Богдан Сушинский - Севастопольский конвой
– Какой же вы нерешительный, комбат.
– Потому что не решаюсь соваться ночью к полковнику с поистине шокирующим сообщением: «Ко мне тут женщина одна посреди ночи прибилась…»?
– Вот именно: «прибилась». Удивительно точное слово ты подобрал, комбат.
– Но ты уверена, что полковник будет приятно удивлен?
– Услышав имя этой женщины, он потеряет сон точно так же, как и ты. Даже не будучи моим любовником, – поспешила уточнить Терезия, опасаясь быть неверно понятой.
– И все же несколько сладострастных минут сна мы ему подарим, – решительно покачал головой комбат, пьянея от близости женского тела и почти насильственно укладывая «дунайскую жрицу» на скомканную плащ-накидку, которая лишь частично прикрывала ковер из полуувядших под палящими солнечными лучами трав и каких-то запоздалых степных цветов.
– Ты действительно должен связаться с Бекетовым. Причем сделать это прямо сейчас, ночью, – настойчиво объяснила Терезия, приподнимаясь и вновь усаживаясь в ложе.
Вздох мужчины мог показаться Терезии стоном, однако с места он так и не сдвинулся. Капитан словно бы опасался, что во всей этой суете с его телефонным звонком в штаб, женщина попросту растворится, как сексуальное ночное видение. И вообще занимало сейчас Гродова совсем не это. Он решался. Керосинка на приколоченном к стенке вагончика столике все еще горела, и комбат никак не мог выбрать момент, чтобы погасить ее. Судя по всему, свет ее мешал теперь им обоим, однако они все еще вели себя, как подростки во время первых любовных опытов.
– Кажется, ты так и не понял важности моей просьбы, капитан, – все же оставалась непреклонной дунайская жрица, задерживая Дмитрия за рукав, как раз в тот момент, когда он вновь попытался уложить ее на свое походно-полевое ложе.
– Да умом я, конечно, понял…
– Тогда пойми и всеми прочими частями своего тела, – саркастически настояла женщина. – Утром я уже должна поговорить с полковником и явиться на явочную квартиру. Разница в чине пусть тебя не смущает.
– То есть тебе прикажут оставаться на подпольном положении, пока наши не уйдут из города? – все еще продолжая лежать, Гродов тянулся рукой к ее плечу, пытаясь приблизить к себе.
– Пока наши снова не вернутся в город, – уточнила Терезия.
– Наверное, я сильно устал за день… – извинился капитан за свою заторможенность. – Но ты понимаешь, что я должен четко уяснить себе, в роли кого ты предстаешь и что вокруг тебя происходит.
– Во время оккупации я тоже должна буду работать в подполье, – нервно объяснила Терезия. – На оккупационную власть, само собой, но в подполье, только уже в советском. А это – выглядеть в глазах своих продажной тварью и румынской подстилкой – самое страшное, что только можно себе представить.
Гродов почувствовал, что не только этот разговор, но и всё свидание пошло не так, как ему представлялось в первые минуты встречи. Внутренне это капитана раздражало, но, видно, он и в самом деле поторопился. Сначала нужно было спокойно все обсудить, а затем уже предаваться любовным утехам.
– Значит, румыны все-таки понимают, что удерживать город будет трудно, – неуклюже попытался он исправить положение и слегка взбодрился, когда Терезия охотно подтвердила:
– Как и любой другой крупный город. У них там, в сигуранце, работает один бывший белогвардеец, так вот даже он как-то процедил в лицо офицеру СД: «Каким бы лояльным ни оказался оккупационный режим, русский человек на дух его не переносит. Это вам не француз или бельгиец, который, будучи однажды поставлен на колени, будет стоять на них до тех пор, пока ему не позволят подняться». Ведь явно же оккупантам служит этот ротмистр, а все равно духа иностранного на земле Русской не терпит.
– И все же… Тебе не кажется, что не о том мы сейчас говорим, Терезия? После такой длинной разлуки…
– Телефонный звонок – в обмен на самые изысканные ласки. Такая манера беседы тебя устроит?
– Только если изменить порядок слов: «Самые изысканные ласки – в обмен на презренный звонок…»
Она хотела сказать еще что-то, но капитан резко подхватился, погасил лампу и уже на ощупь добрался до лежанки рядом с Терезией.
– Вообще-то, первоначально для возвращения в город готовили Валерию, – успела произнести дунайская жрица, прежде чем снова оказалась в объятиях мужчины. – Но, видно, у аристократок и судьба должна быть иной, сугубо аристократической.
…Когда страсть окончательно угасла, Гродов поневоле сравнил то, что он чувствовал, и что происходило с ним сейчас, с той чувственностью, которая порождена была их первой встречей там, на берегу Дуная. Никакого сравнения. Никакого! Сейчас они вели себя, как давно преодолевшие барьер познания друг друга, любовники. Соскучившиеся по ласке, все еще воспринимающие друг друга, но давно лишенные того, что хотя бы отдаленно могло именоваться любовью.
– Извини, очевидно, я не из тех женщин, которые способны долго интриговать мужчин, – сухим, холодным голосом, произнесла Терезия, не оставляя Дмитрию никаких шансов для того, чтобы повторить свой натиск. – Причем даже тех, которые им очень нравятся.
Капитан недовольно покряхтел, нехотя поднялся вслед за ней и, все еще не зажигая лампы, спросил:
– Разве все получилось настолько плохо?
– Просто я слишком долго помнила ту нашу, первую утеху. Забыла, дура, что на то она и первая, чтобы запомнилась. Если только в самом деле запомнилась…
– Ну, уж тебе укорять себя не за что, – пробубнил Гродов, поспешно приводя себя в порядок. – Не знаю, как тебе со мной, но мне с тобой было хорошо. Даже очень…
– Ладно, капитан… За несколько сотен метров от нас передовая, на которой чуть ли не каждый час проливается чья-то кровь. И если уж нам с тобой выпало понежиться в объятиях друг друга, то это нужно ценить, а не выкаблучиваться по поводу собственных страстей. И все, больше об этом ни слова.
– Не спорю. Но оставляю за собою право вернуться к этому трогательному ночному «разговору» сразу же, как только кончится война.
– Если к тому времени я истоскуюсь по тебе так же, как перед этой ночью, считай, что тебе повезет: вызов будет принят.
Они вошли в штабное здание, в «командирский кубрик», и только тогда уже прощально расцеловались. Именно так, прощально… Суховато, без какой-либо интимной страсти…
16
Ни долго дозваниваться, ни столь же долго извиняться перед Бекетовым не пришлось. Как оказалось, начальник контрразведки только что закончил допрос одного из заброшенных в город румынских диверсантов, и теперь, полулежа, дремал прямо в кресле.
– Тебе-то чего не спится, капитан? – хрипловатым, полусонным голосом спросил он, едва дежурный доложил о звонке комбата. – Ты ведь пока еще не воюешь.
– Благоденствую в ближних тылах, товарищ полковник. Хотя и знаю, что с минуты на минуту могу снова оказаться на передовой. Впрочем, тревожу вас не по этому поводу.
– Понимаю, что не по этому.
– У меня здесь, в штабе, известная вам Атаманша.
– Кто? – неспешно, лениво спросил Бекетов.
– Терезия Атаманчук.
Гродов почувствовал, что в эти минуты полковник стряхнул с себя остатки сна и лишь после этого прохрипел:
– Какого дьявола она оказалась у тебя?
– Вовсе не потому, что истосковалась по моим нежностям, – поспешил развеять его подозрение комбат.
– По-моему, только этим и объясняется ее бросок через две передовые, – голос Бекетова становился все напористее. Он давно записал внедрение этого агента во вражеский стан в свой актив. Причем само появление Атаманши неким образом компенсировало то сомнительное приобретение, которое представало теперь в облике баронессы Валерии.
– Все намного сложнее. Она здесь по заданию.
– Пытается вербовать тебя в ряды королевской гвардии маршала Антонеску? – не отказался себе полковник в удовольствии съязвить.
– Она направляется в город. Дать ей трубку?
– Зачем терять время? Хоть какой-то транспорт у тебя есть?
– Бронемашина. Мотоцикл вышел из строя, нужен ремонт. Но я не решусь отправлять броневик в город; буквально через час-полтора он понадобится мне в бою.
– Не раньше чем через два.
– И тем не менее…
– Через два, и лишь в том случае, если румыны решатся идти в наступление вслед за отступающими пограничниками. Но ты прав: здесь твой броневик запросто могут конфисковать как праздношатающийся. Словом, доставляй ее к штабу майора Кречета. Оттуда Терезию перебросят к Лузановке, к черте города, ну а там ее подберет моя машина.
– Надеюсь, майор Кречет уже будет в курсе?
– Лично тебе уговаривать его не придется. – В штабе военно-морской базы ни для кого не было секретом, что отношения между Гродовым и командиром теперь уже почти несуществующего дивизиона Кречетом не сложились.
– Это сразу же упрощает ситуацию.
– Кстати, в штабе оборонительного района созревает очень любопытный план, в котором тебе будет отведена не последняя роль.
