Александр Бушков - Охота на пиранью
– Едут! – отчаянно заорал кто-то поблизости. – Машет!
Мазур задрал голову, уставясь куда и все, – на вершину могучей стометровой башни. Там отчаянно мотался над ограждением смотровой площадки ярко-алый лоскут.
– Становись! – заорал Кузьмич. – Близко уже!
Неразберихи и сутолоки не было – процедура, видимо, давно отработана, как парады на Красной площади. Все проворно выстроились в две шеренги вдоль воображаемой линии, направленной от ворот к «красному» крыльцу терема – мужчины по одну сторону, женщины по другую, чуть ли не с военной четкостью. Что касается пленников, им отвели местечко в мужской шеренге, на ее левом фланге, у самого терема.
У крыльца появился Кузьмич в компании доктора, добавившего к прежнему наряду еще и черный котелок. Меж ними маялась довольно красивая деваха в роскошном сарафане и вышитой рубахе, с русой косой из-под белого расшитого платка. Мельком оглядев ее, Мазур машинально отметил, что у Ольги коса не в пример роскошнее.
Выскочила толстая баба, торопливо подала девахе хлеб-соль – красивый каравай, увенчанный золотой, судя по цвету, солонкой, на блюде с рушником – пошептала что-то на ухо и вновь скрылась.
Все замерло. Ни малейшего звука на подворье, даже собаки притихли. Мазур покосился через плечо – караульных за спиной осталось всего двое, они стояли в деревянных позах, автоматы висели на шее.
– Трепещешь? – громко прошептала Ольга, приблизив голову.
– Ага, – таким же шепотом ответил Мазур. – Но до чего мне оглушительно пернуть охота, спасу нет...
Она тихо фыркнула. Острый на ухо Кузьмич стегнул их злым взглядом, весь подобрался, придавая себе степенную важность. В воздухе явственно попахивало чем-то химически-резким – то-то ни комаров, ни мошки совершенно незаметно...
Воздух резанул мощный разбойничий посвист – это с верхушки башни. Все застыли. Мазур увидел кучку всадников, выехавшую из тайги и двинувшуюся шагом к воротам – по той дороге, которой привезли сюда их с Ольгой. Один, два... пятеро.
Обитатели заимки превратились в живые статуи. Всадники двигались к воротам, безмятежно синело небо, сияло солнце, и Мазуру вдруг нестерпимо захотелось проснуться.
Всадники все ближе... Кузьмич махнул большим красным платком – и слева оглушительно громыхнула пушка, густой белый дым тяжело поплыл по двору. Тут же отозвались колокола и уже не умолкали, вызванивая неизвестную Мазуру мелодию. Замолчали они, когда всадники, двигавшиеся шагом, оказались примерно на половине шеренги.
Мазур смотрел во все глаза. Держась на полкорпуса впереди свиты, на вороном коне ехал человек лет сорока – в голубой шелковой рубахе с крученым алым пояском, жемчужно-серой поддевке, таких же шароварах в тонкую черную полоску, сером картузе и ослепительно сиявших сапогах. Высоколобый, с крупным носом, четко очерченным ртом, чисто выбритый, надменный, но, если можно так выразиться, в меру надменный – спокойный, властный X о з я и н... Способный, пожалуй, и в самом деле послать в яму к медведю одним шевелением брови. Мазур вынужден был признать, что столкнулся с сильной личностью. Вот только регалия эта – диссонансом...
Слева на груди у загадочного Хозяина тускло посверкивала огромная орденская звезда – судя по первому беглому впечатлению, не новодел, подлинная. В солнечных лучах радужно, остро сверкнуло множество мелких бриллиантов. Неплохо разбиравшийся в таких вещах Мазур опознал звезду Андрея Первозванного – м-да, Хозяин не страдал излишней скромностью даже в маскарадных играх...
Мужики и бабы низко кланялись по всем старинным правилам – касаясь правой рукой земли, выпрямляясь далеко не сразу. Пожалуй что в старые времена въезд барина в деревню мог выглядеть именно так...
Сразу за Хозяином на столь же красивом вороном ехал еще более экзотический субъект: горбоносый, с венчиком черных волос вокруг обширной лысины и роскошной ассирийской бородищей. На нем переливалась алая черкеска с начищенными газырями, а на наборном серебряном поясе висел массивный, серебряный же кинжал – весь в выпуклых узорах, синих, алых и зеленых самоцветах, сущее произведение искусства, гордость хорошего златокузнеца. Когда он проехал мимо, Мазур увидел, что справа у него висит вполне современная черная кобура.
Рядом двигалась личность уже знакомая – тот самый «товарищ по несчастью», оказавшийся «наседкой» белобрысый. На сей раз он красовался в такой же каппелевской форме, какую носил проштрафившийся «штабс-капитан», только белобрысый то ли имел больше заслуг, то ли запросы у него оказались выше: на нем сверкали золотом старинные полковничьи погоны с двумя просветами без звездочек. У бедра висела сабля в богатых ножнах, судя по весу, настоящая.
Двое, замыкавшие кавалькаду, особого интереса вовсе не представляли: очередные верзилы с роскошными усами, один черный, как ворон, цыганисто-казачьего облика, второй – типичная славянская харя. У обоих карабины через плечо, пыжатся невероятно...
Взгляд Хозяина мельком скользнул по пленникам, и они с Мазуром на миг встретились глазами, словно шилом кольнули друг друга, такое впечатление. Кузьмич уже сдернул картуз и низко поклонился. Выпрямился, но картуза не надел, зачастил с подобострастной развязностью балованного управителя:
– Рады приветствовать, батюшка-барин, во владениях ваших! Особыми достижениями, скудные, похвастаться не можем, но и без дела не сидели, вас дожидаючись! Соизвольте обозреть нынешний полон, авось, и не прогневаетесь...
– Осмотрел уже, – сказал Хозяин, ловко спрыгивая с седла. – Неплохо, друже...
Как ни удивительно, их разговор вовсе не казался скверной комедией – сейчас и здесь все выглядело естественно и вполне уместно... Хозяин со всей серьезностью принял от девахи каравай, отщипнул пышный кусочек, макнул в солонку и съел, можно выразиться, и с т о в о. Если это и была игра, все присутствующие относились к ней крайне благоговейно...
Вслед за Хозяином отломили по кусочку человек в черкеске и белобрысый «полковник» (хотя этот, если разобраться, ниоткуда не прибыл, заимки-то он не покидал...) Парни с карабинами к хлебу-соли допущены не были – они стояли, держа в поводу пятерых коней, старательно вытянувшись в струнку.
Хозяин, сопровождаемый «комитетом по встрече» (в лице Кузьмича и доктора, деваха проворно улетучилась куда-то вместе с сыгравшим свою историческую роль караваем), полковником и бородатым, прошелся вдоль недлинной шеренги пленников, что твой Наполеон. Мазуру его взгляд не понравился – очень уж хозяйский, неприкрыто барский – а то, как бородатый озирал Ольгу, не понравилось еще больше. Он моментально прикинул: вообще-то, даже в таком положении можно без особого труда накинуть Хозяину на шею цепь от кандалов, взять в надежный захват, заполучив таким образом отменного заложника – и уж тогда переболтать по душам...
Стоп. Очень уж рискованно...
– Молчи, Кузьмич, – Хозяин жестом остановил Кузьмича, посунувшегося было к нему. – Сам попробую угадать, кто тут геройский майор – это, скажу тебе честно, не столь уж и трудно. Не пузатый же, а у этого – морда типичнейшего холуя, так что выбор невелик... – он указал на Мазура. – Вот он, твой майор. Хороший, жилистый, глаза злые, зыркает вполне несгибаемо... Удачное приобретение. Хвалю, Кузьмич. Что с Мишаней?
– Помер Мишаня, батюшка барин, – скорбно отозвался Кузьмич. – Поутру. Доктор говорит, ребра у него с одного удара сломались, сердце проткнули...
Казалось, такая новость Хозяина крайне обрадовала – он посмотрел на Мазура благосклонно и даже поднял руку, собираясь похлопать по плечу, но передумал, чуть повернул голову:
– Ибрагим-Оглы!
– Что, Прошка? – моментально откликнулся тот, придвинувшись и положив руку на кинжал.
– Свести тебя с майором – кто кого?
– Совсем трудно сказать, Прошка... – протянул Ибрагим-Оглы. – Смотря как, с чем и где...
– Вот то-то, – кивнул Хозяин.
Странно, подумал Мазур. Очень уж фамильярно этот липовый кавказец (а он липовый, сомнений нет, довольно неумело имитирует акцент) обращается к всесильному в этих местах барину, но тот не гневается ничуть. А имя вроде бы знакомое, определенно крутятся ассоциации и иллюзии. Ибрагим-Оглы... Положительно, знакомое имечко. Но с чем оно связано? Почему-то оно как раз связано с П р о ш к о й. Прошка и Ибрагим-Оглы, Ибрагим-Оглы и Прошка...
Спокойный голос Хозяина сбил его с мысли:
– Пошли, Кузьмич, поболтаем с дороги. Я доволен, так что вели всем – водки. Э т и м – тоже. Только смотри, особенно не расщедривайся, возможно, уже завтра и придется начинать...
Он отвернулся и в сопровождении свиты направился к парадному крыльцу. Глядя ему вслед, Мазур даже издал от избытка чувств нечто вроде громкого хмыканья – на что никто не обратил внимания, все взоры прикованы к удалявшемуся шествию.
Ну конечно же! Можно было догадаться и быстрее – Мазуру-то, потомственному сибиряку – но впечатлений оказалось много, вот не сразу и допер...
