Сергей Зверев - Разборка по-кремлевски
– Главное – чтобы президент об этом не узнал раньше времени, – политтехнолог отодвинул рюмку. – Давай обождем Лешу и генерала...
– Что-то не нравится мне в последнее время наш Кечинов, – Подобедов налил спиртного в свою рюмку и немедленно выпил. – Смурной он какой-то...
– Обратного пути ни у него... ни у нас уже нет, – обтекаемо ответил Чернявский.
– Может, его угрызения совести замучили? – чекист улыбнулся.
– Совесть – не технологическое понятие, – парировал мастер пиара. – И вообще: назвался груздем – полезай сам знаешь куда.
Кечинов и Муравьев прибыли в загородную виллу лубянского руководителя почти одновременно. Их лица отличались разительно. Армейский генерал лучился самодовольством: роль героя телевизионного манежа явно пришлась ему по душе. А вот функционер администрации президента выглядел мрачным, словно вкладчик рухнувшей финансовой пирамиды. На его не слишком выразительном лице явственно прочитывалось недовольство как жизнью вообще, так и своей ролью в ней в частности.
– Заждались мы вас, – чекист на правах хозяина сразу же пригласил гостей за стол. – Время дорого. Давайте по рюмцу хлопнем и хорошенько подумаем. Надо срочно дела решать...
«Решение дел» затянулось почти до полуночи. Чернявский на правах идейного вдохновителя проекта рассказывал, как следует организовать массовые бесчинства в Москве, как грамотно их пресечь и каким образом осветить все это в СМИ. Подобедов, как технический руководитель, прикидывал чекистскую составляющую. Муравьев, разостлав на столе подробную карту столицы, очерчивал алым маркером стрелы-направления, по которым вверенная ему Кантемировская дивизия с приданной бронетехникой будет подавлять государственный переворот. И только Кечинов не принимал участия в разговоре. Он угрюмо сопел и, раз за разом хлопая рюмку виски, неприязненно косился на будущего «спасителя отечества».
– Послушай, Муравьев, – наконец молвил он, – ты когда перед камерами в той, неудавшейся передаче о своих симпатиях к Карташову распинался... ты как – недопил или переработал?
– А чего – правильные вещи мужик говорит, – уверенно возразил генерал.
– Ты хоть понимаешь, что он – нацист чистой воды? Чего, кстати, и не скрывает – и плакатики у него на гитлеровские смахивают, и свастики любит... Ты же должен ему не только танками противостоять, но и идеологически! А ты – «идея красивая», «слова правильные»... Ты что – с фашистами заодно? Или я чего-то не понял?
– Не все так плохо было в фашистской Германии! – спокойно парировал Муравьев. – И «сильная рука» была, и инородцев там разных в газовые печи отправляли... А главное – немцев во всем мире уважали и боялись! Фюрер принял страну разграбленной и опустошенной, а через пять лет вся Европа перед Германией трепетала!
– Слушай, ты! – Кечинов резко поднялся из-за стола. – Ты думаешь, что тут главный? Да ты никто, и звать тебя никак! Это мы тебя из дерьма слепили. С дерьмом и смешаем.
– А вот не надо мне таких вещей говорить, – недобро прищурился генерал. – А то, когда президентом стану...
– Да не ссорьтесь вы, мужики! – примирительно улыбнулся Чернявский.
Кечинов спокойно сказал:
– Значит, так. Дело тут не в свастиках. Только теперь до меня дошло, в какое дерьмо я влез. То, что все мы задумали – прямой путь к кровавому развалу России, к полнейшей анархии, беспределу и гражданской войне. Это будет война всех против всех, после чего все мы будем жить в стране меньше Московской области и бедней Суринама. Если уж где-то и есть настоящие враги России – так это те недоумки, которые в многонациональном государстве призывают перевешать всех нерусских. А ты, – кремлевский чиновник резко обернулся к Муравьеву, – урод еще похлеще Карташова. Только много опасней. У того под началом – несколько тысяч безмозглых малолеток, а тебе десятки тысяч вооруженных подготовленных людей подчиняются.
– Скоро мне сто сорок миллионов подчиняться будут, – уверенно бросил генерал. – Ох, смотри, Леша! Ответишь за свой гнилой базар! Сотру же я тебя в лагерную пыль!
Кечинов уже выходил из-за стола. Как ни старались Подобедов и Чернявский спустить ситуацию на тормозах – гость был непреклонен. Наскоро попрощавшись с чекистом и политтехнологом, он попросил их завтра же утром встретиться, чтобы срочно разрулить ситуацию.
– Иначе я ее сам разрулю, – были его последние слова.
Настроение было безнадежно испорчено.
– Он что – серьезно? – спросил Чернявский совершенно обескуражено.
– Боюсь, что да, – Подобедов с трудом пытался унять дрожь в голосе.
– А что он нам может сделать? – спросил Муравьев.
– Он очень многое может сделать. По «вертушке» с президентом связаться и все ему рассказать. Или отправиться к спецпоезду правительственным вертолетом. Или начисто обрубить нам доступ в СМИ. И это – самое простое... Леша у нас – признанный мастер закулисных интриг. За что его и ценят. Не успеешь глазом моргнуть – отфутболят тебя так далеко, что потом всю жизнь не очухаешься.
– Этого нельзя допустить, – сказал Муравьев.
– А что я могу сделать?
Армейский генерал выразительно провел ребром ладони по своей шее.
– Президент этого не поймет, – вздохнул Чернявский. – Точней, поймет именно так, как и должно: догадается, чьих рук дело. И тогда...
– На мокруху я не пойду, – категорично отрезал Подобедов. – Леша – слишком серьезный персонаж. Входит в десятку самых влиятельных лиц России. Да и подобраться к такому... Сам знаешь. А потом, как это ты себе представляешь? Без письменного приказа мои люди покушение организовывать не возьмутся. А приказ этот, как ни крути, где-нибудь в архивах осядет.
– А вас никто и не заставляет мокрушничать! – хмыкнул генерал и потянулся к аппарату спецсвязи. – У нас при Генштабе своих мокрушников навалом. Думаете, только вы на Лубянке такие умные?
* * *Небольшой вертолетик медленно плыл над Среднерусской возвышенностью. Негромко рокотал двигатель, неяркое сентябрьское солнце дробилось во вращающихся лопастях.
Сидя у иллюминатора, Алексей Кечинов сосредоточенно смотрел, как внизу проплывают бесконечные леса, небольшие деревушки и поля с серыми заплатами озимых.
С президентом он пытался связаться еще утром. Но офицер спецсвязи правительственного поезда просто-напросто ему отказал. Удельный вес Кечинова во властных кругах был немалым, но тут вступили в действие другие силы.
Нажав на кнопку вызова, Кечинов заказал чай. Стюардесса с серебряным подносом появилась ровно через минуту. Поставив стакан в подстаканнике на дубовый столик, она обворожительно улыбнулась, словно демонстрируя, что вся ее предыдущая жизнь была прелюдией к встрече с этим замечательным пассажиром.
– Узнайте, где мы теперь находимся, и скажите, – скомандовал Кечинов.
Нужная информация была доложена через пять минут. Вертолет должен был приземлиться в шестидесяти километрах по ходу движения президентского поезда.
– Правда, горючего не хватит, командир экипажа просил передать, что у нас запланирована кратковременная посадка для дозаправки. Нижегородская область, военный аэродром. Ровно через десять минут.
– А лететь еще долго?
– С учетом небольшой посадки – не более двух часов.
Вертолетный двигатель урчал с умиротворяющим однообразием. Кечинов, поднявшийся в половине шестого утра, почувствовал, что его клонит в сон. Однако засыпать не стоило: предстояло набросать основные тезисы разговора с главой государства. Даже если путч и будет подавлен, экономические потери страны обещали стать значительными – и не только от сожженных машин, разбитых витрин и банкротств страховых компаний.
Достав блокнот, функционер президентской администрации мельком взглянул на выкладки, подготовленные ему референтом-аналитиком. Он давно уже усвоил, что глава государства прежде всего обращает внимание на экономический анализ. А анализ очень неприятен.
В виду начавшихся погромов туристический бизнес в стране резко пошел на убыль. А это означало убытки авиакомпаний, отелей и целых городков в районе «Золотого кольца», так привлекающих иностранных туристов. Немалое количество чернокожих студентов, обучавшихся в России за немалые деньги, спешно отбыли на Родину. А это означало недополученные миллионы долларов. Но самое главное – поток иностранных инвестиций из полнокровной реки грозился превратиться в микроскопический ручеек, готовый вот-вот пересохнуть; прагматичные буржуи не хотели вкладывать деньги в страну с нестабильным политическим режимом. Все это, словно снежная лавина, влекло за собой великое множество других проблем: свертывание финансово выгодных международных проектов, потеря рынков сбыта продукции, неполучение с Запада высоких технологий, ликвидация сотен тысяч рабочих мест, требование социальных выплат безработным... Потери России от утраты положительного имиджа в мире и вовсе не измерялись никакими суммами. В перспективе, после возможного прихода к власти генерала Муравьева, маячили экономические эмбарго, полная изоляция страны на манер Северной Кореи и ее быстрый, но кровавый распад.
