Рикошет - Василий Павлович Щепетнёв
Ага. Не знаю, какие планы у Лики, а Игорь настроен решительно.
— Едем к Митрошкину оврагу.
— Там же бесхозная помойка, свалка — ответил водитель.
— Вот именно.
— Значит…
— Значит.
Вот и всё. Приказы не обсуждаются.
Водитель поколесил, прежде чем выехал на нужный путь.
— У свалки мы как муха на зефире, — сказал как бы врач. — Заметят. Мы же «скорая», а не частник-строитель.
— А то медицина сюда не ездит. Вон, на неделе триста плодов из абортариев на свалке нашли, и ничего.
— А вдруг засаду поставили?
— Кто? Всё под контролем. Эти абортарии — кого нужно абортарии. Да и была бы засада, шеф о ней бы знал. А и случится кто бдительный, не беда, заехали мусор сбросить, кровь, бинты…
— Барахло…
— Барахло упаковать прямо сейчас.
— Зачем же машину пачкать? И так обоссанная…
— Обоссанная для скорой нормально. И кровушки немного не помешает. Вот когда в скорой розами пахнет, это подозрительно. За поворот заедем, посмотрим.
Повернули.
— Нет никого. Ни засады, ни народу. Одна вонь да птицы.
Птиц и я слышал. И вонь, куда ж без вони.
— Ты придержи руки-то, а то дёрнется, тогда и кровь нежданная появится, — сказал один другому.
— Они же скованы, руки…
— А всё же придержи… Нет, не сейчас, а когда остановимся. Тряхнет, нехорошо выйдет.
Опытный человек, спасибо ему. Казалось бы, человек уложен со скованными за спиной руками, накачан наркотиками, оглушен ударом в голову, чего еще тебе нужно? Режь не спеша, аккуратно, так нет — «придержи руки». Тут, пожалуй, другое — вместе работаем, не я один.
— Остановись, — сказал человек с ножом водителю.
— Как скажешь, только ты поаккуратнее, а то привык… Машину, если что, сам мыть будешь.
— Если что, сам будешь резать. Хочешь?
Водитель промолчал. Остановил фургон, умыл руки.
— Э, да он дохляк давно! То-то воняет!
Действительно, над лицом своим я поработал. И цвет соответствующий, и взгляд остекленевший, и слюни изо рта, и запах. С запахом, мне, правда, свалка помогла.
— Ты пульс проверь!
Пульс проверяли по-военному: не на запястье, а на шее.
— Какой пульс, он уже остывает.
Недоверчивый, тот, кто с ножом, сам пощупал. Долго щупал.
— Всё равно не помешает…
— Контрольное отрезание головы, что ли? Так, если что — умер от передоза, и всё. А твой нож…
— Его приказано деидентифицировать. Пальцы отрезать, голову отрезать, зубы выбить.
Да… А я-то этой особенности мира аутсайдеров не учёл. Решил — увидят мертвеца, ну, и бросят тело. На свалку или просто в кусты. Просчитался…
— Вы уж сами решайте, кому и как покойника деидентифицировать, — сказал доктор. — А мы окрестности разведаем. Если кто есть — шуганём.
Двое с переднего сидения и третий из салона покинули автомобиль. Разошлись, правда, не слишком далеко. Ну, и на этом спасибо.
Остались, стало быть, двое. Один меня, вроде бы мёртвого, вроде бы за руки держит — хотя чувствую, лишь для вида, другой ножом показывает, куда бить.
— Ты в сердце-то не бей, особенно если навыка нет, — поучал новичка учитель. — В ребро попадёшь или мышцы сократятся. Межрёберные. Как в комедии будет — не сможешь вытащить нож, и что делать? Особенно, если он — живой, а не мёртвый. А если их несколько? Надёжнее и проще удар в живот. В печень. В бою каждая секунда дорога. Потому приступим, — и он ударил меня ножом. Как обещал в живот, метя в печень.
Вернее, хотел ударить. Но я оказался быстрее. Во-первых, я эндобиолог, и потому подготовился загодя, благо времени мне дали, пусть и немного. Во-вторых, бил наставник медленно, демонстрируя особенности движения. И, в-третьих, ученик, что держал меня за руки, равно боялся и меня, и ножа. Не было доминанты.
Я рывком высвободил свои, как оказалось, нескованные руки, перехватил руку с ножом и отвёл её в сторону. В сторону сердца ученика. И лишь потом схватился с учителем.
Учитель лёг слева от меня, ученик справа. С учителем всё было в порядке, так кончают все учителя. Сгорел на работе. Ученику повезло меньше. Или больше? Только начал учёбу — и тут же завершил курс.
— Что там у вас? — крикнули снаружи.
— Закончили, — имитатор из меня неважный, однако, с учетом обстоятельств, голос мой можно было принять за голос потрудившегося над деидентификацией учителя.
— С барахлом закончили. Сейчас разместим на свалке, — отчитались по телефону.
— Давай, помоги очистить салон, а то подручный сомлел, — позвал я подмогу.
Так их в салоне стало трое. А потом и четверо. И пятеро.
Если бы я умел драться… Но не умею. И с абстрактным гуманизмом я не дружу. Дать убить себя ради того, чтобы жили они? Ну уж нет. Они хотели меня убить. Не вышло. Вот и вся философия.
Провёл сбор трофеев. Составил список, как Робинзон Крузо, только в уме. Удостоверений разных девять штук. Банковских карточек — восемь. Непонятных карточек — тридцать четыре. Денег России — сто четыре тысячи рублей, денег непонятных — непонятно сколько. Пистолетов четыре единицы, дополнительных снаряженных обойм — восемь. Ножей — два традиционных плюс три с выкидным лезвием. Компактных радиотелефонов, то есть мобильников — пять единиц. Высоковольтных парализующих устройств одно. Наручников пластиковых — три единицы (без учета использованных на мне).
И прочая, и прочая, и прочая.
Робинзон, имея многие годы в запасе, временем распоряжался свободно, у меня же на счету были не минуты — секунды.
Я отобрал нужное мне в медицинский чемоданчик. Хорошо бы сменить бельё и брюки, да где взять? Когда человек умирает, оно, бельё, пачкается, таков уж закон природы. Придётся побыть обосрамшись.
Мне доводилось убивать и прежде. Как всякий здоровый и совершеннолетний гражданин КомСоюза, я военнообязанный первой очереди, и, как всякий военнообязанный первой очереди, пороха не нюхал — порохом дышал. На передовую эндобиолога посылают редко, товар штучный, а вот в тыл к атлантидам меня забрасывали. А в тылу врага — как в тылу врага.
Но нахожусь ли я в тылу врага сейчас?
Нет. Правильнее будет считать, что я нахожусь на территории, временно оккупированной врагом. Со всеми вытекающими обстоятельствами.
Обстоятельства же вытекали следующие: обстановки толком не знаю, связи с Центром не имею, контактов с местным сопротивлением тоже. Зато угодил прямо в осиное гнездо, и, что самое неприятное, понятия не имею, что за осы и почему они непременно хотят меня зажалить до смерти. Неутешительно. Сделаю поправку на то, что мышление моё сейчас не самое эффективное. Обманут, накачан
