Грешная школа. Глава о всепоглощающей любви - Александр Алексеевич Соколов
Пока я рассказывал, детектив на меня смотрел очень странно, с укором. Было видно, что он что-то пытается понять, но он не может этого сделать, так как находится в тупике. Поэтому Иван Сергеевич задал следующий вопрос, уточняющий предыдущий:
– При этом у Парфёновой не проявлялись никакие признаки психических расстройств или неадекватного состояния?
– Нет.
– Ясно. Тогда последний вопрос. Что вы делали сегодня утром, и когда вы нашли Юлию Парфёнову?
Этого вопроса я больше всех и боялся. Он заставлял меня вернутся в тот самый момент. Момент, когда я потерял всё. Момент, когда я понял последствия своих действий. Момент, когда я понял, что потерял самое дорогое, что у меня было. Я начал рассказывать, голос дрожал:
– Утром я проснулся в обычное время-в 8 утра, выполнил все свои утренние процедуры и отправил сообщение Юле с извинениями. Я хотел попросить прощения у неё и встретиться перед уроками. Приехал в школу в 8:30. Встреча должна была состояться в 8:35. Я ждал. Наступило 8:47–48, не совсем хорошо помню. Вдруг я услышал, что из женского туалета с криком выбежала девушка, чуть моложе меня. Она что-то невнятно говорила. Мне стало не по себе, и я решил проверить, может, там была Юля. Когда зашёл…хн…хн – у меня наворачивались слёзы. – тогда и увидел её. Она висела над унитазом. Юля повесилась, привязав верёвку к вентилятору. Я вытащил её тело из петли и вызвал скорую помощь. Время было 8:53. Затем Юлю увезли, а я закончил учиться.
Детектив подумал несколько минут после моего ответа и со всей душой сказал:
– На этом мой допрос заканчивается. Благодарю за ответы, Николай.
Мы встали из-за стола. Я с облегчением вздохнул. Наконец-то я уйду из этой комнаты, давящей на меня своими стенами! Иван Сергеевич протянул мне руку. Я её пожал. Затем он дал мне бумажку и проговорил:
– Моя визитка. Если тебе что-нибудь станет известно по поводу дела, может, вспомниться какая-нибудь недостающая деталь, или у меня что-то будет наклёвываться, ты мне позвони или я позвоню.
– Хорошо, так и сделаю. – с кривой улыбкой ответил я.
Я вышел из допросной комнаты и снова взглянул на визитку. "Спасибо, что хоть не Тургенев", – подумал я и вышел из полицейского участка.
* * *
Детектив вышел из допросной в задумчивом состоянии. Он совершенно ничего не понимал. Иван Сергеевич хотел найти объяснению каждому описанию, которое давал Николай Гришин. Проблема была в том, что слишком мало информации выдал допрашиваемый.
Иван Сергеевич продолжал думать о деле и смерти Парфёновой. Он понимал, что исходя из той информации, которую он получил, можно было сделать чёткий вывод: Юлия не могла себя убить. У неё просто не было причин для этого. Её ссора с возлюбленным тоже не могла быть причиной. Зачем хорошей ученице накладывать на себя руки даже после такой мелкой ссоры? Почему погибшая странно себя вела во время поездки в Греции?
Пока детектив раздумывал, он уже пришёл к балкону. В участке над ним продолжали смеяться, говоря: "Опять подросток от тебя скрыл что-либо?!" или "Что, слишком сложное дело для тебя?!" и тому подобные оскорбления. Иван Сергеевич просто игнорировал это. Он достал сигарету и начал курить. К нему подошёл его коллега. Единственный, кто над ним не насмехался и кому не было всё равно на него. Он спросил:
– Как успехи? Как допрос прошёл? Рассказал что-нибудь важное этот парень, как там его…Гришин?
– Да, Николай. Рассказал. Однако, мне много чего непонятно. Теперь точно стало ясно, что этот парень нам недоговаривает или врёт. Хотя, возможно, он говорит правду. По поводу смерти его возлюбленной и их отношений. А вот по поводу поездки в Грецию и их вчерашней ссоры-загадка. Видно было, что приврал.
– Интересно. Это ведь твоё первое серьёзное дело?
– В том то и дело, что да. Кстати, Серёжа, ты не мог бы попросить своих людей провести экспертизу тела Юлии Парфёновой как можно быстрее? Для дела надо.
– Хорошо, сделаем. Ты же мне помог, однажды.
– Ага, спасибо большое. В долгу не останусь.
– Всегда пожалуйста. И не надо-знаю ведь для чего помогаю.
Сергей ушёл, а Иван Сергеевич продолжил пребывать в задумчивости: "Если экспертиза подтвердит, что это была насильственная смерть, тогда мои предположения окажутся верны, я свяжусь с Николаем, а Юля окажется не суицидником, а…жертвой убийцы!".
Постояв на балконе пару минут, Иван Сергеевич выкинул сигарету и вернулся к работе.
II
На улице было очень жарко. Даже слишком жарко для этого времени года. И совершенно не под стать настроению. Утро нового дня каждого школьника начинается очень стандартно, по схеме: он выполняет утренние процедуры, завтракает, собирает рюкзак или портфель и идёт в школу, чтобы получить новые знания. Моё утро началось совершенно по-другому. Сегодня я, мои родители и друзья хоронили мою девушку.
Похороны проходили на обычном кладбище любого города, где было куча могил и надгробных плит. На каждой плите было написано имя каждого человека, года его жизни, что он делал и, может быть, какие-то его слова или краткая характеристика умершего. Это всё очень омрачало меня. Казалось бы, обычные плиты, но они могут рассказать так много о мёртвом человеке, что заставляет задуматься не только о том, кем он являлся, но и о том, что ты делаешь и правильно ли живёшь. Хочешь также закончить, как и этот убийца? Или же ты хочешь умереть счастливым, выполнив свой долг перед родиной или перед семьёй, вырастив детей и внуков? Все, естественно, выберут второй вариант, и я не исключение. Только вот в чём вопрос: правильно ли я живу? Может, мне пора что-то менять? Может, именно из-за меня погибла Юля? Нет, я абсолютно уверен, её кто-то убил. И я обязательно докопаюсь до правды.
Мои родители стояли и плакали. Они не знали о нашей ссоре, так что просто утешали меня, приговаривая "ты не виноват", "ты не мог с этим ничего сделать", словом, типичные слова, которые произносят каждый раз, когда у тебя или у тех, кто тебе дорог, происходит какое-то горе. С одной стороны это правильно, поддержка очень важна, но иногда людям надо просто помолчать. Или не говорить об этом. Тем более, что сейчас мне было не до них. Я хотел как можно быстрее созвониться с детективом, с которым я говорил позавчера, и вернуться домой. У меня была вещь, которая могла бы прояснить многие тайны, возможно,
