Фридрих Незнанский - Опоздать на казнь
Обращение «профессор» звучало с издевкой, впрочем как и цитирование классика российской литературы. Однако Дублинский понимал, что в определенной правоте этому бородатому чеченцу отказать невозможно. Действительно, нельзя делать вид, будто его не касаются проблемы сегодняшнего дня. «Человек не бывает как остров», — вспомнился Дублинскому Джон Донн. О черт! Так и будем пословицами и афоризмами сыпать, будто светскую беседу ведем? Но возразить и правда было нечего.
— Ахмет, вы тоже поймите, я мирный ученый, теоретик, я никогда не работал на оборонку, никогда не создавал оружия. Я просто не тот человек, который вам нужен.
— Знаете, что я вам скажу, когда по вашему телевидению говорят: «мирное население», «мирное время» — это неправда, — покачал головой Гучериев. — Когда идет война, она приходит в каждый ваш дом. И не думайте, что сейчас мирное время, потому что Россия находится в состоянии войны с нами. И не уверяйте себя, что вы мирные граждане в наших глазах. В наших глазах вы все — просто безоружные военные, но не мирные граждане. Вы все — русские воины.
— Почему? Я вот, например, даже в армии не служил, — возразил Дублинский.
— Это неважно. Я вот, например, тоже не служил.
Несмотря на серьезность момента, Дублинский не мог сдержать улыбки.
— Да-да, — подтвердил Гучериев. — Не служил. И никогда бы не взял в руки оружие, если бы на мою землю не пришла русская армия.
— Вот видите. Армия. А не мирные люди.
— Но воюет она именно с мирными людьми, которые были вынуждены, вот как я, взять в руки оружие. Поэтому теперь каждый русский автоматически стал военным. Вы — люди, которые большинством своим одобряют геноцид чеченского народа. По закону шариата даже одобрение военных словом против нас уже причисляет людей к противнику. Мы воюем за нашу свободу, за нашу независимость и за нашу веру. Хвала Аллаху, мы придем к победе, чего бы нам этого ни стоило.
Ахмет Гучериев довольно осклабился — профессор все же начал разговаривать.
Дублинский потерял счет часам, перетекающим в долгие дни, которые он находился здесь, в загородном доме Гучериева. Он был замкнут и не контактен, что частично объяснялось шоком, пережитым им во время похищения. На вопросы не отвечал, будто не слышал их, даже от еды отказывался. Применять силу похитители не торопились — ждали, что профессор сам пойдет на сотрудничество.
«Будешь его силой вынуждать — еще неизвестно, что он нам нахимичит, надо стараться сделать его добровольным соучастником. Или даже союзником», — пояснял командир.
Но вчерашний поступок Дублинского заставил его поменять тактику. Прошлой ночью профессор попытался бежать. Его не держали в кандалах и на привязи, он имел возможность достаточно свободно передвигаться по загородному дому и прилегающему к нему участку. Правда, до вчерашней ночи Дублинский этой возможностью не пользовался. Как уже говорилось, находился он в шоке и вообще в прострации, потому и внимание его охранников было ослаблено.
И вот вчера, в то время, когда охрана ужинала, профессор оклемался вдруг настолько, что решился совершить побег. Он вышел якобы в туалет и, выскользнув из дома, бросился к забору, окружающему участок.
Когда об этом сообщили Гучериеву, он решил использовать ситуацию в свою пользу. Забор, который окружал дачу, был оборудован камерами слежения, побег был замечен сразу же, но по приказу Ахмета, вместо того чтобы беглеца тут же схватить и притащить обратно, охранявшие его чеченцы полночи играли с профессором в казаки-разбойники.
Профессор, взобравшись на дерево, перемахнул через забор. Ахмет диву давался его ловкости. Спустившись по дереву уже с другой стороны забора, Дублинский огляделся и двинулся по дороге прочь от дома, где его удерживали. И когда он удалился довольно далеко, уже было расслабился и решил, что да, вот она, удача — ушел! Ушел колобок, и от бабушки ушел, и от дедушки, и от полевого командира Ахмета Гучериева ушел. Вот тут-то его преследователи и обнаружили себя.
Его били, но недолго и несильно, просто чтобы дать почувствовать, кто в доме хозяин… Но зато запугать профессора удалось так, что он оказался в глубоком обмороке. Почти в бессознательном состоянии Дублинского притащили обратно на дачу, где привели в чувство и снова начали бить. Причем, если бы Сергей Владимирович Дублинский не чурался зрелища голливудских боевиков, то смог бы догадаться, что избивали его вполне аккуратно — стараясь не повредить ни глаз, ни рук, ни каких-либо жизненно важных органов. А потом, как ангел-спаситель, появился Ахмет, и побои тут же прекратились.
Ахмет велел сделать профессору обезболивающий укол, обмыть и перевязать раны, уложить спать.
А утром Гучериев начал этот разговор. Издалека начал — мягко и спокойно, с еле заметной издевкой. Но Дублинский, неискушенный детективами категории «Б», повелся на эту извечную игру «злой следователь и добрый следователь», он подсознательно потянулся к Гучериеву, чувствуя, что только он может сейчас обеспечить ему сравнительную безопасность. Да уж, неудавшийся побег Дублинского оказался чеченцам на руку. Профессор просто вынужден был теперь пойти на контакт.
— Мы и не просим вас создавать оружие. Оружия у нас самих хватает, — Гучериев кивнул на вооруженных до зубов охранников, пасшихся неподалеку. — Мы, Сергей Владимирович, просим вас лишь помочь нам устроить небольшой фейерверк, для чего просто необходимо начинить вот этот чемоданчик компактным, но эффективным взрывным устройством.
— Вы хотите, чтобы я помог сделать вам бомбу? Я правильно вас понимаю?
— Да, вы правильно понимаете, профессор!
— Но это же убийство! Причем массовое убийство!
— Профессор! Ну что вы как ребенок! Война это и есть массовое убийство. А сейчас идет именно война. И как пелось в ваших советских песнях, «священная война». Мой народ вышел на путь свободы, чтобы отстоять свой образ жизни, свое право жить, как мы хотим, никому не мешая. Слава Аллаху, мы этого добьемся рано или поздно. А с вашей стороны — это война захватническая и даже поработительская. На вашей стороне нет ни правды, ни бога, и если вы, профессор, поможете сделать нам бомбу, то этим взрывом можно будет остановить войну.
— Где же вы видели, чтобы взрывом бомбы была остановлена война?! — Дублинский пребывал в недоумении.
— Вы плохо знаете всемирную историю, профессор, — Гучериев опять осклабился. — А как, по-вашему, закончилась Вторая мировая война? Разве не взрывом бомб в Хиросиме и Нагасаки?
— Атомная бомба… — эхом отозвался Дублинский.
— Да, именно так. Нам нужна компактная атомная бомба.
— Что? — Дублинский уставился на Гучериева, чтобы проверить, не шутит ли тот. Но лицо Ахмета было как никогда серьезным. Он не шутил.
— Да. Вы ведь специалист по ядерной физике. Если бы нам нужна была обычная бомба, то мы бы обратились к другому. Хотя каждый из нас, в том числе и я, можем сорудить достаточно эффективное взрывное устройство из материалов, продающихся в любом хозяйственном магазине. Поэтому тут ваши услуги не требуются. Нам нужна ядерная бомба.
— Но, позвольте, я не могу сделать атомную бомбу! — возразил Дублинский.
— Можете, Сергей Владимирович! — жестко ответил Ахмет Гучериев. — Вы все можете, и если не ради собственной страны и мира во всем мире, то хотя бы ради ваших женщин.
Голос Ахмета Гучериева неожиданно стал жестким, куда-то испарилась вся мягкость «доброго следователя». «На клиента осталось надавить совсем чуть-чуть, и он сломается окончательно», — подумал Ахмет и продолжал:
— Чью голову вы желаете получить на блюде к сегодняшнему обеду — жены Оксаны или любовницы Ирины?
Кровь прилила к бледному лицу Дублинского: они знают о нем все, а он даже не может сообщить своим близким об опасности, которая им угрожает.
— Вы не поняли меня…
— Так объясните!
— Я не отказываюсь…
— Очень хорошо! — улыбнулся Гучериев.
— Но я не могу сделать атомную бомбу. Физически не могу, понимаете? Атомную бомбу не так просто сделать. Иначе все страны давно бы обзавелись собственным ядерным оружием. Для этого нужно сложное производство, материалы. Лаборатория…
— Можете, можете, Сергей Владимирович, — сказал Гучериев и встал, давая понять, что беседа окончена. Он обратился к охранникам: — Проводите академика Сахарова в лабораторию — пусть полюбуется.
Повышение в ученой степени и сравнение с Сахаровым больно резанули профессора. Интересно, а как бы поступил академик, оказавшись в подобной ситуации? Изобретатель одного из самых мощных современных орудий убийства и известный миротворец, автор проекта в высшей степени демократической конституции, активно выступал против войны, но водородную бомбу-то создал именно он.
Сергей Владимирович, в бытность свою еще просто Сережей, молодым, подающим надежды аспирантом, был знаком с Сахаровым лично. Ну не столько знаком, сколько просто представлен, его и тогда интересовало, как сочетается роль создателя водородной бомбы с ролью правозащитника. Именно тогда Дублинский и принял решение — не идти против совести, не заниматься столь перспективной «оборонкой», а заняться чистой наукой. Но видимо, чистая наука — это миф. Чеченец прав — нельзя оступиться и спрятаться — просто некуда…
