Леонид Влодавец - Большой шухер

— И домой заехать нельзя? — вякнул Луза. Гребешок, который был намного понятливее, покрутил пальцем у виска.

— Можешь, можешь, мальчик! — скривился Сэнсей. — Можешь прямо сразу в прокуратуру, к господину Иванцову заехать. Или к господину Теплову в УВД. А еще лучше будет, если ты пойдешь к ближайшей перекладине и повесишься. Это вообще идеальный вариант будет. В общем, у вас десять минут на сборы.

— По-моему, Леха, ты сам горячку порешь! — рассудительно заметил Агафон.

— На одном баке они до Москвы не доедут, а залететь в ментуру ночью на трассе проще, чем днем.

— Точно, — поддакнул Налим, — ДПС лютует.

— Конечно, — сказал Агафон, — в городе им пока лучше не маячить, но и мотать так резко не надо. Ориентировка если и пойдет, то народ на нее будет максимум три дня работать. Потом притрется, другие появятся. Уже не тот пригляд. Если кого из крутых задело, тогда похуже, но это пока неустановленный факт. Тем более он им представился ментом. Баба эта, Наташка, тоже скорее всего его ментом сочла. Пока то да се, расчухают-разнюхают — время уйдет. Опять же обо всем лучше Ворону сначала доложить.

— Ага, — хмыкнул Сэнсей, — а Ворон даст команду их в трубу отправить.

— Вот когда даст, тогда можно будет и спрятать.

— В кошки-мышки с ним не поиграешь, — произнес Сэнсей, — он без контроля такой вопрос не оставит.

— Ну, тебе виднее, — нахмурился Агафон. — Только вообще-то, если будешь каждый раз Ворону в рот смотреть, он из тебя «шестерню» сделает. А у нас, между прочим, своя контора. Ребята «шестеризма» не поймут, это учти.

— Хрен с вами, — махнул рукой Сэнсей, — пусть остаются и носа из

«Куропатки» не высовывают. Давайте все еще раз обмозгуем. Подведем, как говорится, итоги. Значит, первый итог: более-менее прояснили весь день, можно сказать, до самого исчезновения. Узнали, где он был, чего делал и с кем трахался. Второй итог: мы его не спугнули, он нас и не заметил. Очень полезные данные для отмаза перед Вороном. Третье: примерно установили, где его могли замочить. Но тут, скажем так, очень много странного.

— Что именно? — прищурился Агафон.

— Во-первых, то, что вы, когда ходили с девками, не смогли найти ни капельки крови. Платок он вполне мог обронить еще живым и даже до нападения. С другой стороны, его раздели догола. Вряд ли вооруженного пистолетом нехилого мужика живым и здоровым заставили раздеться, верно? Скорее всего налетели, пырнули ножом или даже несколькими сразу. То есть «шкуру» его дорогую, костюмчик, иначе говоря, попортили. Встает вопрос: зачем снимали? Грабеж, естественно, отпадает, остается садизм и извращенное изнасилование. Стало быть, с уже раненного срывают одежду, правильно? Окровавленную и пропоротую ножами. То есть попросту раздирают эту одежку в клочья за ненадобностью. Особенно рубашку, майку, трусы. Но клочьев этих вы не нашли. Платок нашли, а тряпок с кровью — нет. Странно? Очень странно.

— За три дня было время прибраться… — неуверенно сказал Агафон. — «И дождь смывает все следы…»

— Насчет «прибраться» это мысль верная. Только учти, что все было ночью. По идее, они его кромсали чисто от души. Крови — море. Живот вспороли, голову отрубили, сердце все истыкали. Для маньяков, психов, наркош — вполне объяснимое дело. Но чтобы они потом пришли на место убийства и стали скрупулезно по тряпочке все подбирать? Таких психов не бывает.

— А вдруг они не психи, а просто косят под психов? — предположил Гребешок. — Может, его отслеживали какие-то из-за коробочки в пакете? И уродовали его именно для того, чтоб подумали на маньяков?

— Опять же все разумно. Только тогда прибираться и вовсе не надо. Наоборот, надо было бросить его как есть и не тащить из парка. Кстати, тут вообще дурдом получается.

— Почему? — удивился Агафон.

— А потому. До ограды парка, от двора дома номер восемь до места, где нашелся платок, — почти километр, а до реки — метров полтораста. Тебе надо, как выражаются интеллигентные люди, «жмура притырить». Ты его куда потащишь?

— К реке… — ответил Агафон неуверенно.

— Резонно. Или бросишь на месте в ближайшие кустики. Благо в эти кустики даже по большой нужде редко кто лазит. Я бы лично именно так и сделал, бросил бы на месте, потому что тащить в темноте такого мокрого — то же самое, что свою визитку на труп положить. Наследишь обязательно. Если бы он там в этих кустах лежал, его и сегодня еще не нашли бы. Конечно, с дурной головы или с перепугу можно и к реке потащить. Во всяком случае, это понять можно. Логика прослеживается — спрятать труп так, чтобы его не сразу нашли. В речке он может и неделю проплавать. Хотя кровь на траве осталась бы и трава примятая не сразу выпрямилась бы. Но то, что есть в натуре, — дурдом и ничего больше. Тащить жмура за километр к ограде, бросать через нее или между прутьев здоровенного дядю просовывать… Причем кидать его между гаражами в крапиву, можно сказать, на открытое место — ни один псих или извращенец не додумается.

— Я же говорю: это месть! — опять высунулся Гребешок. — Не просто убили, а с понтом, изуродовали и кинули на видное место. Кстати, я теперь усек, почему менты, которые в парке работали, не пошли в тот угол.

— Ну и почему же? — спросил Агафон.

— Да потому, что они искали место преступления поблизости от забора. Им и в голову не пришло, что его могли тащить за километр. Каждый думал точка в точку, как Сэнсей. Если бы убили в тех кустах, то там бы и бросили, в крайнем случае, отнесли бы к реке — такая кондовая логика.

— Это ты правильно подметил, — без иронии сказал Сэнсей. — Но все-таки почему там, в кустах, нашелся только платок? Где кровь, тряпки?

— А потому, — осенило Агафона, — что кончали его где-то в сараях. В тех развалинах, которые там стоят. Его могли ведь и не резать, например, а дать чем-то по балде, оглоушить и уволочь туда. Если там, допустим, есть еще и подвал какой-нибудь, то можно догадаться, отчего криков никто не слышал. Опять же с глушанутого можно и костюмчик снять незапачканным и целеньким. А кромсать и трахать голенького.

— Ну и оставили бы его там, в подвале, — сказал Сэнсей. — Зачем, не пойму никак, волочь за километр? Допустим, Гребешок совсем догадливый и прав, что это была страшная месть. На хрен тогда его бросили во двор? Почему, скажем, не вынесли куда-нибудь к рынку? Там ночью народу ровно столько же, сколько у гаражей, — ноль целых хрен десятых, но зато с утра весь город знал бы, что Ростика Воинова на куски порвали. Моральное удовлетворение было бы намного выше. Но вообще-то, товарищ бывший лейтенант милиции, самое тяжкое возражение против того, что Ростика кто-то отслеживал и потом решил осуществить над ним крутое правосудие, состоит в том, что им уж больно сложно было рассчитать все его ходы. Допустим, что они вели его, как и мы, прямо от вокзала, хотя не такие уж вы слепые, честное слово. Допустим, что они его продолжали вести, когда вы его у кинотеатра прозевали. Что тоже сомнительно, поскольку они, как и вы, не сумели бы предугадать его поведение. Тем более что он не в гостиницу понесся, как мы думали, и не прятаться, а на базар к старой подруге Свете. Ладно, могли, если на то пошло, отследить и на рынке. Повели дальше, до Натальи. Вот здесь в принципе они никак не могли подумать, что он в восемь уедет. Тем более если не знали точно, к кому он приехал. Побегали бы вокруг, прошлись бы по дворам, по лестницам, поискали бы. Конечно, могли знать к кому. Тогда, я думаю, не стали бы резину тянуть, постарались бы прищучить его в квартире днем, когда почти все на работе. Вечером налет делать опаснее. Народу много, шум слышнее, и милицию вызвать могут. Ладно, допустим, они решили ждать его до утра, чтобы взять на выходе. А в восемь он вышел, стал ловить частника. Сам в руки шел, если у тех ребят была машина. Подкатили бы, согласились подвезти до гостиницы, а привезли бы, куда им надо. Верно? Верно. Нет же, они дают ему сесть в машину Сани вместе с чужими девочками. Смешно. Что они потом могли сделать? До общаги проводить? Могли. Но там-то они точно не стали бы его ждать до двух часов. И уж никак не могли подумать, что он в третьем часу ночи попрется в парк девок выгуливать. Согласны?

— Согласиться можно, — сказал Гребешок, — если, конечно, с этими девицами все было так, как они Агафону рассказали.

— Ты чего, думаешь, они врали? — прищурился Агафон.

— А что, такого быть не могло?

— Могло, конечно, — почти согласился Агафон. — Они и врали поначалу, только я их так слегка расколол. Соседка-то мне рассказала все, как было по времени.

— Но все-таки, — наседал Гребешок, — все, что ты узнал насчет его прогулки с малярихами по парку, идет от девок. Больше проверить не у кого.

— Ну да, — съехидничал Агафон, — ты еще скажи, что эти ссыкухи его урыли, а потом спокойно спать пошли.

— Урыть они, конечно, не урыли, — сказал Гребешок, не смутившись, — но вот привести к тем, кто урыл, вполне могли. Общага стоит рядом с парком. В парке есть танцплощадка, сам на ней дрыгался. И в наше время там тоже бабы с общаги тусовались. Стало быть, эти самые малярихи могли и с тамошней шелупонью знаться. Если он был при деньгах, могли сразу скумекать и привести… Может, уже не одного так уделали.