Данил Корецкий - Допрос с пристрастием
Вчера Лис прогулялся пешком по набережной и, улучив момент, нарисовал мелом на опоре Южного моста знак доллара, только перечеркнутый одной черточкой, а не двумя. В век увлечения «граффити» рисунок не привлекал внимания и даже терялся на фоне жирных разноцветных линий, уродующих любую, необязательно гладкую, но просто ровную поверхность. Между тем скромный меловой чертежик содержал важную информацию для того человека, которому быт адресован, а именно — обозначал место и время завтрашней явки. Конечно, такие сигналы — из арсенала разведки, а не уголовного розыска, но в связи с удобством Лис их оттуда и заимствовал, опустив чрезмерные сложности, вроде сигналов о постановке и съеме знака. В конце концов, агенты существуют не только у разведок, но и у милиции, и он стремился обхитрить не государство в лице контрразведывательных органов, а босяков, среди которых даже покойный Гангрена или Ваня Карман особой изощренностью не отличались.
И вот сейчас, в отстойнике списанных на металлолом судов за грузовым портом, он встретился с человеком, один вид которого быт способен скомпрометировать любого собеседника. По лицу, манерам, одежде, лексикону и десятку других признаков это быт опытный уголовник, матерый зэк, сын тюрьмы…
Но Лиса это не смущало. Именно такие люди осведомлены о жизни криминального дна.
— Здорово, дружище! Чертовски рад тебя видеть! — Он совершенно дружески пожал руку сомнительному знакомцу, взял его под локоть и повел по грязному берегу, вдоль черной, в разводах нефти воды, между ржавыми остовами катеров, буксиров, торчащих из реки и перегораживающих путь сухогрузов и барж, которые приходилось обходить.
— Что-то происходит, дружище, — начал Лис озабоченным тоном, чтобы агент проникся серьезностью задачи. — Залепили несколько «мокряков» — один за другим. Кто, что — неизвестно… Вообще глухо! Похоже, не наши работают…
— Я слыхал, Михалыч, — сказал спутник, перебрасывая папиросу из одного угла рта в другой. Голос у него был глухой, с привычными блатными интонациями. — Но эти вещи не перетирают,[9] сам знаешь. Да я в последнее время и отошел от дел, мало кого вижу…
— Во-во! — Оперативник назидательно похлопал агента по согнутой сутулой спине. — Если сидеть на жопе, то сорока на хвосте новостей не принесет! Давай, влазь обратно в дела, скажи — «воздуха» не хватает.[10]
Агент пожал плечами.
— Его и так не хватает. Ты знаешь, Михалыч, я всю жизнь ворую, а не разбогател. Вот скажи, откуда столько богатых взялось?
Лис хмыкнул.
— Ты философию не разводи. Я ведь не по этой части, да и ты тоже. Давай, влазь в дела, бей хвостом, поднимай муть, ищи информацию. Если где-то вылезет оружие, или заезжие «спецы», или какая байка про киллеров — вцепляйся зубами, руками и ногами!
— А не отрубят руки-то? — спросил собеседник и тяжело вздохнул.
— Ты чего как девочка? — удивился Лис. — Первый раз, что ли?
Агент вздохнул еще раз.
— Устал я, Михалыч. Годы свое берут, здоровье уходит. А главное, в душе что-то перевернулось…
— Подлечим душу, не бойся. На вот, держи…
Лис достал пятьсот рублей, потом пошарил по карманам, добавил еще двести, протянул. Рука с купюрами повисла в воздухе.
Было тихо, только плескалась покрытая радужной пленкой вода. Пахло ржавым железом и унынием. Агент бросил окурок в воду, махнул рукой и взял деньги.
— Эх, Михалыч! Да разве я об этом…
— А о чем?
— Ты сколько человек посадил? — вопросом на вопрос ответил агент.
— Пс-с-с… Да что я, считал? Много, наверное…
— И убивать, знаю, приходилось…
— Было. Но к чему ты завел шарманку?
— Не снятся они тебе?
— Ну, ты даешь! Ты скоро будешь проповеди читать! Снятся только невинно убиенные! Запомни — невинно! На моей совести ни одного невинного нет! Тебе же тоже те двое у ИБС не снятся?
— Те не снятся. Другие снятся. И наяву приходят.
— Да брось ты! Что-то не узнаю своего старого другана! Опер обнял агента за плечи, прижал, потряс.
— Это ты от безделья заржавел. Сейчас войдешь в работу, ржа и оботрется. Ну, чего ты расклеился?
— Не знаю… Старый стал. Да и изменилось все вокруг. Все сдают, всё сливают, за бабки что угодно сделать можно. Воровские короны продаются! Менты все продажные, прокуроры! Времена нынче паскудные… Сейчас нужна крепкая подписка…
— Я — твоя подписка! — раздраженно сказал Лис. — Мало, что ли?
Но опомнился и изменил тон на сочувственно-дружеский.
— Я тебя хоть раз подводил, дружище?
— Нет.
— А продавался? Или кого-нибудь подставлял?
— Тоже нет. Ладно, я пошел. Бывай.
— Давай. Только выходи там же, где зашел.
Последнюю фразу он произнес не случайно. Через несколько минут у Лиса должна состояться встреча еще с одним агентом, и «светить» их друг перед другом не следовало.
— Бывай, Михалыч…
На этот раз они обошлись без рукопожатия. Лис долго смотрел в согнутую спину. Потом встряхнулся, с силой провел руками по лицу и, лавируя между гулкими корпусами барж и катеров, пошел к другому концу этого кладбища металлолома. Встреча с агентом Лешим прошла хоть и не очень сердечно, но в целом успешно. Она отняла много нервной энергии и душевных сил. Теперь предстояла встреча с агентом Горгулей, и на нее следовало выходить в отличной форме.
Через триста метров, между изъеденным ржавчиной сухогрузом и лежащим на боку танкером его ждал человек. По внешнему виду манерам и повадкам он был похож на предыдущего, как брат-близнец.
— Здорово, дружище! — широко улыбаясь, Лис потряс не очень чистую ладонь. — Чертовски рад тебя видеть!
* * *На следующий день Спиридонов поехал в область. Пастряков встретил его настороженно. Но все-таки приподнялся с места и протянул руку:
— Что такой возбужденный, будто за тобой черти гнались?
Новый мэр Придонска, не дожидаясь приглашения, плюхнулся на стул, словно из него выпустили воздух.
— Вчера опять приезжали москвичи насчет порта. Я подписал все бумаги.
Белесые глаза заместителя губернатора медленно выкатились из орбит. Его бледное лицо приобрело предынсультную — синюшно-багровую окраску.
— Ты что, охрене-ел?!! Распоряжаешься федеральной собственностью?!
Николай Николаевич встал по стойке «смирно», вынул из папки и положил перед вице-губернатором лист бумаги.
— Извините, Сергей Петрович… Распоряжаюсь собственной жизнью. Вот заявление об отставке. Пусть другой им отказывает. Только тогда его отнесут на кладбище, а они придут к вам. Вы, конечно, другое дело — у вас возможностей больше, да и охрана…
Пастряков натужно, с хрипом, перевел дух и машинально потянул за узел галстука, словно тот пытался затянуться на шее удавкой. В глазах плескался страх. Он хорошо помнил многозначительную фразу из «Крестного отца»: «Если история чему-то и учит, то только тому, что убить можно кого угодно…» И ему явно не хотелось встречаться с москвичами, а тем более им отказывать.
— Пошли, лично губернатору доложишь…
Но мэр Придонска отрицательно мотнул головой. Он уже принял для себя решение, и перечить начальству стало намного проще.
— Извините, Сергей Петрович. Это не мой уровень. Пока я мэр, надо городскими делами заниматься. Скоро отопительный сезон, а теплотрасса не готова… Если примете решение освободить — приказывайте, передам дела кому скажете!
Ему позвонили вечером. Бесцветный сухой голос Пастрякова быт холоден:
— Работай пока… Губернатор сказал — тебе на месте видней!
— Спасибо за доверие, — скрывая радость, ответил Спиридонов.
Но вице-губернатор не клал трубку.
— А что они тебе принесли? — будто невзначай спросил он.
— Ни-че-го! — уверенно, по слогам, произнес мэр. — Я слышал, они второй раз ничего не предлагают. И цена за порт уменьшилась в два раза.
На другом конце провода вздохнули.
— Да… Вначале задействуют интерес, потом страх, — сказал Пастряков, будто размышляя вслух. — Учись, Спиридонов!
Начальственный басок сменился короткими гудками.
Мэр медленно, чтобы не спугнуть удачу, опустил телефонную трубку на аппарат.
«Не учи ученого, дядя! — презрительно посоветовал он далекому Пастрякову. — Я за тебя под пули не пойду!» Правда, этот совет он дал даже не шепотом, а мысленно. А к самому себе обратился уже вслух.
— Молодец, Коля! — тихо сказал он и постучал костяшкой среднего пальца по умной голове. — Всех обвел!
И действительно, проявив изворотливость и мудрость, он враз сохранил жизнь, должность и стал миллионером! Теперь он почувствовал себя настоящим мэром. И эта работа ему нравилась. Правда, Коломиец как огня боялся областного начальства. «Руки вяжут, кровь пьют, пернуть без спроса не дают!» — частенько жаловался он. Из-за этого страха и погиб. Надо было больше киллеров бояться! Те стреляют — и жизнь кончается. А областное руководство… Когда вопрос встал ребром, не захотели подставлять свои лбы!
