Михаил Рогожин - Из России за смертью
— Она отключена, — как бы предупреждая вопрос, пояснил Комиссаров.
— Наша встреча не носит официального характера. Вы обедали?
— Перекусил в ЦК.
— Жалко. Мы должны были встретиться сразу после беседы в генштабе.
Но вы неожиданно решили ехать на Старую площадь. Я счел невозможным вам мешать.
— За мной следят?
— Что вы! Я лично взял на себя организацию этой встречи. Коньяк?
Кофе? Чай?
— Чай. Я не пью спиртного. Язва.
— У меня, к сожалению, тоже.
Вошла горничная и внесла на подносе бутылки коньяку, водки, минералки, закуски, среди которых были крабы, лимон, красная икра, маринованные грибочки и зелень. Генерал неодобрительно покосился. Комиссаров поспешил успокоить: «Пусть стоят. Может, сгодятся».
— Ну, так чем обязан встрече? — начал генерал.
— О, вы для нас, Иван Гаврилович, гость долгожданный.
— Неужели?
— Разумеется. По-моему, вы уже убедились, что ни в генштабе, ни в ЦК вас не поддержали.
— Откуда вам известно?
— Уж, извините, работа такая.
Генерал внимательно посмотрел на Комиссарова. Он понял, что опасаться нечего. Наконец нашлись люди, готовые если не поддержать, то хотя бы серьезно отнестись к его планам.
— Вы уполномочены вести со мной диалог? с места в карьер начал Саблин.
— Да, поскольку возглавляю отдел Южной Африки. Но в нашей беседе согласился принять участие Геннадий Михайлович, — подчеркнул интонацией Комиссаров.
ГЕННАДИЙ МИХАЙЛОВИЧ
В дверях появился грузный кучерявый человек с пухлыми губами и тяжелыми мешками под усталыми невыразительными глазами. Он молча пожал руку Саблину и сел несколько в отдалении на диван, закрытый таким же серым чехлом.
Генерал слышал о нем от высокопоставленных лиц в военном ведомстве и знал, что человек, небрежно откинувшийся на круглый валик, занимает высокий кагебешный пост.
— Итак, начнем. Положение у вас, товарищ Саблин, как нам известно, довольно щекотливое. В генштабе практически решен вопрос о вашем переводе в Союз. И даже не исключен вопрос отставки.
— Что?! — вырвалось у генерала.
— Да-да, генерал. Отставки. Сейчас дебатируется вопрос о слишком большом количестве генералов в Вооруженных силах. Крайние, от которых постараются избавиться, всегда найдутся.
— Но товарищ Советов... — решил было возразить Саблин.
Комиссаров перебил:
— Товарищ Советов вас обманул. Он лично дал согласие на ваш перевод.
— Не может быть! Это провокация, — вскричал генерал и зыркнул на развалившегося толстяка.
— К сожалению, правда, — тихим, бесстрастным голосом подтвердил Геннадий Михайлович.
— А доказательства?
— Ну, дорогой Иван Гаврилович, — развел руками Комиссаров, — мы же не держим подслушивающие устройства в кабинетах ЦК партии. Но уверен, что Советов предложил вам подождать несколько дней, отдохнуть в кругу семьи и не спешить.
— Предположим.
— И вы согласились.
— А что прикажете делать?
— Для прояснения этого вопроса мы и пригласили вас.
Саблин снова уставился на Геннадия Михайловича. Тот подтвердил кивком головы. Генерал перевел встревоженный взгляд на продолжавшего говорить Комиссарова.
— Вы напрасно ходили в военный совет. Уж кому, как не вам, крупному военачальнику, известно, что вопросы, подобные вашему, детально проговариваются на всех уровнях.
— Я пошел туда как коммунист, — с пафосом отпарировал Саблин.
— Ну, товарищ Советов еще не вся партия и, возможно, даже не лучшая ее часть.
— У меня к нему, товарищ Комиссаров, недоверия нет.
— Так и в нашу компетенцию не входит ставить под сомнение работу Советова. Но факт остается фактом. Вас в ЦК не поддержали.
— Как к этому вопросу подойти.
Генерал не сдавался. Хотя понял, что интуиция его не подвела и правильно он почувствовал, выходя из ЦК, что его одурачили. Зря он открылся Советову. Знал ведь о двуличии куратора. Партийная дисциплина подвела, привык ничего не таить от партии. А оказывается, всем все про него известно. Даже этим двоим. Генерал насупился и, поджав губы, уставился на собственные толстые растопыренные пальцы с выпуклыми желтыми ногтями.
Комиссаров подождал, пока горничная подала чай, и продолжил, как показалось генералу, несколько заискивающе:
— Мы знаем о вашей деятельности в Анголе не потому, что кто-то специально занимался этим, просто на сегодняшний день решительных принципиальных и деятельных генералов в стране немного. Каждый такой генерал на виду.
— Благодарю вас, — генерал дал понять, что не любит восхвалений.
— Тем не менее это правда, товарищ генерал. Вы, а не кто-либо другой, разработали операцию, аналога которой не было за пятнадцать лет освободительной войны. Она должна открыть новую страницу в истории революционной борьбы за социалистическую Анголу.
— Вы правы, — подтвердил генерал и почувствовал, что, как и в ЦК, у него начинают краснеть уши. — Но точно ли вы информированы о предпринимаемых мною действиях? Ваши люди в Анголе не были задействованы в разработке оперативного плана.
Генерал решил любезно не выяснять, какого черта комитет сует нос не в свои дела. В другой ситуации он, возможно, возмутился бы, но сейчас этого делать не следовало. Развитие беседы таило в себе пусть пока неясную, но перспективу, а для загнанного в угол генерала и этого было немало.
— Чтобы вас не озадачивать, мы откроем источник нашей информации, и вы, генерал, убедитесь, что никакой двойной игры не ведется. Но перед этим несколько слов о цели нашей встречи. Есть люди на разных этажах власти, которые поддерживают ваши взгляды на ситуацию в Анголе. Однако политическая обстановка и внутренние противоречия не дают им возможности активно содействовать вашим планам. Поэтому официально вам рассчитывать не на кого. Со своей стороны, мы приложим усилия, чтобы вы остались в занимаемой Должности хотя бы в обозримые сроки.
Комиссаров многозначительно перевел взгляд на внимательно наблюдавшего за ходом беседы Геннадия Михайловича и, получив одобрительный кивок головы, продолжил:
— Но операция должна быть проведена, несмотря ни на что.
— Я сам того желаю, — возбужденно подтвердил генерал. — Единственное, что меня беспокоит, — ее политические последствия.
И тут же посмотрел на Геннадия Михайловича.
— Насчет этого не беспокойтесь, — Комиссаров придвинулся ближе к генералу. — Дело заключается в следующем. Американцы и ряд членов Европейского сообщества раздувают шумиху вокруг присутствия кубинского военного контингента в Анголе. Нам, разумеется, плевать на американцев, но, чтобы страсти поостыли, пора снова продемонстрировать нужность кубинских солдат в Анголе. А это без боевых действий сделать трудно. Генерал Савимби молчит, его головорезы словно на курорте отдыхают. ФАПЛА бездействует, ждут указаний от партии труда, а там свои междоусобицы среди новых и старых членов политбюро. Короче, ситуация, как вам известно, гнилая. Не скрою, кубинские товарищи по нашим каналам просили активизировать наши позиции в Анголе. И операция, разработанная под вашим руководством, как раз то, что сегодня требуется.
— Понятно, — сухо произнес генерал, всеми силами скрывая свое торжество.
— В таком случае вам нет смысла задерживаться в Москве. Мы готовы помочь вам.
— Но Советов... — возразил генерал. — Я должен с ним связаться через два дня.
Геннадий Михайлович посмотрел на Саблина с сожалением.
Комиссаров тут же встал:
— Ждать некогда. Ни вам, ни нам. Решайтесь, генерал.
Для приличия Саблин некоторое время помолчал, еще пристальнее рассматривая свои пальцы. Потом вздохнул и обратился к Геннадию Михайловичу:
— Что ж, кубинские товарищи имеют право рассчитывать на нашу поддержку.
— Совершенно справедливо, — согласился Комиссаров, — и чем скорее вы вылетите в Луанду, тем лучше. У вас, если не ошибаюсь, открытая виза?
— Да. Пока я здесь считаюсь в командировке.
— Вот и отлично. В любой момент можете улететь. Билет вам забронируют. Если в Анголе потребуется дополнительная помощь от кубинских товарищей, они готовы.
Генерал сделал вид, что пропустил мимо ушей это предложение. Он окончательно овладел ситуацией и уже не мог допустить, чтобы какой-нибудь полковник, даже кагебешный, вмешивался в его хозяйство. Лететь-то он, конечно же, полетит, а вот то, что его команды к началу операции ждут по телефону, комитет, оказывается, не знает. Тем лучше. Хоть какие-то тайны остаются в миссии. Но когда операция завершится, нужно будет пересмотреть состав приближенных лиц, что-то много развелось стукачей.
— В таком случае есть полный резон отведать наши закуски, — слегка прихлопнув в ладони, предложил Комиссаров.
Геннадий Михайлович молча подсел к столу, взял бутылку коньяку, отдалил ее от глаз и, слегка щурясь, принялся изучать выходные данные. Генерал почувствовал голод и желание больше ни о чем не думать. Поэтому хоть и не приветствовал выпивки, особенно с малоизвестными людьми, но не воспротивился.
