Андрей Орлов - Экипаж. Предельный угол атаки
Пленники заблаговременно зафиксировали появление чужаков, спрятали в половую щель с трудом отремонтированный приемник, убрали вещи с прохода, чтобы у гостей не возникло соблазна по ним потоптаться. Летчики встали к стене – за исключением Вакуленко, которому становилось все хуже. Он лежал весь синий, водил по сторонам мутными глазами.
Особых ужасов не последовало. Махмуд осмотрел помещение, сунулся в санузел, которому арестанты титаническими усилиями не давали превратиться в рассадник зловония, потряс решетку на заднем окне. Прицепиться было не к чему. Да и домой пора, к красавице жене и семерым на лавке. Он махнул рукой своим парням, мол, пора на выход.
Карпатов поманил переводчика и начал что-то шептать ему на ухо, кивая на больного Вакуленко. Миша озадаченно слушал, скептически почесывал переносицу. Потом он неохотно подошел к Махмуду и что-то ему сказал. Тот неприязненно посмотрел на Карпатова, подошел к Вакуленко, глянул в его пустые глаза. Начальник тюрьмы подумал, вальяжно кивнул и бросил какую-то короткую фразу.
– Господин начальник говорит, что он согласен, – быстро перевел Миша. – Скоро придет врач. Он посмотрит вашего больного.
– Издали! – заявил Глотов и усмехнулся.
– Спасибо, – сказал Карпатов. – Мы очень вам признательны.
– Поклониться забыл, командир! – процедил Серега.
Врач пришел в сопровождении вездесущего Миши. С виду и не скажешь, что доктор: пожилой узколицый афганец с плохо растущей, но никогда не сбриваемой бородой, в стеганой куртке, с типичным советским ободранным портфелем из кожзаменителя. Глаза у него были недобрые, с горчичными белками. У пилотов сразу возникло сомнение в том, что он когда-то давал клятву Гиппократа.
Лицо Вакуленко блестело, пятна пота расплывались по одежде. Он тяжело и часто дышал.
– Лежи-лежи, это доктор Айболит, – сказал Карпатов, склонившись над ним. – Ты как, Ромка?
– Не шибко, товарищ командир, – прошептал Вакуленко. – Не чую ничего, холодно трохи.
– Ты чего, Рома? – пискнул Витька. – Какой холодно, ты мокрый весь!
– А вот для попугая сорок два градуса – нормальная температура, – не в строку бухнул Глотов.
Врач невозмутимо, но явно гордясь своим высоким положением, раскладывал на коврике, поднесенном ему Мишей, инструменты: пожилой скальпель, лопаточки, пинцет, заковыристые хирургические ножницы, явно стыренные из советского полевого госпиталя. Большинство из них не имело никакого отношения к профилю данного светила, хотя и служило предметом гордости. Разложив инструменты, афганец подобрался к Вакуленко, потрогал нарыв не очень чистым пальцем, поставил больному ртутный градусник.
– Мулла сказал, сначала Аллаха просить надо, – вкрадчиво проговорил Миша.
«Начинается», – подумал Карпатов.
– Так пусть просит, – бухнул Витька. – Разве мы против?
– Нет. – Переводчик многозначительно покачал головой. – Вы должны просить. Все вы.
Миша бережно извлек из складок одеяния и протянул Витьке томик с золотистым переплетом и витиеватым орнаментом на обложке. Тот должен был принять решение, испугался, сглотнул и посмотрел на командира, лицо которого вдруг стало приобретать непостижимое каменное выражение, обернулся к Глотову и Сереге. Те угрюмо молчали, убрав на всякий случай руки за спины. Врач украдкой улыбался, вытирая бархатной тряпочкой скальпель. В дверь просовывались любознательные физиономии. Витька наигранно ухмыльнулся, но это не помогло. Определяться следовало именно ему, причем быстро.
– Коран, – нетерпеливо повторил Миша. – Учить надо. Вот здесь.
– Вот прямо здесь?.. – Витька начал покрываться пунцовыми пятнами.
– Возьми, – сказал Миша и улыбнулся. – Учи.
Витька дернулся, хотел взять книгу, опять передумал, соорудил страдальческую гримасу.
Потом он решился, мотнул головой и заявил:
– Нет, ты чего? Я ж крещеный. Как я могу?
Бородатый тип сунулся в дверной проем и что-то крикнул переводчику, явно подзуживая его. Миша вздрогнул, тоже сделался пятнистым, сунул Витьке томик.
– Возьми, кому сказать!
– Да не буду я брать! – взвизгнул Витька. – Иди ты лесом!
Атмосфера накалялась. Охранники уже готовились к прыжку.
Карпатов понял, что Глотов с Серегой определенно ввяжутся в драку, шагнул вперед, выхватил Коран у переводчика, несильно оттолкнул Витьку.
– Мы все сделаем, как вы говорите. – Он не узнал свой скрипящий голос. – Пусть врач посмотрит нашего больного.
– Нет. – Миша покачал головой, боязливо косясь через плечо. – Аллаха сначала просить надо.
– Ты видишь, человеку плохо, – забормотал Карпатов. – Он болен, может умереть. – Владимир Иванович резко повернулся к врачу, который терпеливо ждал окончания драматической сценки. – Вы же врач, вы обязаны…
Афганец неопределенно пожал плечами. Понимал ли он по-русски, неизвестно, да если бы и так, то что?..
– Читай, – упрямым попугаем твердил Миша. – Аллаха просить надо.
Карпатов проглотил ком, подкативший к горлу, обозрел присутствующих. Все смотрели на него. Глотов с Серегой – угрюмо, поджав губы, Витька – растерянно и вместе с тем немного облегченно. Он стряхнул с себя проблему. Вакуленко тяжело дышал. Пот просто хлестал с него.
Командир экипажа не мог решиться. Глотов с Серегой не несли никакой ответственности. Они вольны презирать и нарываться. Витька вообще незрелый пацан без собственного мнения. Какой с него спрос?
Миша перехватил раздраженный жест охранника, что-то пробурчал врачу. Тот забрал у Вакуленко градусник, начал складывать в портфель инструменты.
– Это шо?.. – Вакуленко очнулся, стал вращать зрачками. – Все вже?.. Так скоро?
– Стойте! – крикнул Карпатов. – Подождите!
Все уставились на него с превеликим любопытством. Карпатов вырвал томик у Миши.
– Командир, не надо, – бросил Серега.
Владимир Иванович знал про точку невозврата. О ней помнит каждый летчик. Карпатов распахнул Коран на первой попавшейся странице, отметив, что русский текст в этой книге самым коварным образом сочетается с арабским.
– Где читать? – спросил он.
Миша потянулся, перевернул несколько страниц, ткнул подрагивающим пальцем.
– Не надо, командир, – угрюмо попросил Глотов. – Не отмоемся потом. Противно, право слово.
Карпатов молчал, хотя многое мог сказать. Он отодвинул от глаз прыгающий текст – чертова дальнозоркость! – собрался читать.
К нему метнулся Серега.
– Что ты делаешь, остановись! – Он попытался вырвать книгу, Карпатов оттолкнул его, но Серега опять полез.
Командир экипажа удержал его на вытянутой руке и забормотал, проглатывая слова:
– Во имя Аллаха Милостивого, Милосердного… Хвала Аллаху – Господу обитателей миров, Милостивому, Милосердному, властителю дня Суда! Тебе мы поклоняемся и к тебе взываем о помощи: веди нас прямым путем, путем тех, которых Ты облагодетельствовал, не тех, что подпали под Твой гнев, и не путем заблудших.
– Не арабский, – сделав важное лицо, перебил его Миша. – Читай арабский.
– Я не умею по-арабски, – возразил Карпатов, чувствуя, как краска заливает лицо. – Но я выучу. Теперь он будет лечить? Лечи! – Он ткнул пальцем в доктора.
Но тот стоял не шевелясь, смотрел то на Мишу, то на бородатого дирижера, маячившего в дверном проеме.
– Все выучат, – важно возвестил Миша и попеременно ткнул пальцем в каждого летчика.
– Да! – рявкнул Карпатов. – Все выучат!
– Повторяю, Карпатов, – презрительно процедил Серега. – Отвечай за себя, за других не надо. Лично я учить этого не буду.
– Молчи! – зашипел Карпатов, наехал на Серегу, схватил за грудки. – Просто скажи хотя бы, что ты выучишь, не выделывайся. Серега, ты же сам мусульманин!..
Сергей Валиев по отцу был татарином, по матери русским. От родителя он унаследовал немногое и не был уличен в привязанности к Аллаху. Хотя однажды в подпитии Серега признался, что номинально, возможно, он и мусульманин. Хотя дело, конечно, темное. Ведь не каждый человек со славянской физиономией – православный или хотя бы католик.
– Да!.. – зашипел Серега, в котором от татарина были только глаза, становящиеся порой предельно бешеными, и скверный характер. – Допустим, я мусульманин. Но для этих уродов молиться не буду и тебе бы не советовал. Тебя же опускают, командир, при чем здесь Аллах? Ты же кукарекать скоро начнешь!
– Идиот! – Карпатов тряхнул его за плечи. – Ромке нужен врач!
– А это мы сейчас узнаем. – Серега оттолкнул Карпатова, и тот не устоял, ударился о стену.
Валиев подошел к Вакуленко, сел перед ним на колени.
Все внезапно замолчали. Лишь больной тяжело сопел в угрюмой тишине. Да внезапно близко, километрах в двух, грохнул взрыв, от которого задрожали уцелевшие стекла в здании.
