы. Блуждал лунатиком первый секретарь Максимилиан Шмидт, волком глядел на соотечественников, встреч с контрразведкой старался избегать. Печально смотрела на происходящее Микаэла Шварцен – замкнулась в себе, натянула непроницаемый кокон.
Что-то было в этой женщине, но майор пока не разобрался. Да и некогда разбираться. Иногда
