Богдан Сушинский - Севастопольский конвой
– Стоит ли огорчаться, товарищ полковник? Так или иначе, сражаться нам суждено плечо в плечо. А если уж дойдет до уличных боев за каждый двор, каждый дом, от подразделений наших в любом случае одно упоминание останется.
18
Едва Гродов произнес это, как появился телефонист и сообщил, что его просит к телефону полковник Осипов. «Легок на помине», – улыбнулись друг другу при свете керосинки пирующие командиры.
– Пограничники через твои порядки уже прошли, комбат?
– И не только они, но также остатки полка 421-й стрелковой дивизии. Командир пограничников полковник Всеволодов находится сейчас рядом со мной на КП. Ждем отхода его взвода прикрытия. Желаете говорить с полковником?
– Со Всеволодовым мы сегодня уже общались, – сухо заметил командир полка морской пехоты. – По телефону, естественно.
– Передаю ему привет, – поспешил размягчить сухость наставника морской пехоты Гродов.
– Значит, он все-таки отходит к Крыжановке, на основную линию обороны?
– Собственно, уже отошел. Почти весь личный состав, во главе с полковым комиссаром, уже там.
– Вот видишь… А мне хотелось надеяться, что он со своим полком или с тем, что от него осталось, займет оборону вместе с твоим батальоном, – не скрывал своего разочарования Осипов. – Пусть даже вторым эшелоном. Однако Всеволодов решительно воспротивился, требуя отвода своих подразделений на основной рубеж и хотя бы временной передышки, – не очень-то заботился Осипов о том, чтобы командир пограничников не догадался о сути их разговора.
– Таковым, очевидно, было решение командования дивизии и Восточного сектора обороны, – проговорил комбат, стараясь не встречаться при этом взглядом с полковником.
– Прежде всего, таковым было его собственное решение, – не собирался щадить своего коллегу Осипов. И присутствие Всеволодова при этом разговоре его не смущало. – Тебе ведь хорошо известно, что это не обычная армейская часть, а полк войск НКВД. От решения его командира зависит многое, к нему прислушиваются, с ним трудно не считаться. Впрочем, к черту подробности, капитан. Возьми карту.
– Она под рукой.
Поняв, что дальнейшее его присутствие при этом разговоре уже не имеет смысла, командир пограничников поднялся, прощально сжал предплечье капитана и вышел.
– Будем взаимодействовать, комбат, – бросил уже из-за двери. – Как только обоснуюсь, тут же налажу связь.
Гродов заверил его, что за связью дело не станет, и вновь приготовился слушать своего командира полка.
– Последний рубеж обороны Восточного сектора, – не заставил себя ждать Осипов, – в штабе оборонительного района, похоже, прокладывали циркулем. Так вот, представь себе, что ты тоже ведешь циркулем от западных окраин Протопоповки, выходящих к Хаджибейскому лиману, мимо северных окраин этого же села – и вплоть до западного берега лимана Куяльницкого. Ну а дальше – от восточного берега этого же лимана – проводи линию южнее юго-восточной окраины поселка Гильдендорф[19], затем, полукругом, по северо-восточной окраине Корсунцев – к Крыжановке и до берега Одесского залива, оставляя при этом за передовой село Фонтанку и 29-ю береговую батарею капитана Ковальчука, вместе со штабом дивизиона. Вот так она теперь будет выглядеть – очередная «последняя» линия обороны.
«Значит, дни батареи капитана Ковальчука тоже сочтены, – с досадой подумалось комбату, когда перед ним вырисовался предельно сжатый и приближенный к городу полукруг новой и последней линии обороны Восточного сектора. А ведь на ее артиллерийскую поддержку Гродов рассчитывал сейчас куда больше, нежели на поддержку корабельной артиллерии. Эсминцы – птицы вольные: пришли, ушли… Пока комендоры разберутся с целями, пока пристреляют стволы главного калибра… А береговая батарея здесь давно, чуть ли не каждый холмик, каждое деревце – пристреляны».
– Но, я так понимаю, что мой батальон по-прежнему остается на своих позициях?..
– Как и весь наш полк. Следи по карте. От того места в районе Корсунцев, где новая линия будет пересекаться с железнодорожной веткой, проведи линию до Большого Аджалыкского лимана по северной оконечности Александровки. Это и есть та временная линия, которая призвана: первое – не допустить прорыва румын к морю; второе – обеспечить создание хорошо укрепленной основной линии обороны. На большей части этой линии оборону будут держать бойцы 421-й стрелковой дивизии и батальон народного ополчения. На остальной – наш полк, на который также возложено патрулирование западного побережья Аджалыка.
– Дабы не допустить форсированного прорыва врага через лиман, – признал правильность такого решения Гродов.
– Считаешь, что такой вариант прорыва противник исключил?
– Не считаю. Наоборот, участок побережья до северной оконечности Вапнярки мой батальон возьмет на себя.
– Именно об этом я и хотел просить тебя. Хотя и понимаю, что в боевых порядках твоих каждый штык – на вес победы.
Они помолчали, как бы придавая этим молчанием вес своим словам.
– Сколько дней нам придется держаться на этих промежуточных рубежах? – спросил Гродов.
– Уверен, что дня три-четыре, не меньше[20]. Кстати, к тому времени нужно будет перебазировать куда-то вглубь обороны 29-ю береговую батарею. А скорее всего взорвать ее.
– Что при нынешней ситуации вполне объяснимо и оправданно, – мрачно согласился с ним комбат.
– Ну, ты как, к обороне готов? Перешеек, в общем-то, удобный: довольно узкий, к тому же, с одной стороны – Большой Аджалык, с другой – морской залив. Еще бы местность чуть гористее – и можно было бы…
– Я и так чувствую себя царем Леонидом, пришедшим со своими тремястами обреченными спартанцами под Фермопилы.
– Знаю, что ты мастак на всякие там тактические ловушки. В этот раз тоже придумал что-нибудь эдакое?..
– Да есть тут кое-какие задумки, есть…
– Ладно, не конкретизируй. Утром появлюсь у тебя, вместе осмотрим позиции, тогда и продемонстрируешь. Так что будем ждать утра.
«Вот только стоит ли… ждать этого утра? – мысленно усомнился Дмитрий. – Может быть, в том и беда наша, что мы постоянно чего-то ждем, постоянно стремимся опережать то время, которое нам еще только велено прожить?»
19
Когда Гродов вышел из штаба, луна уже почивала в своем зените. И хотя сотворенная ею млечно-морская дорожка почти исчезла, сиреневое сияние как бы озаряло залив изнутри, превращая его в чашу огромного ночного светильника, установленного Всевышним на меже степи и моря.
Конечно, меньше всего капитану хотелось сейчас, чтобы то очередное утро войны, которого ждет полковник Осипов, когда-либо настало. Но кому и каким образом это объяснишь, а главное, чего стоит его сугубо солдатское желание в общем, вселенском потоке мировосприятия?
В нескольких метрах от него проходила группа бойцов, окаймлявшая трое носилок. Когда Гродов поинтересовался, кто такие, знакомым голосом отозвался командир погранполка Всеволодов.
– Вы снова здесь, товарищ полковник?! – изумленно воскликнул Гродов. – Вы ведь уже отходили. Не знал бы вас в лицо, решил бы, что сейчас передо мной – двойник или лазутчик.
– Правильно, отходил. Вместе с основным составом полка. Тебе просто не доложили, что после нашего разговора я взял взвод и вернулся к тем бойцам, которые оставались в прикрытии.
– Не доложили, черти. Придется наказывать по всей строгости.
– Не кипятись, строгости в этой степи теперь хватает. Увожу последний заслон, капитан. Который, как и было приказано, держался до последней возможности. Теперь впереди тебя только враги.
– Давно ждал этого часа, – произнес Гродов таким воинственным голосом, что командир пограничников не поверил ему: то ли подвыпил капитан, то ли не к месту шутит.
– Извини, комбат, мои бойцы в самом деле держались, сколько могли.
– А кто способен в этом усомниться?
– Сам видишь, что утром сдерживать противника на таком фронте уже было бы некому, – все тем же извиняющимся тоном объяснил полковник. Он чувствовал себя так, словно вместе с бойцами драпал в тыл, оставляя батальон морских пехотинцев наедине с врагом, не имея на то ни права, ни приказа. – От полка моего тоже – одно название.
– Однако же название, товарищ полковник, все-таки осталось.
– Спасибо, утешил, – вновь не воспринял его бодрящего тона Всеволодов.
– Пару дней отоспитесь, пополнитесь людьми, а там, глядишь, снова на передовой свидимся. Война ведь еще только начинается, ее на всех хватит.
– Ох, на всех, без исключения, – вздохнул полковник. – Теперь-то уж в этом никто не усомнится.
– Судя по тишине в стане румын, – не стал усугублять его горестное настроение капитан, – уход ваш до сих пор остается незамеченным.
– Да, уйти мы сумели по-английски. Но затишье все равно временное. Вскоре эти «мамалыжники» протрут глаза и все поймут, а значит, уже сейчас прикажи усилить бдительность. Румынская разведка может пойти по нашим следам.
