Уоррен Мерфи - Американское безумие
В нескольких метрах от подростков три полные голливудские домохозяйки в похожих на палатки длинных платьях потягивали содовую воду («шестьдесят-четыре-унции, без-сахара, то-что-вам-надо»), мечтательно поглядывая на витрину со взбитыми сливками. На их лицах было написано одно и то же: «Ну хоть одну шоколадку – я ведь так хорошо себя вела».
Последний из покупателей, по виду хищник-коммивояжер, в рубашке с короткими рукавами и с широким галстуком, стоял возле стойки с кофе, из электрического кофейника с надписью «Ирландский кофе мокко» наливая в большой термос коричневую жидкость.
Чиз взял тележку и двинулся вперед по узкому проходу. Почувствовав чудесный аромат, он подошел к секции горячих блюд. Здесь лежали порции цыпленка в тесте, обжаренные до золотистой корочки. На дне подноса горячий жир оставался жидким. Побросав его содержимое в два небольших контейнера, Чиз полил все сверху жиром, как будто это был «соус бернэз».
Один контейнер он оставил открытым и тут же начал есть. Как он быстро обнаружил, его ждал приятный сюрприз. Каждый раз, когда он надавливал на кусок цыпленка, оттуда брызгала струя жира. Вряд ли внутри вообще было мясо – разве что малюсенький кусочек цыплячьей плоти, окруженный тестом и жиром.
Просто восхитительно!
Другие горячие блюда его разочаровали, потому что в них было, с точки зрения Чиза, чрезвычайно мало жира. К тому же выставленные товары лежали на решетчатых полках, которые позволяли жиру беспрепятственно стекать вниз, куда-то под прилавок.
Когда Чиз принялся за вторую партию цыплят, он уже не думал о Пуме, чахнущей в тюремной камере. Чувствуя, как по его все увеличивающимся в объеме мышцам разливается приятное тепло, он думал о десерте. В молочном отделе его ждали длинные ряды коробок с жирным, очень жирным мороженым.
– Мистер сэр, – где-то возле его локтя произнес чей-то пронзительный голос. – Нет. Нет. Вы можете нет это сделать.
Чиз уставился на продавца, находившегося в крайне возбужденном состоянии. Тот буквально подпрыгивал на месте. Вместе с продавцом подпрыгивала приколотая к его красно-белой полосатой рубашке пластиковая карточка, на которой было написано: «Привет! Меня зовут Бапу».
– Я взвешивать цыпленки до того, как вы кушать, – протестовал Бапу.
Киноактер сдвинул темные очки на кончик носа.
– Вы знаете, кто я такой? – спросил он, протягивая руку за еще одним кусочком.
Очевидно, Бапу этого не знал.
Продавец заморгал, затем, видя, как еще один хрустящий самородок исчезает во рту гиганта, простонал:
– О, пощадить меня. Остановиться, пожалуйста. Вы остановиться сейчас, мистер.
– Где у вас лежит масло? – спросил Чиз, вылизывая контейнер изнутри.
– Третий проход, молочный отдел, – машинально ответил Бапу. Затем, внезапно избавившись от заложенной в него программы робота-продавца, он обеими руками схватил себя за курчавые волосы и запричитал:
– Ой-ой, вы все съели! Что мне делать?
Чиз покатил свою тележку в дальний конец магазина. Там у стены со стеклянными ящиками наблюдалось некоторое скопление народа. Продолжая тусоваться возле взбитых сливок и крестьянского сыра, подростки уже открыли дверцу холодильника. Три толстые женщины стояли плечом к плечу, сравнивая цены на кварту «Бен энд Джерри» и «Хааген-Дац». Отхлебывая из кружки дымящийся кофе, хищник-коммивояжер изучал ряды больших пакетов с бурритос[17].
Внезапно, перекрывая залихватскую мелодию «Эй, маленькая кобра!», которую исполнял по радио оркестр венской филармонии, в зале раздалось зловещее шипение – как будто откуда-то выползла целая стая рептилий.
И сразу же разнесся запах распыляемого из баллончика животного жира.
* * *Если бы подростки знали, какой ценой им придется расплачиваться за свою шалость, то все могло бы быть по-другому. Чиз наполнил бы свою тележку, уплатил по счету и без всяких инцидентов отбыл бы в полицейский участок. Однако случилось по-другому. В воздухе разлилось предчувствие ужасного несчастья.
Принюхиваясь к сладкому запаху взбитых сливок, Чиз замер на месте.
– Что вы делаете? – закричал Бапу, через могучее плечо Чиза глядя на мальчишек, опустошавших аэрозольные баллончики со сливками. Сливки были на их лицах, на стеклянной двери, на полу.
– О, пожалуйста, пожалуйста, дайте мне мимо! – сказал он Чизу.
И вот тут-то продавец совершил роковую ошибку, не только прикоснувшись к кинозвезде, но и попытавшись пройти между ним и горами восхитительного белого вещества. У Чиза должно было возникнуть впечатление, что Бапу пытается оттеснить его от сливок.
Не отводя глаз от веселящихся подростков, супермен небрежным движением схватил продавца за шею, своей ручищей сразу обхватив ее со всех сторон. Чиз сжал пальцы, и глаза Бапу вылезли из орбит.
Увидев, что происходит, хищник-коммивояжер бросил свою кружку с кофе и попытался бежать, но уперся в преграду из подростков и толстых леди, которые полностью загородили ему путь к отступлению.
Без всяких видимых усилий, одним легким движением Чиз свернул Бапу шею и отшвырнул его в сторону. Тело продавца с мягким стуком опустилось где-то за рядами товаров.
Хищник-коммивояжер то открывал, то закрывал рот, не в силах произнести ни звука. Он с надеждой смотрел на других покупателей, ожидая от них помощи, но они были настолько заняты своими делами, что не обращали на происходящее вокруг никакого внимания.
Одна из толстых леди повертела в руках кварту «Хааген-Дац» и, глядя на нее сквозь толстые очки, сказала:
– Ну, на этикетке написано, что аромат тот же самый, но откуда мы знаем, что и вкус тот же самый?
Другая женщина, держа в руках кварту «Бен энд Джерри», также внимательно изучала список ингредиентов.
– Не могу ничего понять, – покачав головой, пожаловалась она.
Третья женщина бросила короткий взгляд назад. Продавца нигде не было видно.
– Есть только один способ это узнать, – сказала она, протягивая руку к крышке.
От свежего запаха жира у Чиза в полном смысле слова потекли слюнки. Дыхание его стало хриплым и прерывистым. Он хотел получить то, что издает такой запах.
Все полностью.
Знаменитый киноактер немного сдал свою тележку назад, затем резко двинул ее вперед, ударив коммивояжера по ногам. Тот сразу упал в корзину с товарами, но прежде чем он успел закричать, Чиз уже схватил его за горло. Так же, как и продавцу, он свернул несчастному шею и швырнул его куда-то за ряды товаров.
Чувствуя, как после принятых двух контейнеров цыплят в тесте вновь расширяются его мышцы, Чиз направил тележку прямо на толпу подростков.
– Эй, гребаная задница! – сказал один из них в вязаной кепке и чересчур свободной клетчатой рубашке. – Берегись! Ты испытываешь наше терпение.
Чиз тут же пробил его головой стеклянную дверь холодильного шкафа. Ударившись о стальную решетку внутри шкафа, парнишка отскочил назад и навалился на тележку. Чиз сбросил его бесчувственное тело на пол.
Остальные пятеро мальчишек смотрели на него разинув рот, а из баночек с «Редди вип», которые они держали ослабевшими руками, рекой текли на пол сливки.
Их благоухание сводило Чиза с ума.
Чистый жир без всяких примесей.
Он пропадал зря, и это приводило Чиза в бешенство.
Теперь знаменитый киноактер не смог бы остановиться, даже если бы этого захотел. Приподняв стальную тележку над головой, он обрушил ее на окаменевших юнцов. Тем некуда было бежать. Как молотом, Чиз бил их тележкой по головам, словно старался вбить мальчишек в черно-белый кафельный пол. Кровь и мозг брызгами разлетались во все стороны.
Три леди в заляпанных кровью платьях по-прежнему стояли, прижимая к груди открытые коробочки с мороженым. У каждой им были испачканы все губы и пальцы.
Еще немного, и в распоряжении Чиза будет сколько угодно жира.
Подобно забойщику скота на живодерне, знаменитый киноактер ударил своим громадным кулаком по голове ближайшей из женщин. Она упала на пол, убитая наповал. Двое других сорвались с места и, забежав за угол, бросились к выходу из магазина.
Чиз не обратил на них никакого внимания. Набрав себе полные руки мороженого, он отошел в сторону, чтобы устроить себе маленький праздник.
Когда через пятнадцать минут приехала полиция, знаменитый киноактер сидел на полу в проходе номер два, окруженный грудой пустых коробок из-под «Хааген-Дац», и с левой руки поедал миндально-шоколадную помадку, а с правой – «Динг-Донг».
15
Чтобы подготовиться к еще одной пресс-конференции, Джимми Коч-Рош, находившийся в филиале полицейского участка в Малибу, удалился в относительное уединение мужского туалета. Стоя перед располагавшимся над умывальником длинным зеркалом, в котором по причине маленького роста ничего не мог увидеть (его макушка на полметра не доставала до нижнего края), Коч-Рош выпятил грудь и вполголоса произнес:
– Единственное преступление сенатора Лада состоит в том, что он настоящий жеребец.
