Валерий Горшков - Тюрьма особого назначения
Корнач снова замолчал, затем я услышал, как щелкает зажигалка, и лишь после этого бывший командир «Белых барсов» задал мне вопрос.
— Тебе это надо, отец Павел? Для чего ты мне все это рассказываешь?
Пойми, ее ведь все равно уже не вернешь...
— Я хочу знать правду. Можете считать, что это моя личная просьба. Я когда-нибудь вас о чем-то просил, генерал?
— Ладно, посмотрю, что можно сделать, — с явной неохотой согласился Корнач. — Представляю, какая начнется кутерьма в прокуратуре, если выяснится, что этого твоего Скошюва приговорили к «вышке» незаслуженно! — Сделав паузу, генерал перевел разговор в другое русло. — Значит, говоришь, майор Сименко предложил походить в спортивный зал? Ну что ж, походи, если это не противоречит твоим убеждениям. Думаю, ты поступил совершенно правильно, сказав, что закончил спортивную школу и отслужил в армии. Ну посуди сам — разве кто-нибудь из охранников, а уж тем более начальник тюрьмы поверили бы, что ты случайно вырубил этого бугая?! — Генерал не удержался, чтобы не отпустить короткий смешок. — Разумеется, нет. А значит, возникли бы всякие вопросы. Да, впрочем, уже возникли. И за каждым из них в той или иной степени скрывается желание узнать, кем ты был до того, как поступил в духовную семинарию. И все же, думаю, до конца раскрываться не стоит. Ну а если откинуть Скопцова и Маховского, то как обстановка?
— Тюрьма есть тюрьма, — ответил я. — Послушные работают, к непослушным применяются специальные меры воздействия. Ну а если мне хотя бы нескольких нераскаявшихся преступников удастся обратить лицом к Господу, я буду считать, что приехал сюда не зря.
— Хорошо. Думаю недельки через две подъехать в ваши края, вот тогда и поговорим более детально. Только постарайтесь, отец Павел, впредь обходиться без членовредительства.
— Все в руках Божьих, — кротко ответил я. — Если и вправду объявитесь в Вологде, то лучше всего нам встретиться в церкви Святого архангела Михаила.
Кстати, именно отсюда я сейчас и звоню. Местный настоятель, отец Михаил, как мне кажется, добрейшей души человек. Можно, конечно, встретиться и в другом месте, но полковник Карпов открыто намекнул, что не дает никакой гарантии, что за мной во время нахождения вне пределов тюрьмы не будут приглядывать.
— И как, уже приглядывают?
— Пока еще не знаю, — честно ответил я. — Вполне возможно.
— Ну, если так, то будем прощаться. Как, говоришь, зовут того священника?
— Его зовут отец Михаил. До свидания, Алексей Трофимович.
— Всего хорошего, отец Павел.
Дверь в комнату распахнулась почти сразу же, как только я положил трубку на рычаг.
— Ну как, отец Павел, переговорили? — проворковал настоятель, усаживаясь на один из стульев.
Его серые глаза смотрели на меня ангельски кротко и вместе с тем подозрительно. Неужели этот почтенный старец подслушивал мой разговор, стоя под дверью?.. Да нет, глупости! Скорее, я кажусь ему несколько странным священником...
— Благодарю вас, вы мне очень помогли, отец Михаил, — слегка успокоившись, произнес я. — Я наговорил, кажется, минут на десять. Сколько сейчас стоит минута звонка в Питер? — Открыв портфель, я стал доставать бумажник, но отец Михаил жестом руки остановил меня.
— Не надо, батюшка, торопиться. Вы ведь еще зайдете ко мне? — Дождавшись моего утвердительного ответа, священник улыбнулся и заключил:
— Вот когда в следующем месяце придет квитанция — тогда и рассчитаемся!
— Спасибо, так действительно будет проще. — Я перекрестился и направился к выходу. — Кстати, отец Михаил...
— Да? — Не прошло и секунды, как пожилой настоятель храма был уже у меня за спиной.
— У вас есть второй выход из церкви?
— Конечно, нужно пройти вперед, к алтарю. Справа дверь во двор, к колокольне. А потом через калитку вы выйдете на соседнюю улицу. Вы что, кого-то боитесь встретить?
— Нет-нет, мне показалось, что началась служба, и я просто не хотел мешать, — сказал я первое, что мне пришло в голову. И, как это уже случилось в утреннем разговоре со Скопцовым, попался. Настоятель тут же удивленно поднял брови и.всплеснул ручками:
— Рано еще для службы-то, отец Павел! В семь вечера она! — Пожилой священник заботливо взял меня за рукав одежды. — Вам, часом, не плохо, родимый?
Выглядите вы что-то неважно... Заговариваетесь.
— Извините меня, отец Михаил, просто сегодня было тяжелое утро. А потом два с лишним часа на машине... Я зайду как-нибудь, недели через две.
Я наконец-то взялся за дверную ручку, уверенно потянул ее на себя и скрылся в полумраке церковного закутка. Без проблем нашел второй выход, миновал аккуратненький и прибранный хозяйственный дворик, открыл кованую калитку в ржавом металлическом заборе и вышел на узкую безлюдную улицу. Мне не понадобилось слишком много времени, чтобы сделать небольшой круг и оказаться напротив главного входа в церковь Святого архангела Михаила, а потом внимательно посмотреть по сторонам.
Водитель микроавтобуса, как я и предполагал, сидел на одной из скамеек возле автобусной остановки и читал, а может, делал вид, что читает какой-то красочный журнал с загорелыми женскими ножками на обложке. Решив, что совсем не обязательно ему мешать — пусть отдыхает в ожидании моего выхода из храма, — я развернулся и пошел через полузаброшенный парк по направлению к центру города.
Глава 12
Быстро закончив с необходимым по службе посещением милицейского госпиталя и загрузившись на складе необходимыми медикаментами и упаковкой перевязочного материала, Семен Аронович оставил почти все у дежурного на КПП госпиталя, пообещав забрать поклажу завтра, а сам, прихватив с собой лишь полиэтиленовый пакет, направился к расположенному неподалеку от госпиталя медицинскому центру «Элита», принадлежащему одной из коммерческих структур.
Структура эта образовалась несколько лет назад на базе поликлиники для членов горкома, райкома и прочей партийно-хозяйственной номенклатуры.
Главный врач центра, Борис Михайлович Резников, был приятелем и деловым партнером Семена Ароновича, который еще в так называемые теперь «застойные годы», работая в структуре МВД, сообразил, что можно очень даже неплохо зарабатывать на перепродаже дефицитных лекарств. С тех пор у Семена Ароновича образовался свой маленький бизнес, приносящий немалые, по меркам провинциального врача, деньги. Когда он был назначен главным и единственным врачом тюрьмы для пожизненно заключенных, то сразу выяснил, что по разнарядке на его крохотное медицинское «учреждение», состоящее из двух палат для больных общей вместительностью в шесть человек, выделяются не только сильнодействующие импортные транквилизаторы, но и такой «благородный» препарат, как морфий.
Видимо, для того, чтобы время от времени успокаивать кого-то из особо буйных узников.
Так или иначе, но до сих пор Семен Аронович ни разу не прибегал к помощи выделяемых ему дорогостоящих препаратов, держа их про запас совсем чуть-чуть и разрешая себе сбывать своему партнеру по бизнесу все оставшееся.
Самым удобным во всем этом непыльном деле был тот факт, что ни вносить в спецтюрьму, ни выносить за ее пределы лекарственные препараты вовсе не требовалось. Схема было прямо-таки идеальной — госпиталь — центр «Элита» — деньги. Тем более что никому и никогда не приходило в голову учинить проверку расхода медикаментов врачом тюрьмы особого назначения. Но даже если нечто подобное и случилось бы, Семену Ароновичу не составляло ни малейшего труда продемонстрировать проверяющему безупречно заполненные журналы прихода-расхода всех получаемых им на госпитальном складе препаратов. Такой порядок вещей сулил немалые доходы и относительный покой.
Конечно, если бы скромному врачу, втайне очень довольному своим негласным доходом, стало известно, какими астрономическими суммами ворочают буквально у него под носом полковник Карпов и майор Сименко и насколько серьезно организован имипроизводственный процессизготовления альфа-амфитамина, то Семену Ароновичу оставалось бы только разрыдаться от досады. Или, окажись он умнее, потребовать себе небольшую долю в обмен на молчание. Но доктор ничего не знал и поэтому пребывал в отличном и безмятежном настроении, неся Резникову в полиэтиленовом пакете очередную партию морфия, Он вошел в сверкающий чистотой холл, поздоровался с дежурными медсестрами в регистратуре, поднялся на третий этаж и постучал в обитую мягким дерматином дверь. После чего, не дожидаясь ответа, зашел в кабинет Бориса Михайловича, нацепив на физиономию дружески радостную улыбку.
— Заходи, заходи, Сеня! — Навстречу тюремному доктору из-за стола поднялся высокий, плотного телосложения мужчина в идеально выглаженном белом халате. На вид ему было около сорока пяти: коротко подстриженные черные волосы, победно блестящие глаза и чуть оплывшие от хорошего питания гладко выбритые щеки придавали ему вид преуспевающего бизнесмена.
