Михаил Нестеров - Приказ обсуждению не подлежит
— Хорошо, что так.
— Борович планирует отход? — спросил Ленц, усмехнувшись на сарказм Артемова.
— Это входит в его планы, — ответил полковник.
— Вот твои боевики и воспользуются его транспортом. По моим сведениям, «Ариадна» закупила через подставную фирму вертолет, также наготове скоростной диверсионный катер. Вот тебе обеспечивающая и вспомогательная группа.
— Я снова не врубился. У меня еще нет боевиков, но пускай они будут. Они что, должны будут захватить вертолет и на нем сесть во двор тюрьмы? Освободить пленников?
— Об этом ты и подумаешь с одним человеком. Он участвовал в подобных операциях. Специалист именно по тюрьмам. Тюрьмы — его рок и его конек. Сегодня ты познакомишься с ним. Мрачный тип, но пусть тебя это не тревожит. Один из моих лучших агентов. Пока есть время, взгляни на его досье.
Артемов взглянул…
Марковцев Сергей Максимович, 1959 года рождения. Последняя занимаемая должность в войсках — командир отдельного разведывательного батальона 13-й армии. Окончил факультет спецназа при Рязанском высшем воздушно-десантном командном училище и Высшие разведывательно-командные курсы усовершенствования офицерского состава. 1981 — 1983 гг. — командир роты спецназа. С 1986 по 1987 год — сотрудник 3-го отдела 2-го управления Московского военного округа.
1988 год — сотрудник 10-го Главного управления Генштаба. 1989 — 1993 гг. — старший инструктор учебного батальона спецназа. 1993 — 1996 гг. — командир батальона специального назначения «Ариадна».
1996 год — возглавил группу особого резерва в криминальной организации "Группа «Щит», специализирующейся на захвате заложников с целью выкупа. В 1997 году осужден на двенадцать лет лишения свободы с отбыванием срока в колонии строгого режима. 2000 год — побег из колонии и работа на контрразведку в качестве секретного агента. В этом же году вернулся в военную разведку под агентурным псевдонимом Марк. Разработал и лично участвовал в двух диверсионных акциях, проведенных на территориях Азербайджана и Грузии.
В марте 2002 года привлечен как специалист к работе в Центре спецопераций ГРУ «Луганск». Попал под правительственный указ (выдержка): «Использование (привлечение), а в случае необходимости — освобождение из мест лишения свободы специалистов по борьбе с терроризмом (…) с наделением их иммунитетом от уголовного преследования, когда они по оперативной необходимости внедряются в террористические группировки и вынуждены участвовать в их деятельности; и (или) участвовать в проведении подобных острых оперативных мероприятий…».
— Это все он? — спросил Артемов, закончив читать. — Тогда его похоронят в нескольких гробах. Это ж сплошные расходы!..
— Не хорони его заранее, — усмехнулся Ленц. — Он хороший человек, не раз опробованный в деле. — Он передал полковнику еще несколько листов бумаги и пояснил:
— Для более детального ознакомления.
— Что это? — спросил Михаил Васильевич, глянув на «шапку»: «Начальнику профильного отдела управления военной контрразведки ФСБ полковнику Эйдинову от Марковцева С.М. Отчет о побеге из колонии строгого режима УР-45/3…»
Честно говоря, такую «шапку» Артемов видел впервые.
— Отчет, — неопределенно ответил Спрут. — Марк больше валял дурака, нежели отчитывался. Таких отчетов он накарябал три Самый первый попал ко мне в руки случайно, остальные писал по распоряжению своих кураторов из военной разведки Прочти на досуге. Занимательные документы. Частичная автобиография, можно сказать.
«Ладно, прочту», — кивнул Артемов, складывая листы по сгибам и пряча во внутренний карман куртки.
Прямо из машины генерал позвонил по телефону и спросил:
— Выясните, возможно ли вызвать Марковцева в ближайшие час-два. От моего имени. Пошлите за ним машину.
Артемову тут же припомнилось высказывание президента группы компаний «Феррари Мазерати», которое он вычитал в «Известиях»: мол, наши клиенты не пробуют перед покупкой «Феррари» — иначе какая же это «Феррари»? Вот и Артемов условно покупает, не пробуя, экстремальную «мечту» военного рынка, разгоняющуюся, судя по всему, до сотни за четыре секунды.
Подмывало шепнуть Спруту: "Пошли за ним «Феррари».
На худой конец — «Мазерати».
Генерал рассуждал в том же, наверное, ключе: «Сведу две „Ариадны“. Женщины они толковые, нити свои не перепутают». И подумал, что, наверное, это неспроста.
А еще о том, что свел работу Артемова на нет.
Глава 4. ЕВАНГЕЛИЕ ОТ МАРКА
18Почему-то сразу после побега из колонии строгого режима Сергей Марковцев в мыслях частенько возвращался в беззаботные школьные годы. Вспоминал друзей, подруг. Эти воспоминания вызывали у него приятное, хоть и немного грустное чувство ностальгии. Пятнадцатилетняя девочка по имени Юля стала проводником в безвозвратно ушедшие времена. Она словно водила его по тихим московским улицам, спокойным до невозмутимости, шла вдоль парт и касалась их нежной, аккуратной ладошкой, бросала на Сергея смущенные взгляды, в которых проскальзывало извинение — за то, что она осталась в том времени, а он лишь виртуальный гость здесь.
Ей пятнадцать. Она в строгой школьной форме. Сергей ловит себя на мысли, что ему, перевалившему сорокалетний рубеж, ее белые гольфы видятся чересчур сексуальными.
А тогда, почти тридцать лет назад?.. Этого Сергей уже не помнил.
«А вот твоя, предпоследняя парта в среднем ряду».
Он улыбается Юле:
«Да, я помню».
«Сережа, а почему ты выбрал меня?»
Этим вопросом она часто возвращала его не в реальность, но к своей роли проводника через многие, многие годы. Его внимание рассеивалось, он переставал замечать девочку с «белым верхом и черным низом» и с жадностью впитывал в себя атмосферу пустующего класса: с коричневатой доской и неизменно сухой тряпкой.
Гул нескончаемых школьных коридоров, звенящее эхо вестибюля: «У тебя есть вторая обувь? Вынеси, ладно?», скрип тяжеленных, с трудом открывающихся дверей, ведущих на школьный «пятачок».
Внимание Сергея рассеивалось по улицам. Вот здесь он, разбив голень, сидел на земле и ждал друга, помчавшегося за бинтом в детскую поликлинику, слышал свой голос, испуганный и дрожащий: «Зашивать будете?» — и насмешливый — врача: «Скобку поставим».
Скобку?! Это почище шва! Тогда так казалось. Но несильный щелчок, и металл безболезненно стягивает края раны. Потом лениво-героический ответ на вопрос матери: «Да так, скобку поставили». — «Скобку?!»
Еще пара лет, и внимание Сергея сосредоточилось на женском общежитии, где, как на рынке, девушки были доступнее: накрашены больше, раскованы — не то слово. Но глаза, глаза не переставали следить за белыми гольфиками Юли. Они морщатся и насмехаются.
Так сексуальные они или нет?
Нет, какое-то другое определение, старое, совсем забытое.
Ночь. Темные окна женского общежития. Эксперимент. «Девушки!!!» Окна все так же непроницаемы. «Бляди!!!» — две трети окон мгновенно вспыхивают.
«Сережа, а почему ты выбрал меня?»
Он присаживается за парту и начинает думать — с опозданием в четверть века. Ответить ей? Но что?
После из гида Юлька превратилась в подобие театроведа: «Вот здесь сидел ты. Здесь я» И не слышно привычного: «Помнишь, Сережа?» Ей словно надоело водить его по классам и коридорам, вестибюлям, придерживать за ним тяжеленные двери. И ждал последнего:
«Когда ты отстанешь от меня?!» Только он и не думал отставать, порой перехватывал инициативу: «Шить не будем, забабахаем скобу!» И ее гольфики натягивались сердито, по-взрослому. Тогда и он начал думать о Юле по-взрослому: где она сейчас и кто Но не мог представить ее сорокалетней, приятную и нет встречу с бывшей одноклассницей и скорую, как расправа, близость с ней.
«Что, так положено?» — спрашивает она, захмелев от коньяка и первого поцелуя. «Не положено, — отвечает Сергей. — Просто я скучаю, безумно скучаю по тем временам, в которых остались скрипучие крышки парт, тяжелые двери».
Юльку он так ни разу не поцеловал. Робость? Она тут ни при чем. Он боялся, и все. Боялся остановить ее в школьном коридоре или на улице простым предложением: «Юль, сегодня погуляем?» Ответ лежал во времени и еще в том, что Юлька была создана для него специально, она была скорее живым объектом, на который положено только глазеть и вздыхать. Он и вздыхал — днем, а вечером свистел под окнами женского общежития и в нетерпении стучал по наручным часам: «Давай быстрее, б…ь!» Ночью снова вздыхал. Да, любовь — сложная штука: то свистишь, то вздыхаешь.
А сейчас, окажись он снова в том времени и с этакой-то мудростью?. Какое к чертям собачьим стеснение! Вечерком заглянул бы к Юльке: «Здрасьте! Юля дома?.. Можно я ее подожду у вас?.. У вас что, кофе нет или вы просто обалдели от моего прихода?»
На себе почувствовал, что первая любовь не забывается, но сделал существенную поправку: «Она иногда дает знать о себе». И то только тогда, когда тебе одиноко, хреново, когда некому подать руки. Все наивно… Но так было, и от этого не уйти. Зато можно «вызвать» девочку из прошлого и попросить ее провести вдоль парт, вывести на улицу, показать кнопку своего звонка, впереди нее нырнуть в квартиру и приготовиться.
