Виктор Доценко - Ученик Бешеного

А зачем нам копировать американскую модель? У нас же совсем другая история! — Бешеный не жаждал повиноваться Америке.

Одной из форм неподчинения и будут организованные мной демонстрации против войны с Ираком. — Широши был очевидно доволен результатом своей «политинформации». — Много труднее убедить самих американцев, что они встали на неверный путь: этот путь опасен и для самой Америки. Бедняга Буш–младший звезд с неба не хватает, но его упорно толкают на роль мирового лидера.

Кто толкает? — Вопрос Савелия был логичен.

Его ближайшее окружение и такие фанатичные патриоты США, как ваш невольный партнер по операции, в ходе которой Усаме удалось ускользнуть.

Этот самый мистер Лайн? — Савелий нахмурился.

— Он — один из идеологов самой фанатичной американской организации, члены которой считают, что только Америке суждено повелевать миром.

Что ж вы мне раньше‑то не сказали?! Я пристрелил бы его, и дело с концом! На одного противника было бы меньше. — В словах Савелия была железная логика настоящего бойца, но Широши, озабоченный глобальными проблемами, ее не заметил.

Лайн и ему подобные ведут США к катастрофе, — убежденно заявил Широши и вскинул голову, — и я им это докажу безо всякого там оружия!

Какова сейчас моя роль? — По ходу беседы Савелий ощутил неодолимую потребность действовать.

Вам придется немного отдохнуть на острове. — Голос Широши звучал даже несколько виновато. — Я прекрасно понимаю, что ваша натура не переносит покоя и бездействия, требует активности. Не обижайтесь, но ведь вам уже не двадцать пять лет. И хотя вы в прекрасной форме, просто нельзя каждый месяц испытывать такие встряски, которую вы получили, гоняясь за бен Ладеном.

Савелий ничего не ответил, но немного подумал и мысленно согласился.

Перед сном, лежа в постели на открытом воздухе и глядя на крупные звезды южного неба, он сам себе сознался в том, что годы, проведенные в постоянных смертельных схватках, действительно дают о себе знать.

Проблема была не в физическом, а в психологическом состоянии. В любом бою он чувствовал себя превосходно и был на голову, а то и на две выше противника. Но потом наступали какие‑то непонятные апатия и безразличие.

Тело не устало, устала душа.

Бешеный сокрушал врагов, но на их место вставали все новые и новые, и конца этой битве не было видно.

Говорков, конечно, не утратил свои жизненные цели — творить ДОБРО и наказывать ЗЛО в любом его проявлении, но восстанавливаться психологически стало намного тяжелее.

Когда Савелий утром поднялся, Широши на острове уже не было. Раджив на вопросы, где хозяин и когда вернется, вежливо улыбался и недоуменно пожимал плечами.

Глава 6

Пока Константин Рокотов со своими партнерами занимается расследованием странной смерти Владимира Мордковича, не пора ли нам побывать в Америке и посмотреть, чем занимается жена Савелия Говоркова — Джулия?

Кто не читал книги «Бешеный жив!» или читал, но не помнит, на чем прервалось повествование о Джулии, напомним главные обстоятельства ее жизни в тот период.

Уверенная, что ее любимый Савелий убит преступниками, Джулия решает по–своему отомстить за его смерть. По ее мнению, российские правоохранительные органы не справляются с преступностью в стране, а потому она на свой лад наказывает особо оборзевших мерзавцев. Девушка владеет очень редким видом восточного боевого искусства под многозначительным названием «Одинокий воин».

Ранее в книгах о Бешеном вы могли встречаться с подробным описанием этой уникальной и очень эффективной борьбы. Достаточно напомнить, что в арсенале многообразных приемов имеется страшный удар под названием «атэми». Это удар отложенной смерти!

Его суть в том, что человек, профессионально им владеющий, не прикасаясь к противнику, а только за счет собственной накопленной внутренней энергии может вызвать немедленную смерть или растянуть смерть на часы, дни, месяцы, годы, а может вызвать недуг, который невозможно вылечить или уменьшить страдания потерпевшего.

Вся Москва в буквальном смысле встала на уши! То в одном, то в другом, то в третьем районе находили трупы, в основном мужчин, причину смерти которых можно было установить только при вскрытии. Причем при внешнем осмотре не обнаруживалось никаких повреждений, а при вскрытии констатировались отрыв селезенки, почки, легкого, даже сердца. Все были в панике! А органы правопорядка, несмотря на издевательства средств массовой информации, с трудом сдерживали ликование: все погибшие были закоренелыми преступниками, которым ранее удавалось избежать наказания.

Наконец‑то их настигло справедливое возмездие! Однако милиции нужно было что‑то делать, поскольку расследование взяли под контроль на самом верху.

Виртуозно ускользая от идущих по ее следу сотрудников правоохранительных органов, Джулия не учла одной существенной детали: своих уникальных ярко–рыжих волос! Сначала ее стал подозревать Константин Рокотов, но раньше него обо всем догадался Андрей Ростовский.

Рано или поздно на нее вышли бы и государственные сыщики. Вняв разуму и аргументам Рокотова, Джулия вылетела в Америку…

Необходимо заметить, что уговаривать ее долго не пришлось: она очень соскучилась по сыну, а потому без особых колебаний приняла решение возвратиться в Штаты. Понимая, что за ней, возможно, охотятся враги, она не решилась на прямые контакты с сыном до поры до времени и с болью наблюдала за ним со стороны.

После банкротства банка, где были аккумулированы основные средства Джулии, проблема обеспеченной нормальной жизни для нее и ее сына встала особенно остро[3]. Помощь ей оказал русский банкир Глаголичев, которому она случайно спасла жизнь в офисе банка. Какие–никакие, а деньги вернулись к Джулии. Конечно, ни о каких излишествах теперь думать не приходилось. Как говорится: «Не до жиру — быть бы живу!»

Теоретически Джулия была очень богата, поскольку погибший от пули киллера Глаголичев оставил ей в наследство большую часть своего состояния. Но, во–первых, она еще юридически не вступила в права наследования, а во–вторых, сильно сомневалась в том, что ей вообще следует это делать.

Она опасалась, что капиталы покойного состоят преимущественно из полученных в результате различных финансовых махинаций «грязных» денег, которые могли в любой момент стать предметом пристального внимания специальных агентств, учрежденных во многих странах Запада специально для борьбы с отмыванием «грязных» денег.

Кроме того, она никак не могла забыть таинственную личность, фигурировавшую в компьютере Глаголичева под шифром «X».

Джулия понимала, что тогда ее спасло какое‑то чудо. При всем уважении и симпатии к Константину Рокотову она никак не могла поверить, что он был способен в одиночку противостоять человеку, которого откровенно боялся такой богатый и ушлый тип, как Глаголичев, бывший к тому же депутатом Государственной Думы.

Джулия резонно предполагала, что этот самый «X» не прочь наложить лапу на огромное наследство Глаголичева.

Сегодняшняя ее финансовая ситуация требовала принятия срочных мер, и потому Джулия уже подумывала расстаться со своим домом и прислугой, с которой почти сроднилась, подыскать квартирку поскромнее и всерьез посвятить свою жизнь маленькому Савушке.

В тот день Джулия, оттягивавшая до последнего, приняла наконец решение выставить дом на продажу. Проводив Савушку с его удивительно доброй няней Холидей Полли или, как она звала ее, Полечкой, Джулия попросила Нионилу, дородную повариху с Украины, приготовить богатый прощальный обед, на котором она собиралась объявить обслуге о неизбежном расставании после краха ее банка.

Кроме вышеназванных, в доме Джулии работали еще несколько человек. Это вечно улыбающийся здоровячок негр Билли — шофер и телохранитель Джулии. Чтобы вывести его из себя, нужно было совершить нечто такое, за что обычный человек запросто мог бы убить.

Дородная и внушительная горничная, редко улыбающаяся, но бесконечно преданная, белокурая немка Амалия, с успехом заменившая отбывшую на родину соотечественницу — Роз–Мари, которой несказанно повезло: умер какой‑то дальний родственник, и она оказалась единственной наследницей миллионного состояния с огромной океанской яхтой в придачу.

И, наконец, садовник Филл — тоже негр, причем весьма почтенного возраста, но он, в отличие от Билли, просил не называть его негром, а только афроамериканцем, в крайнем случае темнокожим, и очень обижался, если кто‑то не учитывал его пожеланий.

Нелишне заметить, что весь обслуживающий персонал неукоснительно придерживался правила, введенного Джулией еще со дня вселения в этот

дом: внутри него все были обязаны говорить только по–русски. Единственный, кому с большим трудом удавался этот «страшный» русский, был Филл. Поначалу он даже пытался бастовать, но когда никто его не поддержал и никто не захотел говорить с ним по–английски, волей–неволей пришлось осваивать азы незнакомого языка. Старый Филл настолько втянулся, что вскоре стал поправлять гордую немку Амалию, которой, оказывается, язык давался труднее, чем старому садовнику.