Алексей Сквер - Армада
— Созрел?
— Угу. Снимайте меня со старшин. На хуй ничо не надо… до весны прослужу, и по хуй.
— Я так понял, это из-за отпуска?
— Вы не понимаете… он обещал…сука…
— Кустаревский, давай, ты при мне так об офицерах больше не будешь… хоп?
— Я домой написал… меня там ждут… на хуй мне эти лычки теперь… бегал, как мудак, чтоб домой… на побывку…а он меня просто кинул… я что? Гандон? Не нужен стал, и в помойку? Сука он…
— Кустаревский, либо ты мне тут прекратишь истерику, и мы поговорим… либо пиздуй назад, откуда вылез… мне работать надо.
— Да ладно… работать… в роте пьянка намечается… потому и пришёл… хуй с ним, с пьянкой… молодых гасить будут… завтра… вы б не уходили никуда.
— Воробей??
Егор улыбается и пожимает плечами. Смотрит в глаза. Я принимаю решение пробить ему отпуск хотя бы на пять дней. (день туда, день обратно, три на пьянку… вместо обещанных десяти, конечно, херня… но всё же).
— Поможешь?
Егор смотрит в стену.
— Снимайте со старшины меня, товарищ лейтенант. А Воробей… — смотрит на меня, — у меня с ним свои… тёрки…
— Я думаю, тебя комбат не дал отпустить… из-за меня… я ведь один остаюсь… Батон не в счёт… зампотех увольняется… да сам видишь, его в роте и не бывает.
— Я знаю, что комбат… но мне дали слово…
— Я тебе слов не давал.
— Поэтому я и пришёл.
Егор уехал в отпуск через неделю. Я дал слово комбату, что не выйду из казармы, пока не вернётся старшина. М-р Добрянский читал мне лекцию часа два о том, что солдат нельзя покупать ништяками, и я делаю ошибку. Я настоял на своём. И ещё через неделю Егор был мой. Без него я бы не справился с ротой… точнее, справился бы, но это было бы сложнее. Гораздо.
Пьянку в роте предотвратили достаточно легко. Кустаревский просто разбил всю водку, я заставил его написать бумагу об обнаружении неизвестно чьей водки, и якобы на этом фоне выбил ему отпуск. Дембеля озлились и вынесли из моей канцелярии ротный запас сигарет. Вынесли, воспользовавшись ключом Батона. Я впервые бил офицера. Батоновы очки, клееные-переклеенные, разлетелись вдребезги. Стекло воткнулось в переносицу. Он визжал и уёбывал от меня по казарме под ржач бойцов, а я видел всё происходящее сквозь красное марево бешенства, и, напоровшись в погоне за Батоном на Воробья, кинулся на его ухмыляющуюся рожу. Вторая серьёзная драка с обоюдными потерями. Мне разбивают нос, а я неплохо даю в челюсть.
Комбат убирает Батона в кочегарку и закрепляет этот объект за мной. Обещает дать пиздюлей за поднятие рук и ног на офицера. С Батоном он вообще брезгует разговаривать.
Отправляю Егора в отпуск.
А потом бойцы устраивают мне тёмную.
Выхожу из канцелярии, где-то в час ночи, на предмет убывания в общагу, чего-нибудь пожевать найти. Вроде бы как, по слухам, в ДОСах свет есть.
День был трудным… рота шла вразнос. Молодёжь явно попадала меж двух огней. С одной стороны я, с другой — дембеля, начавшие откровенный саботаж. Федору, похоже, накатили в бубен. Молчит. Егор два дня как уехал. Опираться не на кого.
Есть Бондарь, кореш Кустаревского, но тот на хую вертел и дембелей, и духов… он механик. Всё время в парке с молодыми механами возится. Губу Коню разбил, но хоть делу их учит. Дожили… солдат делает работу зампотеха роты.
(Уникальная, блядь, личность, бухать любил, шо пиздец, но руки реально золотые… технику роты поднял с колен и подготовил к учениям именно он… по ходовой я дуб-дубом был. Огневую сам пристреливал и правил… а вот что касается того, чтоб бегала — это я в училище проспал.
Так вот, этот боец, устав ныкаться и палиться с водкой, пришёл как-то ко мне и один на один заявил, что либо дайте напиться по человечьи, либо больше ни одной гайки не заверну. Шантажист, блядь…
Но охуел я от того, что это был не совсем шантаж. Эта падла всё продумала… пока я набирал в лёгкие воздуха, чтоб изобразить гнев, он быстро пояснил… мол-де… водку берёт, и в сушилку… под ключ… ключ у меня… с собой матрац и ведро — поссать-посрать… утром прихожу, открываю, и он пиздует в парк… с подъёмом… потом, пожалуйста — проверяйте работу… раз в неделю такая хуйня.
Ну, выпиздил его из канцелярии, конечно.
Пил он в итоге раз в три-четыре недели, и ни разу не спалился никому. Ни разу не заметил, чтобы кого-то туда к нему заносило. Егора с пьянкой палил, конечно, но не с Бондарем… этот ханку жрал один. Егор говорил, заёб какой-то… что-то там нехорошо он в армию уходил.
Пил сам, один и тихо. Я охуевал. С пакетиком в сушилку нырь — наутро с красными шарами и ведром гавносцак обратно.
Зато рота у меня бегала — как часики.)
Иду к двери, загруженный мыслями на тему «как задавить дембелей», но они делают ход первыми. Сзади топот сапог, поворачиваюсь и вижу, что ни хуя не вижу, потом врубаюсь, что меня накрывает несколько солдатских одеял, кто кидал, разглядеть не успел. И первая подача в мою охуевшую и неуспевающую прокачать ситуацию голову. Именно в голову, потому что куда пришёлся этот первый удар и чем его нанесли, я не знаю. Меня просто сшибли с ног. А дальше пошла массовка. Я не Брюс Чан и не Джеки Ли с Жан-Клодом Норрисом.
Били, очевидно, втроем.
Сапогами.
Встать никакой возможности. Путаюсь в окровавленных, не дающих ни хуя увидеть одеялах, только попытка встать и град ударов по башке и рёбрам… локти к почкам — лупят в голову, прикрываешь голову — каблук в рёбра. Слух работает отлично. Слышно, как хрипят их лёгкие.
Работают молча.
Я тоже молчу. Орать глупо. Никто мне не поможет, я это знаю.
Бьют, и хуй встанешь… зато получаются откаты. Чудом докатился до стены. Хотя бы с одного направления прикрыт.
Бьют.
Уже явно мешая друг другу — удары слабее, а может, организм, защищаясь, повысил болевой порог… не знаю. Наконец топот. Сил размотаться из загаженных кровью одеял почти нет. Лежу какое-то время. Начинает колотить. Отхаркиваюсь, сдирая с себя закровяненые тряпки. Свет. Глаз заплывает. На тумбочке никого. Что это? Зуб раскололся. Слева. Кровищи — пиздец. Из носа ручьём. Я его не чувствую. Своротили, наверно (обошлось, кстати). Губы, понятно. Ливер отбит. Дышать тяжело.
— Дневальный… ссука… воды…
Из туалета выбегает Николаев, тащит воду. В ведре. Урод. Форшмачное ведро же. Но сил возмущаться нет. Протягиваю руку.
— Помоги встать.
Поднимает меня. Левая нога отсушена охуенно. Вставать, как на деревянную. Ковыляем в умывальник. Умываюсь. В зеркале ебло, сломанное пополам. Прихожу в себя. Курю.
— Дежурного ко мне!! — ору.
Заходит дежурный. Крылов… приехали. Сам виноват, даже не отследил, кто заступил в наряд. Еблан.
Смотрю на него и понимаю, что ни хуя я от него не добьюсь сейчас. Он ссыт, конечно… но их он ссыт больше. Иначе не подписался бы.
— Крылов… я тебя спрошу один раз… и как ты дальше будешь служить, зависит от твоего ответа… Кто?
Молчит. Молчит и смотрит вниз. Готов к карам.
— Пошёл отсюда на хуй, Крылов.
Выбегает. Останавливаю кровь и умываюсь. Вода холодная. Кровь всё равно встанет. Надо только потерпеть. Обжигаю водой лицо и вижу розовые потёки на раковине. Форма залита юшкой качественно. Зарождается злость. Такая, о которой я раньше ничего не знал. Всепоглощающая. Ненависть и желание при возможности мучить, пока не сдохнут. Но надо найти. А хули искать? Воробей. Наряд бесполезно мудохать. Хуй докажешь, что он. Но это он… я чую… я знаю. Он.
Кровь остановилась. Ковыляю из умывальника. Реально идти тяжело. Рожа кровит, конечно. Но не хлещет уже. На тумбочке Атемасов. Даю ему ключ, показываю на одеяла, жужмом валяющиеся у стены. И киваю на канцелярию. Боец не смотрит мне в глаза и какой-то дёрганой иноходью топает к одеялам. Я иду в расположение и зажигаю свет. Мёртвое царство. Полроты не спит. Ссуки. Отсутствующие одеяла нахожу сразу же.
Ну, конечно.
Меня мудохали Конь и Примус. Два друга — Хуй да Подпруга. Харкаю кровью на взлётку. Пиздую обратно.
— Крылов??
Подбегает.
— Почему в располаге свет и взлётка в говне??
Бью ладонью по еблу. Промахиваюсь. Крылов ускоряется в расположение. Пинаю ведро с водой, которое мне приволок Николаев. Подходит Атемасов с ключом от канцелярии, и молча протягивает с безопасного расстояния.
«Твари ебаные. Только бы ничего не поломали».
День окончен. Можно сдохнуть тут. Можно в ДОСах… разница в том, что в ДОСы тащиться надо. Я не в силах. При мысли о жратве — мутит. А ведь был голоден. Пиздую спать в канцелярию. Графин с водой, полотенце и перекись водорода. До утра в полубредовом состоянии. Нервы не в пизду.
Утро.
В роте подъём. Слышу… не выхожу. Смотрю в зеркало. Заебись. От лица остался правый глаз и щека. Покарябана вся морда — в ссадинах — сгнию, на хуй. Левая сторона, включая ухо, ахуительных цветов и замечательной распухлости. Бланш. Нос, как у бурята — широкий и приплюснутый. Левого глаза, считай, нет. Присматриваюсь. Да он красный, как у Дракулы. Иду ссать. Ссу с кровью. Почки. Ливер, конечно, все шаги мне отсчитывает. Бойцы сторонятся. Я на них даже не смотрю. Возвращаюсь в канцелярию.
