Укрощенный тигр - Сергей Иванович Зверев
После того как экипаж «семерки» ушел в санчасть на осмотр, Любицкий снова пересел поближе к командиру бригады:
– Ну, что думаете, товарищ полковник, правду говорит Соколов?
– Уверен, он себя и раньше показывал как великолепный стратег, из тыла врага важного чина с документами на своей машине вывез. 25 лет парню, а уже ротой командует, и не зря. Из любой ситуации выход найдет и экипаж себе подобрал под стать. В Караватичах и до этого у немцев базировалась стрелковая дивизия, был ремонтный цех организован на бывшем тракторном заводе, поэтому нам так это село и важно. Перекрыть техническую службу фашистов, чтобы не возвращали обратно на поле боя танки и бронетранспортеры. Оказывается, что предугадал противник наш ход, нагнал туда срочно штурмовую танковую группу, механизированные войска, артиллерию противотанковую. Разведку в этот квадрат надо снова засылать, через партизан или с воздуха, чтобы план атаки на село выстроить по-другому, с учетом новой информации.
– А что еще о Соколове слышали, политически он благонадежный?
На новый вопрос полковник Борисов лишь сдвинул густые брови в хмурую линию:
– Я не баба, чтобы сплетни собирать. Вся биография и политическая благонадежность старшего лейтенанта Соколова в личном деле записаны, ты и сам знаешь. А если мое личное мнение хочешь услышать, так я тебе открыто говорил и повторю: вот настоящий красный командир, образец для подражания. За такой подвиг, считаю, следует представить его к награде вместе со всем экипажем.
– Я тогда напишу представление в штаб, дела личные изучу бойцов и утром вам на подпись бумагу принесу.
– Выполняйте, товарищ подполковник, – согласился Борисов. – Мне сейчас рапорт в штаб подавать о сорванном наступлении; кроме экипажа Соколова, похвастать нечем. Так что ты иди, я сам буду ответ держать за все.
* * *
Подполковник Любицкий перебирал тонкие картонные папки с личными делами, но ни в одном из трех больших ящиков документов на экипаж танк «007» не оказалось. Замполит вспомнил, что направили новенького ротным командиром в батальон Савченко буквально на днях, поэтому и документы, скорее всего, еще в управлении. Где каптенармус разбирается со списками полученного новоприбывшими обмундирования и продовольствия.
Вся одежда, от сапог до пилотки, должна быть занесена в книжку красноармейца, а потом еще и указана в списках, что отправятся в центральный штаб. Сюда, на передовую, вся страна старается произвести и поставить все самое лучшее, чтобы хоть немного скрасить тяготы фронтовой жизни. По правилам, на каждого красноармейца полагается головной убор, гимнастерка со штанами-шароварами, запас нательного белья, сапоги или валенки с парой портянок, вещмешок, скатка из плащ-палатки, а зимой к обмундированию добавляются ватная куртка и штаны. Но то правила, а по факту дефицит страшный, приходится форму с убитых солдат отстирывать силами девчонок-прачек и после дезинфекции одевать в нее новых ополченцев. Хлопотное хозяйство у коменданта бригады, трудное. Вот и сейчас на вопрос о личных делах бритый налысо невысокого роста мужчина в гимнастерке с закатанным рукавами ткнул химическим карандашом на ящик в углу.
– Забираю личные дела, что они у тебя валяются бесхозные, будто мыло какое-то. Ты же знаешь, на довольствие поставил и все по описи ко мне, – заворчал политрук, который отвечал за сохранность личных дел. Все документы по своей части возил он в крепких чемоданах на командирском автомобиле. – Ты форму выдал экипажу Соколова, отметил? – уточнил политрук.
– Угу. – Комендант сосредоточенно пересчитывал привезенные мешки с дефицитными валенками, кивнул только подбородком в сторону окна. – ППО приехал с баней, форму подвезли две подводы, дел по горло.
На обратном пути прошел Любицкий мимо дымившегося грузовика, где была устроена походная баня: смонтирована печка и бак с водой, что греется на солярке без дров. Но даже такая простая мирная процедура приводит на прифронтовой полосе в состояние блаженства. Довольные, до красноты и скрипа отмытые бойцы выходили по одному прямо в белье в суровый зимний холод, пропуская в натопленное помещение следующих в очереди. Рядом соорудили прямо под брезентовой накидкой парикмахерскую. Возле мутного зеркала на деревянной подставке высокая хмурая женщина скребла всех желающих опасной бритвой, сбривая под ноль волосы на голове, щетину на щеках.
Замполит поискал глазами в толпе бойцов закопченных героев, наткнулся взглядом на высокого парня и вдруг с удивлением узнал в нем Алексея Соколова. После горячей воды, отмытый от сажи, выглядел лейтенант еще моложе: светлые волосы торчат непослушными вихрами, румянец во всю щеку, сияющие глаза с длинными ресницами. Почуяв боковым зрением внимательный, пытливый взгляд, парень развернулся, всмотрелся в сгущающийся вечерний сумрак, но так и не понял, что за темная фигура застыла на несколько секунд у дороги. После того как смыл он гарь и запах тяжелого боя, улыбка не сходила с лица. От ощущения размягчевшей кожи, запаха мыла никак не мог Алексей сдержать радость, распирающую изнутри. Хорошо хоть в полумраке никто из очереди в баню не видит, как офицер и командир, словно мальчишка, улыбается во весь рот от того, что удалось помыться горячей водой и надеть свежее исподнее. Рядом топтался Бабенко, тоже в кальсонах и сорочке, с накинутым сверху ватником. Они ждали, когда выйдут из банного грузовика остальные боевые товарищи. Семен Михайлович охлопал карман куртки в поисках кисета с табаком и листиками для самокруток.
– Отойду покурить, Алексей Иванович.
Как всегда вежливый, мехвод ушел в темноту к самому дальнему заборчику, чтобы не мешать никому пахучим дымом табачной «козьей ножки». Привычки своей интеллигентный Бабенко немного стеснялся, что взрослый мужчина никак не может прекратить дымить, словно паровоз. Он было достал из кисета все принадлежности, как чутким ухом уловил какое-то мяуканье в кустах. Мужчина наклонился, протянул руку и резко отпрянул от неожиданного ощущения – ладонь коснулась мягких коротких волос. Вскрикнул слабо женский испуганный голос.
– Простите, простите,
