Расстрельный список - Сергей Иванович Зверев
И сейчас именно тут произошло воссоединение моей шайки. Мои помощники очутились здесь не только раньше меня, но и уже успели прилично провонять рыбой.
Да, хорошая лежка. И жалко, что пришлось ее засветить, но иного выхода просто не было. Пришлось по оперативным соображениям притащить сюда Батько, правую руку Коновода. А остатки его войска раскидали по другим местам.
С победным походом на Разуваево, куда Коновод послал своего «первого министра», как-то сразу не заладилось. Пока дошли до места, половина народа разбежалась. А еще по дороге к селу чуть ли не лоб в лоб столкнулись с конным полком РККА, который устроил форменный погром. Мои гарные хлопцы, которых я послал на эту авантюру, сориентировались быстро и в полной мере проявили свое военно-тактическое искусство – вовремя, красиво и без потерь смылись. При этом удачно прихватили с собой и Батько.
Им повезло. Я-то своего подопечного фигуранта упустил, правда, на тот свет, но все же. А ребята справились. Умницы!
Что теперь делать с продолжателем дела Коновода? Пока непонятно.
После визита в конторку, обустройства на застолбленном для меня местечке в отдельной хате и короткого разговора с соратниками я сразу же отправился на встречу с «первым министром». Тот обосновался в каморке в бараке рядом с коптильным цехом. И сладко дрых на лежаке, покрытом рогожей и сеном.
– Тревога, Батько! Красные окружают! – крикнул я.
Он подскочил как ошпаренный. Изумленно уставился на меня, не веря своим глазам. И тут же бросился обниматься.
И я в ответ обнял его прям как потерянного блудного брата или загулявшего папашу. А потом, кручинясь, сообщил, что Коновод пал смертью храбрых. Скончался, можно сказать, на моих руках.
Батько сильно опечалился. Хотя, как психолог-самоучка, я готов был поклясться, что эта печаль маскировала некую радость и определенное удовлетворение. Этот живодер Коновод его, похоже, прилично измотал, и избавиться от такого атамана – это как с хребта мешок на десять пудов сбросить. Сразу идти по жизни становится легко и солнышко светит светлее.
– На тебя теперь вся надежда страдающего под большевистской пятой украинского народа, – произнес я, снова похлопав Батько по плечу.
Батько задумался. Погрустнел. Но потом расправил плечи гордо. Однако ничего не сказал.
Я так и не понял, понравилась ли ему эта идея. Но его чувства сейчас не важны. А важно то, понравится ли она руководству ОГПУ…
Глава 3
Хорошо все же возвращаться в обжитые места. Измотанным, оглушенным канонадой, исцарапанным и потрепанным, но живым. А какое блаженство после болот и степей поваляться в баньке на полке, да еще когда Одессит задорно хлещет тебя веником со словами:
– Коптись, рыбка, большая и маленькая.
– Скорее варись, – слабо возразил я, распаренный в диком жару и пару, на которые не поскупились.
– Варись, начальник. Будешь розовый и красивый. Хотя куда уж красивше? – похабно заржал Одессит.
– Тьфу на тебя, холера, – лениво отозвался я.
Одессит вечно балагурил, оправдывая свою кличку. Он был типичный уроженец тех мест. Острый на язык, подвижный, как ртуть, азартный, шустрый, полезный и плотно напичканный одесскими словечками. Только язык его порой становился его же врагом. В раже и шутках он мог легко зайти за границу дозволенного, грубо попрать дисциплину и служебную иерархию, что чревато. В первые дни знакомства я уже было решил, что он своими хохмочками подрывает мой командирский авторитет, и ласково поинтересовался:
– Яков Осипович, скажите, а как вы относитесь к идее физического насилия со стороны начальства к бесцеремонным подчиненным?
– Сугубо отрицательно, – отозвался Одессит, не прекращая лыбиться.
– Рад слышать. И надеюсь на понимание.
– Ой, не надо меня уговаривать, я и так соглашусь. Меня с детства приучили отступать перед грубой силой.
– Ну если вы измените этой своей привычке, то обращайтесь. Доктора я оплачу.
После этого язвить он меньше не стал, но делал это гораздо аккуратнее. Сейчас мы жили душа в душу. И легкая пикировка доставляла нам взаимное удовольствие. Я ведь тоже большой любитель праздно почесать языком и сверкнуть бриллиантом изящной словесности.
После баньки в избушке, выделенной нам и расположенной так, чтобы кто ненароком уши свои не распустил и не услышал, какие тут умные беседы ведутся, состоялся торжественный ужин по поводу моего возвращения. Рыба, сало, овощи и самогон – богато в уже становившуюся голодной годину. Харчевались мы прям по первому разряду, как и положено настоящим бандитам.
На торжественном ужине присутствовали трое, составлявшие ядро агентурной группы «Оплот». Я – руководитель. Секретные сотрудники – распаренный после баньки благодушный Одессит и, как всегда умственно сосредоточенный, Петлюровец. Остальных членов моей шайки использовали втемную, и они искренне считали себя бандитствующими борцами за украинское народное счастье.
Я меланхолично и сонно жевал удивительно вкусную копченую рыбу, ощущал, как отступают ужас и тягостность последних недель, притупляются страх и отчаянье. Эх, хорошо бы жизнь состояла из одних удовольствий. Правда, тогда бы это была не жизнь. Потому как жизнь – это борьба за жизнь. Умно ведь сказано, горжусь собой!
Помню первые дни моей перевернутой внедренческой жизни «на дне». Страшно было страшно, снова извиняюсь за тавтологию. Просто слова «сильно страшно» не отражают всего напряжения моих растрепанных и истерзанных чувств. Наверное, так себя ощущает выброшенный в океан с бригантины матрос. До берега безнадежно далеко, дикое ощущение одиночества. Он совсем один, если не считать компании нарезающих круги акул, уже прикидывающих, что вкуснее: печень или ляжка пловца.
Сперва сильную опаску вызывали мои помощники. Секретный сотрудник вполне может оказаться слугой двух господ и завести тебя в ловушку. Но время все расставило по своим местам. Этим двоим я теперь доверял как себе. Они готовы были положить за меня жизнь, а я за них. Так что крепкое боевое братство состоялось.
Хотя странно, конечно, судьба распорядилась. В одной братской компании сидели соратники: большевик-красноармеец, петлюровский офицер – кавалер двух «Георгиев» еще за германскую, и профессиональный вор из шайки известного одесского налетчика и культурного мецената Мишки Япончика.
В 1919 году Одессит и Петлюровец палили друг в друга из винтовок, сойдясь в битве за Южную Украину. Тогда организованный из воров и босяков красноармейский полк под предводительством Япончика выдвинулся на борьбу с петлюровцами, был последними бит, остатки его дезертировали, а самого Мишку шлепнули на месте комиссары за трусость. Ну а я был из победителей, кто в итоге отколошматил и тех и других. Сейчас же
