Переменная константа - Владимир Мищенко
Первым к деревне вышел экс-террорист. Типичная деревенская глубинка. Мычание коров, блеяние коз, повизгивание, похрюкивание. Короче, деревенский пейзаж. Около десятка убогих деревянных изб под соломенной крышей.
– Вот же, уроды. – Гневно сплюнул он. – На дворе двадцать первый век, а они не могут себе нормальные крыши сделать. Спилась Россия – матушка и горбачёвский сухой закон не спас. Что за дома?! Везде в Европе чистота и порядок, а здесь, как в средние века. Недалеко они от собственной скотины ушли. Ничего, мне, главное, одежду раздобыть да где ближайший город узнать. Потерплю.
Но как ни вглядывался он на заборы да во дворы, но нигде одежды на верёвках не увидел. Голыдьба, ёшкин кот. Зато на поле разглядел пугало. Рубаха была дыра на дыре, а штаны приличные. Относительно, конечно.
– Если как в древние времена, то тогда уж лучше в древнюю Грецию. Там многие голышом ходили и нормально. Проституция, любовницы узаконены были. Что не жить. Хм, надеюсь я в России? – Как-то непроизвольно проскочила мысль. – Глупый вопрос. Кто ж меня за тыщу верст заграницу повезёт. – Успокоил он себя, идя тропинкой в деревню.
Тревожный колокольчик забухал колоколом, когда он, умиротворённо разглядывая окрестности, увидел в поле пахаря, идущего за конём. Вроде бы ничего, но в руках пахаря была деревянная соха. Какая бы не была глухая деревня, но даже и там стальные плуги. Пускай сажают «под лошадь», но не деревянной же сохой. Ещё со школы он помнил, что такое было только ДЕЙСТВИТЕЛЬНО в средние века и ранее.
– Ничего не пойму. Хотя сейчас я уже ничему не удивлюсь. Если честно, боюсь, что придётся удивиться. Ничего, язык до Киева доведёт, или, как говорил мой дед, до Магадана, где он десятку отсидел от звонка до звонка.
Тропинка привела его к избам. Во дворе бегали голые пацанята, а дородная женщина копалась в огороде.
– Здравствуйте, уважаемая.– Поздоровался он, в тайне боясь ответа на незнакомом языке.
Женщина медленно распрямила явно больную спину и оглядела путника.
– И вам здравствовать.
– Она ответила на русском языке! – Мысленно обрадовался он. – Я в России. И это главное.
– Скажите, как пройти до ближайшего города и сколько километров до него. Я немного заблудился. Ребята уехали на машине, а меня пьяного забыли. Бывает такое иногда, понимаете.
– Вот по этой дороге, господин, и иди. Аккурат к обеду и придёшь в замок барона.
– Какого барона? – Автоматически спросил он, не осознав, как к нему обратились.
– Нашего, конечно. Он здесь один на два десятка деревень. Какого же ещё? Ведь к нему уехали господа. Здесь больше некуда ехать, потому как до ближайшего города три дня на телеге. А если ваши друзья уехали в Степное, то до него пять вёрст. Тогда тоже по дороге. В версте от нас будет развилка. Аккурат там повернёте направо, и дорога приведёт в деревню.
– Степное?– В шоке повторил он. – В Степное?
– Да, в Степное. А ты ж не помнишь куда идти?
– Не помню. Не знаю.– Честно признался он, пребывая в ступоре.
– Ну, мил человек, ты напился. Да и вид у тебя. У соседа пугало лучше. Ты что хоть помнишь?
– Ничего. Абсолютно ничего. Где я? Какой сейчас год?
– Да-а. Пойдём-ка к старосте. Он всё решит. Он у нас мужик умный, не даром старостой назначили. Он у нас даже грамоту знает. А зачем она нам в поле-то. Вот то-то и оно. Я об этом и говорю.
Через два двора был дом старосты.
–Луций! Луций! Принимай гостя. Заблудился. Ничего не помнит. Вроде с благородных. Сам разбирайся.
Во дворе практически такой же развалюхи стоял столик, за которым, с чувством собственного достоинства, пил чай крепыш, под пятьдесят, с хорошим, пивным брюшком.
– Ну, что кричишь? Ты ж не на базаре. Вижу я, вижу. Заводи во двор, раз привела. Рассказывай.
– Да что рассказывать. Вот, говорит, напился, ничего не помню, друзья пьяного бросили, то ли забыли. Ты сам с ним поговори, а я баба простая. Мне бы поработать, а языком трепать это господское дело.
– Ты мне языком потрепи. Барон узнает, так живо сотню плетей назначит, чтоб место знала. А это, значит, ты беспамятный?
– Получается, я.
– Тогда рассказывай, что помнишь.
– Понимаете, выпили мы с друзьями. Потом ещё. Проснулся – никого. Одежды нет. Шёл пешком, пока не вышел к вам.
– И как же тебя зовут? Откуда родом?
– Не помню. Совсем.
– А самое последнее, последнее, что помнишь?
– Последнее? – Последним было то, что он получил сильный удар в грудь и полетел куда-то, а сверху на него летел жёлтый заяц, смешно похлопывая себя по щекам.– Не поверите – жёлтый заяц.
– Да, точно напился. С пьяни и не такое привидится. А что ещё?
– Ничего. Совсем. Очевидно у меня амнезия.
– Кто?
– Амнезия. То есть потеря памяти.
– Учёный. А по морде – деревня деревней. Но, если даже я не знаю таких слов, значит, точно – из благородных. Может, и байстрюк, но из благородных.– Думал староста, задумчиво почёсывая голову.– Баронских байстрюков я знаю. Получается, пришлый. Так ни города, ни деревни своей не помнишь?– Уже вслух произнес староста.
– Абсолютно.
– Нет, значит, и сюда нет. Поживи у нас пока, мил человек. Поспрашиваем, узнаем, тогда и домой отправишься. А жить будешь на окраине. Там недавно изба освободилась. Да и от кузни недалече. Кузнецу помогать будешь, он тебя и кормить будет. Проводи гостя, да языком особо не трепи. Поняла?
– Да что ж не понять. Ты, Луций, как старостой стал, так сразу себя господином почувствовал, не подступишься. Чуть что, сразу плетьми пугаешь.
– Во всём порядок должен быть. Ты же знаешь. За это меня и выбрали, чтобы порядок блюсти. Давай уж, иди. Чай, небось, уж совсем застыл.
Домик ему достался не хуже, но и не лучше. Как он узнал, хозяйка всего седмицу назад представилась, пережив мужа всего на два месяца, поэтому дом не успел придти в состояние заброшенности и обветшалости. Работодатель и кормилец оказался, как и большинство кузнецов,
