Юрий Гаврюченков - Сокровище ассасинов
Мы бежали сломя голову. Прочь от полыхающего дома. Казалось, что сейчас послышатся крики соседей, кто-нибудь вызовет ментов и пожарных, и вообще всё будет плохо.
Опомнился я только в машине.
– Гасимся! – приказал Слава.
Я вырулил на дорогу и погнал из Юкков, стараясь поскорее завернуть в лес. Минут через десять я почувствовал, что убегать больше не надо, и вздохнул:
– Ушли.
Корефан улыбнулся в ответ и провёл ладонью по ежику волос от лба до затылка.
– Опалило чуток, – хмыкнул он, изучая грязную ладонь. – Надо будет к парикмахеру сходить.
– Ну, теперь-то уж сходишь, деньги будут. И к парикмахеру, и в массажный салон. Маникюр тебе там сделают, педикюр…
– Педи… В общем, мне эту штуку не надо, – наотрез отказался Слава. – А вот в сауну завалимся точно.
– Не вопрос!
От метро, чтобы не засвечивать мобильник перед возможной прослушкой отечественных спецслужб, я позвонил Эрраре.
– Дело сделано, – сказал я. – Когда мы могли бы встретиться?
Испанец забил стрелку возле памятника Ильичу-на-броневике на площади Ленина. Знатное местечко! Неподалёку были Кресты, куда нам со Славой надлежало отправиться в случае собственной неосмотрительности.
Договорились на шесть часов. Испанец не торопился. Мы подкатили туда за десять минут до назначенного срока. Припарковались, вышли. Прогулялись до истукана. Скверик у площади был многолюден. Народ на скамеечках потягивал пиво. Возле кустов ссорились бомжи. Из вокзала в метро валили толпы с тележками – прибыла электричка. За нашими спинами находился Литейный мост, Большой Дом и шемякинские сфинксы с черепами вместо лиц. Справа была Арсенальная набережная с дачечным домиком, мужским и, далее, женским СИЗО, спереди и левее – ещё один СИЗО на улице академика Лебедева. Всё это было так близко нашим сердцам! Либо рассердившийся на нас комтур Ордена Алькантара обладал недобрым юмором, либо просто не догадывался о специфике этой точки.
– Мы неуклонно приближаемся к тюрьме, – подколол я Славу.
– Сплюнь.
Я трижды сплюнул через левое плечо. Так, на всякий случай.
Хорхе Эррара появился в сопровождении водителя-телохранителя Хенаро Гарсии.
– Ваш заказ выполнен, – сказал я.
– Выполнен?
– Вы же хотели выжечь змеиное гнездо. Теперь этого дома нет. Он сгорел вместе с двумя трупами фидаинов. Можете проверить, мы подождём.
На губах Эрарры зазмеилась довольная улыбка.
– В этом вы можете не сомневаться, госоподин Потехин. Я отправил после вашего звонка.
В его кармане заиграла мелодия. Эррара достал трубку. Перекинулся парой фраз на испанском. С удивлением посмотрел на нас.
– Резво, – заметил он. – Резво.
Слово понравилось испанцу и он повторил его снова. Убрал телефон. Достал бумажник. Вытащил заготовленную пачечку купюр. Получать плату за убийство прямо на площади между управлением ФСБ, вокзалом и тюрьмой мне показалось стрёмновато, но Эрарре это было невдомёк.
– С вами приятно иметь дело, – сказал он. – В ближайшее время я вам предложу ещё поработать.
– Мы что, эскадрон смерти?
– Машину, – Хорхе Эррара надменно вскинул голову, – можете пока оставить себе.
Это был серьёзный довесок. Я посмотрел на Славу. Он кивнул.
– Ладно, – сказал я. – Мы будем на связи.
– Тогда всего хорошего, – с достоинством откланялся Эррара.
Возвышавшийся за его спиной Хенаро Гарсия помалкивал, но на прощание еле заметно улыбнулся и с иронией подмигнул. Сей рыцарь нам явно симпатизировал. Должно быть, наслушался рассказов о случившемся в палате.
– Кабальеро! – бросил вслед испанцам друган.
– Ты о ком?
– Об этом, мелком. Весь на понтах, как на шарнирах, настоящий кабальеро.
В устах Славы это слово выглядело ругательством, а я подумал, что «кабальеро», как в средневековой Испании называли рыцарей, действительно здорово подходит к Эрраре с его горделивой осанкой и выпендрёжным поведением. А дон Франсиско де Мегиддельяр, обосновавшийся в ожоговом отделении, теперь очень смахивает на идальго, рыцаря печального образа типа дона Кихота.
«Интересно, – подумал я, – как их наградят за победы над злобными ассасинами по возвращении на родину? Наверное, в звании повысят и какой-нибудь орден на красивой ленте вручат.» Потомки тамплиеров отважно продолжали ратный подвиг крестоносцев, громя коварных ассасинов, правда, не своими руками, а посредством нанятых туземцев. Тут им в смекалке отказать было трудно.
В машине мы поделили деньги испанских рыцарей. Получив полторы штуки, Слава завертел головой, что-то выискивая.
– Где их у вас теперь меняют? – спросил он.
8
Баню, приютившуюся в спортивном комплексе завода «Светлана», я нашёл случайно. Ехал домой и вдруг увидел скромную табличку «Сауна». На поверку заведение оказалось маленьким и уютным люксом, с бассейном и бильярдным столом. Мы сняли его на четыре часа, чтобы как следует отмякнуть: и мне, и Славе не мешало привести себя в порядок. Выплатив банщику задаток, мы отправили его разогревать парилку, а сами навестили парикмахерскую. Напоследок завернули в магазин, поскольку корефан баню без пива и воблы не представлял. Его можно было понять – человек находился на свободе только вторые сутки и хотел попробовать всего и сразу. В местах заточения верхом наслаждения считается стандартный набор: водка, пиво, баня, девочки. Впрочем, насчёт девочек у Славы имелось особое мнение.
– Знаешь, кого я сегодня встретил? – поинтересовался афганец, когда мы, обернувшись простынями, пытались обыграть друг друга в бильярд.
– Где? – весь день Слава был у меня под присмотром, и встретить кого-то без моего ведома вряд ли мог.
– В больнице.
– В больнице? Ну и кого? – вспомнил я женщину в коридоре.
– Подругу свою, ещё по Афгану. Она в госпитале медсестрой была, я там валялся. Знаешь, какой роман был… – Слава отложил кий и мечтательно затянулся сигаретой. – Эх! А потом у неё контракт закончился, и уехала Ксюша в Харьков. Писала мне… – Слава притушил в пепельнице бычок и погрустнел. – А потом параша пришла, что убили её, уже в Союзе… Я сегодня так и не понял: она это была или не она? Ты, Ильюха, как думаешь?
Я сделал вид, будто увлечён закатыванием шара. Что я мог сказать другу? Чёрт их, этих женщин, разберёт. Они иногда такие фортеля выкидывают, что не понять, зачем это делают, то ли по скудоумию, то ли по злому наитию. Может быть она тогда выходила замуж и хотела избавиться от старых боевых друзей, вот и рвала связи, как умела.
– Бабы – загадочный народ, – подытожил я вслух свои мысли, – но, судя по тому, как она на тебя смотрела, вполне вероятно, что это твоя знакомая.
Слава горестно улыбнулся щербатым ртом и цыкнул.
– Х-хэх! – тоскливо выдавил он. – Вот ведь как иногда сложится… Ну, не поехали бы мы сегодня с тобой в больницу – ведь не встретились бы никогда.
Он напряжённо о чём-то думал.
– Это судьба, – заметил я, промахнувшись по шару.
– Да, верно, – Слава намелил кий. – От судьбы не уйдёшь. А поехали, найдём её!
– У неё смена давно закончилась, – запротестовал я. Устраивать разведывательный рейд по корпусам Военно-медицинской академии, зная характер корефана, хотелось меньше всего. Тем более после того, что мы сегодня учинили. Слава подтвердил мои опасения, мечтательно протянув:
– Узнать бы, почему эта тёлка меня тогда бортанула! А, может, и не она вовсе, а мне специально подосрали. Узнал – убил бы!
– Да ладно тебе, Слава, расслабься, – успокоил я. – Сходи в парилку, пивка попей. Будь как патриций в термах. Если хочешь, гетер вызовем и устроим оргию. – Зная, что в Славиной голове много мыслей разом не помещается, я постарался отвлечь его какой-нибудь новой идеей. – Куда нам ехать? Кого мочить? Если мочить, то только за деньги.
– Да если бы я за всех, кого грохнул, бабки получал, давно бы уже Рокфеллером был! – наконец переключился с госпитальной темы корефан. – Мне за службу Отечеству вовек не отмолиться. Да и плюнул я на молитвы…
– Как в восемьдесят пятом, когда после твоей исповеди батюшку валерьянкой отпаивать пришлось, – напомнил я Славой же рассказанный случай.
Его, тогда ещё старлея, выполняющего интернациональный долг в братской ДРА, в отпуске каким-то ветром занесло в церковь, где он решил исповедаться. Грехи у боевого офицера были такие, что священника чуть не хватил кондратий. Например, Слава заживо сжёг на костре шведского снайпера, решившего погеройствовать на стороне моджахедов. Сначала допросили на ломаном английском, а потом… «Он же как русский, сука! Ну как такого живым оставлять?» И в самом деле, как? Духа может быть и взяли бы в плен, но раз уж белый, да ещё внешности почти славянской, то двух мнений быть не может. Разломали снарядный ящик, облили солярой и понеслась душа в рай. Были и другие подвиги. От этих забав батюшку перекорчило столь конкретно, что прощения наш доблестный вояка не получил. Впрочем, это его особенно не тяготило.
