Кирилл Казанцев - Между ударами сердца
Он нажал кнопку с изображением красного телефончика на своем мобильнике. Аппарат перестал дозваниваться Марии и буквально через пару секунд задрожал в руке старика.
– Алло! – нервным движением Прохоров поднес телефон к уху.
– С вами говорит полковник Грищенко. У нас случилось ЧП. В лесопарке нашли…
– Машенька!
– Вам необходимо опознать тело, – официально говорил в трубку начальник уголовного розыска города. – Прошу вас проехать с моими людьми.
– Моя Машенька, – шептал Иван Иванович.
– Прошу сюда, – старший лейтенант Картузов встал перед впавшим в шоковое состояние стариком и аккуратно подтолкнул его в сторону полицейского «уазика».
Другой полицейский, сидевший на заднем сиденье, открыл дверь. Находясь в полнейшей прострации, Иван Иванович кое-как забрался в машину. Картузов хлопнул дверью и стал усаживаться на свое место, чем вызвал полуминутную качку всего автомобиля.
– Тимоха, вперед, – сказал Картузов водителю.
Заскрежетал стартер – «уазик» дернулся и покатил по не очень ярко освещенной дороге.
В лесопарке, недалеко от места преступления, патрульную машину встретил сам начальник уголовного розыска города – полковник Грищенко.
– Иван Иванович, новости для вас, прямо скажем, печальные, – сказал он. – Но только вы можете сообщить нам…
– Она или не она, – обреченно перебил его Иван Иванович.
– Да, вы же сами все понимаете.
– Где?
– Пройдемте со мной, – полковник Грищенко указал рукой в темноту.
В созданном прожектором овале света на тропинке между высокими кустами лежало укрытое черной полиэтиленовой пленкой бездыханное тело, судя по очертаниям, женщины.
– Нападение и, извините, изнасилование, – молодой следователь откинул пленку, показав Ивану Ивановичу лицо жертвы.
– Маша! – вырвалось из груди старика.
Он мельком увидел разорванное платье.
– Кто это сделал?! – обезумевший старик схватил за ворот следователя.
– Не знаем, но мы найдем, – следователь с силой убрал с себя руки Ивана Ивановича.
– Мы обязательно его найдем, – твердо проговорил полковник Грищенко.
– Боже! За что?! – запричитал старик. – За что же мне такое наказание?! Зачем же мне вообще здесь находиться?! Видеть все это?! И жить дальше!
– Воды с успокоительным, – распорядился начальник уголовного розыска.
Капитан Благовещенский, который сидел рядом с Иваном Ивановичем на заднем сиденье «уазика» – такой же огромный, как и старший лейтенант Картузов, – принес из патрульного автомобиля пластмассовую кружку, от которой помимо лекарства еще несло каким-то дешевым спиртным.
– Выпейте, – полковник Грищенко взял у Благовещенского кружку и сам преподнес ее к рукам старика.
Тот обхватил ладони начальника уголовного розыска своими дрожащими руками, приложился сухими губами к краю кружки и сделал пару глотков.
– Вы понимаете, что нам надо составить протокол? – начал Грищенко.
– Да-да, – уже немного успокоившись, согласился Иван Иванович.
– Вот описание, – начальник угрозыска достал из кожаного планшета папку, а из нее – документы. – Будете читать?
– Что это? – будто ничего до этого не слышал, спросил Иван Иванович.
– Описание места, времени. Предположительные действия, которые были совершены с вашей…
– О господи! – простонал Иван Иванович.
– Описание положение тела, – запнулся Грищенко. – Пейте же!
Полковник полиции увидел, как старик слабеет, и насильно влил ему в рот еще немного жидкости из пластмассовой кружки.
– Увольте, – слабым голосом произнес Иван Иванович.
– Так вы будете читать? – не унимался Грищенко.
– О, нет, – едва промямлил старик.
Иван Иванович увидел страшные слова – «смерть наступила в результате…».
– Просто подпишите на каждой странице, – спокойно сказал Грищенко и протянул старику ручку.
Убитый горем Иван Иванович, у которого была дальнозоркость, держал бумаги чуть ли не на вытянутой руке и на папке, лежащей на кожаном планшете, подписывал страницы.
– Зачем же теперь жить… – шептали его губы.
Иван Иванович боялся вглядываться в то, что сообщали буквы – как умерла, какие муки перенесла его единственная доченька, его единственная отрада на этом свете, его надежда и наследница.
И он, конечно, не заметил, что между страницами протокола опознания находилась страница, взятая совершенно из другого документа, – генеральная доверенность на квартиру, выданная на неизвестное Ивану Ивановичу имя – Аслан Шахмарданович Джамалутдинов, оформленная задним числом, примерно за полтора месяца до произошедшего.
Имея на руках этот документ, Аслан мог делать с квартирой Прохоровых все, что угодно: дарить, продавать, сдавать внаем.
Как только бумаги были подписаны, Грищенко спрятал их в папку, а папку – в планшет, который застегнул щелчком металлического держателя, затем вежливо забрал из руки старика ручку и спрятал ее в нагрудный карман кителя.
– Вы прощаться будете? – поинтересовался он казенным тоном.
– Извините, что?
– Мы сейчас ее заберем. И вы долго ее не увидите – экспертизы, вскрытие. Будет лежать в морге, когда еще до похорон дело дойдет. Пока мы еще ее вам выдадим…
– Конечно, конечно, я понимаю, – пробормотал Иван Иванович.
– Тогда мы вас оставим одних, чтобы не мешать, – начальник уголовного розыска изобразил на лице выражение соболезнования. – Эй, все отошли! Картузов! Благовещенский! И вы, товарищ капитан, – обратился он к следователю, – вернитесь к машинам. Дайте человеку побыть с дочерью.
Полицейские послушно углубились в лес.
Иван Иванович остался один на тропинке. Перед ним лежала укрытая черной пленкой его дочка. Он довольно продолжительное время смотрел на лесопарк, тропинку, Марию, и ему вдруг показалось, что это просто какой-то дурной сон. Ему казалось, что вот он сейчас проснется, и все будет по-прежнему. Он откроет глаза и увидит полки книг, почувствует запах кофе, который доносится из кухни. Услышит звонкий и веселый голос: «Папа, ты проснулся?» Он потянется, высунув ноги из-под одеяла, а Маша снова скажет:
– С добрым утром! Кофе со сливками или без?
– Сегодня я хочу без… – капризно ответит Иван Иванович.
И она прикатит ему тележку с подносом, на котором будет стоять серебряный кофейник, чашечка, ложечка – набор, когда-то принадлежавший русскому дворянскому роду Богатыревых. А на белом блюдечке будет лежать любимая пышка с капелькой сливового повидла посредине. Только его Машенька умела так замечательно печь пышки. Ее научила мама, которая давно умерла от пневмонии. И у Машеньки эти пышки выходили ничуть не хуже…
Но страшный сон не проходил. Никто не говорил Ивану Ивановичу «с добрым утром». Перед ним была глухая страшная ночь, и в свете одиноко торчащего прожектора вырисовывалась ужасная картина, которую разум Ивана Ивановича просто отказывался воспринимать.
Пошатываясь, он медленно подошел к телу дочери, грохнулся на колени и заплакал, уткнувшись головой в холодную, усыпанную каплями дождя и росы пленку.
– Что же это? Как же так?
Прошло несколько минут, а старик все так же лежал ниц перед своей Машенькой. К нему подошли двое полицейских – пора было уезжать.
– Зачем же мне теперь жить…
– Ну, тихо, тихо, папаша, – сочувственно сказал капитан Благовещенский.
– Ну, правда, не надо так убиваться, – произнес грузный старлей Картузов. – Будет уже. Давайте, пройдетесь с нами.
Благовещенский попытался поднять Ивана Ивановича с земли. Тот обернулся и обнял капитана полиции за бычью шею и еще сильней затрясся от рыданий:
– Зачем же… Я просто не хочу жить…
– А у вас, папаша, ремень есть, – вдруг сказал капитан Благовещенский.
Не дожидаясь ответа, его руки ощупали пояс старика.
– Есть, это хорошо.
Благовещенский ловко расстегнул ремень, с силой вытянул его из штанов.
– Что же это? – промямлил старик.
– Ничего, спокойно. Мы вам поможем, – сказал старший лейтенант Картузов.
Он оторвал старика от капитана Благовещенского, отточенным приемом отвел сухие руки Ивана Ивановича назад, так, чтобы ничего не хрустнуло и не сломалось. Голова бывшего учителя истории оказалась на уровне выпирающего живота капитана Благовещенского.
– Ты же, папаша, сам сказал, что жить не хочешь, – не дав старику сообразить, что происходит, Благовещенский быстро накинул ему на шею его же ремень и таким же стремительным движением затянул петлю.
Иван Иванович тихо захрипел. Его пепельное лицо на секунду стало багровым, он беспомощно дернулся всем своим тщедушным телом. Благовещенский чуть усилил натяжение и потащил старика за собой, в глубь лесопарка, за кусты, где росла береза с низкой веткой.
Благовещенский тянул за петлю, а старший лейтенант Картузов нес потерявшего сознание старика за ноги. Под веткой березы он поставил Ивана Ивановича, удерживая одной рукой за спину, чтобы старик не упал, а Благовещенский в это время завязал узел на ветке березы. Когда менты отпустили Прохорова, он остался стоять, привязанный к дереву за шею.
