Группа «Альфа» - Ричард Марсинко
— Ты ничего ему не сказал? — прервал я Мерка.
— Я объяснил ему, что это для друга из ВМС.
— Для друга. Это все, что ты сказал?
— Ну, я уточнил, что это для друга из «Морских котиков», — признался он. — Но ты же знаешь, «Морских котиков» много.
Правильно. Но немногие из нас знали Мардиджьяна, чокнутого армянина, на протяжении полутора десятков лет.
— И что он тебе поведал, когда ты упомянул «морского котика»?
— Он закатил глаза и запричитал, что ничем не может мне помочь, потому что если мой друг тот самый человек, о котором он думает, то явно работает на председателя, а это дело не касается ОКНШ. Он снова схватил меня за лацканы и повторил, что его «фирма» полностью изолирована от этого дела. Изолирована на все сто.
Проклятье! Мардиджьян знал о ком говорил Мерк. Мое прикрытие полетело к чертовой матери.
— Мерк, поехали дальше, — попросил я.
— Что сделано, то сделано. Но я не отставал от него. Я припер этого сукина сына к стенке.
— И? — Я уже начал терять терпение.
— Это заняло почти час, мы, наверное, прошли мили две, но, наконец, этот тип кое-что мне сообщил. Он признался, что у них есть материалы об этой «штуковине».
— Надеюсь ты продолжал давить на него?
— А как же! И немного погодя, он знаешь, что сказал? Он сказал мне — это его точные слова: «Из Совета национальной безопасности доставили специальную пиццу с оранжевой полосой. Очень-очень большую пиццу, в которой было все, что нужно». О’кей, я тоже могу играть в эти игры, потому и спросил, что там конкретно? Он разъяснил, что там все материалы под кодовыми обозначениями. Все компартментализировано. — После паузы Мерк продолжил: — Я попросил его принести мне кусочек пиццы. Понимаешь? Но он раздраженно ответил, чтобы я об этом и думать забыл. Она слишком горячая, чтобы ее резать. Затем предупредил меня, чтобы я даже никогда и не упоминал об этой специальной пицце, особенно на работе.
— Ты поинтересовался у него, почему?
— Конечно. Он опять перешел на пиццевый код. Сказал мне, что это касается «нового рецепта» для Китая и России. Тесто замешено по-новому, без участия Министерства. Что все уже в духовке Белого дома. И печется там, судя по бумагам, уже на протяжении некоторого времени. Он отказался рассказать что-нибудь еще. Посоветовал мне не совать нос в это дело и не звонить ему больше.
— У тебя есть хоть малейшая идея, кто стоит за всем этим?
— Абсолютно никакой, — признался Мерк. — Судя по всему, это одно из тех дел, о которых никто ничего не знает, кроме тех, кто их заварил, а у них рот на замке. Но я понял из поведения армянина во время разговора, что Большой босс считает это делом первостепенной важности, и что по всей видимости за ниточки дергают из конторы советника.[11]
— А ты не можешь еще что-нибудь разузнать?
— Нет! В голосе Мерка зазвучали тревожные нотки. — Я уже и так сунул свой нос слишком глубоко. У меня в телефонной трубке появились щелчки, я никогда раньше таких не слышал. Я начал замечать, что за мной все время следуют одни и те же люди — я говорю только о последних часах. Я становлюсь таким же параноиком, как наш армянин, а это не то состояние, которое мне по вкусу.
После разговора у меня в голове царил еще больший сумбур, чем перед ним. Понимаете, вся моя военная карьера зижделась на фундаменте, можно так назвать, непоколебимых принципов. Основной из них: «Не помогать и не содействовать противнику».
К помощи и содействию противнику я бы без колебаний отнес передачу самой современной секретной техники. В общем, если кто и знает, что происходит, так это председатель Крокер. Но до тех пор, пока он сам не поднимет трубку, я и рта не раскрою. Пойду немного посплю, а потом попробую еще раз связаться с ним.
Но я растерялся. Вы спросите, почему? Потому, что я сидел с сотнями фунтов документов, которые не мог прочитать, и двумя чемоданами, в которых были самые совершенные устройства, почти произведения искусства, и не имел ни малейшего представления о том, что происходит. Меня абсолютно сбили с толку.
Хорошо, что у меня впереди три дня плавания — мы возвращались на Гуам, откуда вылетим домой, — во время которых у меня будет возможность попытаться разгадать все загадки.
Плохо то, что в течение следующих нескольких дней я не смогу действовать сам, а лишь через кого-то. Это внушало тревогу, потому что, как вы знаете, я предпочитаю все делать собственными руками.
Я спустился с ходового мостика вниз, протащил чемоданы «Большого Брата» по узким проходам до своей каюты и забрался в койку.
Мне показалось, что я не успел закрыть глаза, как раздался громкий стук.
— Войдите. — Я перевернулся на спину и сел. Лодка резко рванулась вперед, набирая скорость, и я врезался лбом в перегородку так, что искры из глаз посыпались.
Очкастый старшина I класса сунул свою голову в кубрик. Сделав вид, что он ничего не замечает, хотя у него в глазах так и прыгали чертики, он вежливо произнес:
— Командир просит вас в центральный пост, капитан Марсинко.
Я осторожно дотронулся до лба: кажется, вскочит здоровая шишка. Стараясь избавиться от звона в голове, я взглянул на циферблат часов.
Вот это да! Я проспал восемь часов. Называется немножко поспал. Застонав, я сполз с койки.
***
— Мы только что получили радиограмму. Да-а-а, выглядит плохо. — Дэйв посмотрел на мой лоб и сочувственно покачал головой. Протягивая мне бланк радиограммы, проговорил: — Мы делаем сорок два узла,[12] так что, я полагаю, у нас есть еще часа три до того, как за вами прибудет вертолет из Сингапура.
Я взял бланк радиограммы, прочитал ее и застонал.
Могу только намекнуть на ее содержание, так как на ней стоит гриф: «Совершенно секретно».
Мой круиз к Гуаму был прерван благодаря любезности командующего Тихоокеанским флотом. Он, в своей четырехзвездной мудрости, поручил мне выполнение временного дополнительного задания в Йокосуке — громадном объединенном американо-японском военно-морском комплексе около Йокогамы. Там мне предстояло выступить в роли советника и консультанта по оказанию помощи местной специальной полиции в контроле за обстановкой, по просьбе ее инспектора Тоширо Окинага, так как сложилась чрезвычайная ситуация в расположении единственного в Йокосуке предприятия общественного питания.
Хорошо. Это
