Валерий Горшков - Реаниматор
Кузнецов потемнел лицом.
— Не догоняешь ты, Тихий, отвык от нормального человеческого языка. Придется объяснять более доходчиво... — Понизив голос почти до шепота, сказал: — Я клал с прибором на твои непонятки с Петровичем, усек? Чем больше вы, бандюганы долбаные, будете друг дружку мочить, тем нам меньше головной боли! Хочешь воевать — пожалуйста! Но учти! Мы тоже не будем сидеть сложа руки, и за мокруху придется отвечать!
— Отвечу, не волнуйся! — засопел старик. — Только не перед вами, собаками. А сейчас отвали, не о чем нам с тобой больше базарить. — Махнув рукой, Тихий подозвал околачивавшегося неподалеку телохранителя и направился к лестнице.
— Ладно... — вздохнул Кузнецов, пристально глядя вслед авторитету. — Только ответь мне на последний вопрос, Олег Степанович. Где сейчас твоя дочь?
Тихий словно вдруг налетел на невидимую стену, застыл, покачнулся, а потом медленно обернулся и посмотрел на оперативника таким взглядом, что у капитана невольно напряглась спина.
— Повтори, что ты сейчас сказал, — чуть слышно прошептал старик дрожащими губами.
— Она ведь пропала, верно? — как можно тверже констатировал факт опер. Умышленно держа паузу, капитан достал сигарету, прикурил, выпустил в сторону струю дыма и только затем договорил: — Исчезла на «ЛЕНЭКСПО», улизнув от телохранителя.
Тихий продолжал хранить молчание, испепеляя милиционера взглядом.
— Но это — версия твоего комсомольца... — нарочно нагнетал напряжение, играя на нервах Тихого, капитан Кузнецов. — Лажовая, я бы сказал, версия.
— Что... ты хочешь этим сказать? — с трудом разлепив бесцветные дряблые губы, прохрипел старик. В мозгу Тихого что-то неслышно щелкнуло, и до него вдруг стало доходить, куда клонит мент.
Догадка оказалась столь неожиданной и столь ужасной, что растерявшийся Тихий побледнел окончательно потеряв контроль над собой.
— Неужели ты, опытный урка, действительно поверил в такое странное совпадение: практически одновременно пропала твоя дочь и началась война? — приподнял брови опер, откровенно издеваясь над Степанычем. Словно невзначай, довольный собой Кузнецов щелкнул указательным пальцем по сигарете и стряхнул столбик пепла прямо на блестящий паркет. — А насчет того, что твой бодигард просто и без затей, согласно достигнутой ранее договоренности, передал Алену головорезам Петровича, ты почему-то даже не подумал. Поверил сдавшему тебя с потрохами шакалу на слово. Как же так, Тихий? — с нарочитым изумлением воззрился на патриарха опер. — Я, простой мент, понял, а ты, генерал уголовного мира, проглядел. Выходит, зря я опасался кровавого беспредела. Не будет никакой войны. Победа одержана в первом же раунде, нокаутом. Ай-ай-ай, Олег Степанович! — снисходительно вздохнул Кузнецов. — Тебе, опытному авторитету, пережившему десятки разборок, поднявшемуся в зоне до положенца и лишь по собственному желанию не надевшему корону законника, бывшие хулиганы и спортсмены поставили позорный мат в два хода. Ай-ай-ай...
Говоря с Тихим вызывающим, развязным тоном, капитан явно не опасался последствий. То ли этот неприметный опер с Литейного был по жизни отчаянно смел, то ли имел в кармане еще одного козырного туза.
— Значит, уже раскололи ублюдка, — чужим голосом после гнетущей паузы обреченно заключил Тихий и с немыслимой для авторитета мольбой в глазах поглядел на капитана. — Отдай его мне, Христом Богом тебя прошу! Не как мента, как человека!
Капитан медлил. Старик принял его версию за чистую монету, сразу и без оговорок. Да и сам опер ни на йоту не сомневался, что телохранитель Алены был в сговоре с быками Мальцева. Но не все обстояло так просто. Парня увезли из Озерков в местный райотдел для допроса с пристрастием всего за несколько минут до прибытия Тихого, и показаний пока что в деле не имелось.
— Не могу, — качнув головой, вздохнул милиционер. — С парнишкой сейчас плотно работают мужики из РУБОПа. Сдается мне, этот красавчик много любопытного сможет рассказать. В том числе и про своего хозяина.
— Сколько ты хочешь? — Тихий не собирался так просто отступать. Для него было делом чести наказать предателя. — Пять тысяч баксов тебя устроит?
— Нет, — ответил капитан. — Не в моей власти.
Я простой опер.
— Десять! — скрипнул зубами старик. — Если сегодня же эту крысу выпустят под подписку!
— Нет. Но у меня есть другое предложение, Олег Степанович, — поняв, что клиент созрел, и немного помолчав, задумчиво проговорил Кузнецов. — Ты мне даешь полный расклад по вашей войне с Мальцевым, а я сделаю все от меня зависящее, чтобы вернуть Алену целой и невредимой. Главное — нам известно, у кого она может быть, остальное — дело техники. Подключим старших, из ФСБ.
— Не торопись, мент, — с вызовом выпалил приободрившийся Тихий. — Я еще не все сказал. Не хочешь денег — твое дело. Тимку я и без тебя достану, хороших людей даже в мусорне много. Не откажут старику, помогут. Так что Алену я заберу у этого отморозка сам. Без гэбэшников.
— Я знаю, — без удивления кивнул Кузнецов. — А также вижу, продуктивного разговора у нас с вами не вышло, гражданин Белов, — подвел черту оперативник. — А посему... властью, данной мне законом... Виктор, Сергей! — капитан махнул рукой неизвестно когда появившимся в холле сержантам с автоматами. Тем самым, которые стояли у ворот.
Милиционеры, словно только и ожидали команды, быстро встали по обе стороны от Тихого, профессионально оттеснив телохранителя.
— Отведите Олега Степановича в наш «рафик». Он задержан по подозрению в организации вооруженного нападения на Веронику Кислицыну, гражданскую жену гражданина Мальцева Александра Петровича.
— Есть, товарищ капитан, — последовал четкий ответ. — А ну, пш-шел на выход! — один из сержантов легонько ткнул старика стволом автомата в спину и кивнул на дверь.
— Я не понял! — взвился Тихий. — Какое еще, к чертям, нападение? Я требую вызвать моего адвоката!
— Какое? — усмехнулся опер, презрительно фыркнув в лицо авторитету. — А то самое, Олег Степанович, на перекрестке Большого проспекта и Десятой линии.
— Я никого не посылал! — что есть мочи заорал Тихий. — Это подстава!
— Слава богу, «мерседес» Кислицыной оказался бронированным. Такой танк прямое попадание из гранатомета может выдержать, — деловито заметил капитан Кузнецов. — Видишь, даже в таком пустяке предусмотрительный Саша тебя вчистую переиграл.
— Суки! Падлы! — тряся бородой, истошно орал старик, отпихивая руками плавно наседавших на него и подталкивавших в сторону выхода хмурых сержантов-автоматчиков. — Стой!! Погоди, капитан, не пори горячку! Я в этом деле ни с какого боку!
— У вас есть какие-нибудь конкретные предложения, гражданин Белов? — Кузнецов затушил сигарету в кадке с декоративной пальмой.
— Есть. Чтоб тебя! — поймав взгляд мента, буркнул Тихий. Ему было уже не до понта — лишь бы сохранить свободу. В начавшейся заварухе трое суток изоляции за решеткой КПЗ были равнозначны смерти. К тому же нужно как можно скорее освобождать дочурку. От этих мальцевских тварей можно ожидать любой гадости. — Ладно, твоя взяла, капитан, — в бессильной ярости, отведя глаза в сторону, просипел авторитет. — Только давай пойдем в мой кабинет, поговорим один на один, без сявок. Но вначале я, как и собирался, к Настасье своей на пару минут загляну. Ей сейчас моя поддержка нужнее лекарств. Согласен?
— Ну-у... Ладно, дам вам еще один шанс, гражданин Белов, — на удивление быстро согласился капитан. — Надеюсь, вы меня действительно заинтересуете.
Опер подал знак сержантам, чтобы те оставили хозяина дома в покое.
Спустя пятнадцать минут капитан Кузнецов уехал в райотдел, где велся интенсивный допрос телохранителя Алены Беловой. Во внутреннем кармане пиджака он увозил перетянутую банковской упаковочной лентой упругую пачку хрустов. Десять тысяч долларов — серьезные деньги. Особенно по сравнению с жизнью какого-то гребаного охранника, сдавшего беззащитную шестнадцатилетнюю девчонку в руки записных беспредельщиков. Опер, твердо уверенный в виновности задержанного бодигарда, нисколько не поступался своими принципами, передавая преступника вместо призрачного государственного «правосудия» правосудию человеческому. Отцовскому.
А еще, покидая виллу на ржавом «рафике» с ободранными сиденьями, капитан Кузнецов думал о том, что полученных за должностное преступление денег в аккурат хватит на то, чтобы уже в этом году перебраться с женой и детишками из тесного угла василеостровской коммуналки с регулярно протекающим потолком и постоянно ночующими на лестнице бомжами в пусть маленькую, но отдельную двухкомнатную квартиру где-нибудь в ближайшем пригороде Питера.
Однако радости по случаю легко срубленного солидного куша у капитана не было. Скорее наоборот...
Опер, как мог, оправдывал свой поступок, приводил самому себе десятки убедительных доводов, начиная от нищенской зарплаты и заканчивая вполне логичными выводами, что, мол, продавший Тихого телохранитель при любом раскладе уже труп. Но все это помогало слабо. На душе было так гадко, так унизительно противно и стыдно, что хотелось скрипеть зубами и тупо, до боли, бить кулаком в стену от бессильной злобы на самого себя. Отныне он, по всем бандитским понятиям — ссученный и продажный, навсегда перешел из малочисленной, не зря уважаемой урками старой формации касты правильных в унизительную категорию берущих.
