Александр Маркьянов - Бремя империи
Интересно, сколько времени стратеги из Лондона дадут для того, чтобы подготовить все это воинство и снова отправить в поход на Россию?
Старший капрал снова затянулся сигарой — единственное доступное удовольствие в этой Богом забытой дыре, сигары и виски — и снова закашлялся. Выплюнул сигару, посмотрел на звездное небо. В метрополии такого нет, здесь звезды просто огромные — кажется что рукой достать можно. Взглянул на часы — скоро рассвет…
Сплюнув, старший капрал отправился обратно, к себе в палатку. Без глотка односолодового точно не заснуть. А надо еще поспать, так рано встать — потом весь день как вареный будешь…
Еще через минуту с небольшим что-то промелькнуло на усыпанном звездами небе — а потом сплошная стена разрывов накрыла лагерь…
Конец сентября 1992 года. Где-то в Крыму
Сезон уже почти закончился, и купальщики возвращались домой от теплых берегов, а курортная жизнь замирала. На променаде набережной — где в разгар сезона яблоку негде упасть — было относительно свободно, можно было даже найти место у чугунных, витых решеток и посмотреть на море. Смотрел я недолго — напомнило другой город, где была такая же набережная.
Время идет, и рано или поздно мы залечим свои раны на теле. Но мы никогда не сможем залечить свои раны в душе. Мы никогда уже не будем прежними…
Таксомотор мне удалось найти легко, и взяли с меня совсем немного. Таксист — смешной, усатый грузин, кои в этих местах держали все перевозки, что-то рассказывал всю дорогу, эмоционально размахивал руками, ухитряясь не слететь с дороги — но мне до этого дела не было. Палку я свою бросил, голова уже почти не кружилась. На наставления выписывавших меня докторов я тоже плюнул. И вообще — вляпался в дерьмо я под самый конец, да так обидно, что и рассказывать не хочу. Может, и расскажу когда-нибудь. Позже. Хорошо, что контузией, да незначительными ранениями обошлось…
Закрытый дом отдыха министерства обороны только числился по оборонному ведомству, на деле он принадлежал разведке и использовался в самых разных целях, в том числе и в прямой — для отдыха офицеров главного разведупра генерального штаба. О том, что Юлия здесь, я узнал совсем недавно. Никаких препятствий к тому, чтобы посетить ее не было, просто опасались каких-то действий со стороны британской разведки. Се равно, информация о ней была, и если они узнают, что она выжила, одна из немногих, кто был замешан в недавние события самым прямым образом — то попытаются выйти на нее, чтобы понять, что на самом деле произошло. Возможно, и ликвидировать — теперь она была опасна, потому что знала часть правды — пусть малую часть, но все же правды…
Таксисту я дал десятку, махнул рукой, когда он начал искать сдачу. Придерживая локтем папку, направился к КП.
— Господин капитан-лейтенант! — заметив орден Святого Георгия третьей степени начальник караула вытянулся во фрунт, забыв даже должностные обязанности — вам… назначено…
— Мое имя должно быть в списке. Капитан-лейтенант Воронцов.
Награждали меня по закрытому списку флота, удивительно, но без приписки "без права ношения до отставки". Потом я узнал, что так распорядился Государь. Точно также, по закрытому списку присвоили внеочередное звание, и то и другое — без указания сути заслуг, хоть в этом секретность соблюли. Много таких как я в последнее время стало по Руси великой — с наградами, которые в мирное время не получишь никак и с жестким, недобрым блеском в глазах. Тех, кто падает на асфальт, когда на улице вдруг выстрелит автомобильный глушитель, тех, кто не спит по ночам. Много…
— Так точно, господин капитан-лейтенант. Машину вызвать?
— Что, простите? — я вернулся в этот мир из раздумий
— Машину. До основного здания почти два километра идти, да в гору.
— Ничего страшного. Пройдусь. Заодно поврачуюсь, говорят у вас тут воздух — лечит.
— Так точно, господин капитан-лейтенант, зимой — ни одной простуды ни у кого!
— Это хорошо…
Идти надо было мало того, что без малого два километра — так еще и почти все время в гору — по причудливо петляющей между соснами, кедрами и кипарисами, выложенной брусчаткой дороге. По дорожкам, вьющимся между деревьями ходили люди, по брусчатке вверх и вниз сновали электрокары — обычные машины сюда не пускали. Попадавшиеся навстречу пациенты недоуменно смотрели на меня — появляться в форме здесь было моветоном…
Палата. Светлая, просторная, похожая на гостиничный номер. Видимых мер охраны нет. Открытое окно…
— Как ты? — голос ее был все тем же, манящим, хотя и усталым
— Нормально. Почти — нормально.
— Я думала… — она отвернулась, посмотрела куда-то вдаль, в огромное, панорамное, выходящее во дворик окно — кто же придет за мной. Оказалось ты…
Я раскрыл папку, бросил на кровать рядом с ней лист гербовой бумаги…
— Читай
— Что это… — она не взяла лист в руки
— Помилование. Высочайшим именем ты помилована. Больше за тобой ничего нет, шантажировать тебя больше никто не сможет.
— Я же не просила…. - что-то не нравилось мне в ее тоне. Какой-то надлом, в сочетании… с вызовом
— Его Величество не нуждается в прошениях, хотя принимает и их. "Подданный, виновный перед законом и людьми, но чьими заслугами удалось злодейское умышление против государственной власти и Высочайшего имени раскрыть, а злодеев изловить имеет быть помилован Высочайшим именем по вхождению министра дел внутренних, либо товарищей его". Государь сам решает — кого помиловать — а кого нет.
Помилование, в числе прочего мне устроил Цакая — уже после отставки. Странно — но по ощущениям, потеряв должность, во власти Цакая никак не потерял. Непосредственно с прошением входил Котовский.
— Интересно… — протянула она — Иван тоже просил о помиловании, но ему отказали. Причем — сразу…
Человек умышляет на убийство, а потом входит с прошением о помиловании к тому, кого он умышлял убить. Нормально — нет?
— Твой Иван — государственный преступник — я начал заводиться, с нервами у меня в последнее время было неважно — преступник, террорист и убийца. Он умышлял убить Государя, умышлял против власти. Если бы я узнал об этом до суда — то просто убил бы его, убил как бешеную собаку.
— И все-таки — прощение же я получила не просто так? Как же я продала душу?
Наверное, говорить об этом не стоило. Но я сказал
— Мои друзья задним числом внесли тебя в список осведомителей департамента по борьбе с терроризмом. Благодаря полученным от тебя данным нам удалось частично переиграть британскую разведку и ликвидировать опаснейшего государственного преступника — террориста по кличке «Пророк». Как бы то ни было дальше — Пророка больше нет и совершить еще что-нибудь он уже не сможет. Потому что лежит в земле.
— Его убил ты?
— Да — не стал отпираться я
— А чем ты тогда лучше?! Чем вы все лучше — она повернулась ко мне, и я отшатнулся, увидев пылающий в ее глазах огонь — чем вы все лучше того же Ивана?! Тем что ты убиваешь именем вашего Государя, а он хотел убить, чтобы что-то изменить в этой стране?! Этим?! Если хочешь знать — я больше виновата, чем Иван, это я его подговорила убить Государя! (это было неправдой, но она не знала, что еще сказать…) Я, понимаешь, я!!! Потому что надо что-то изменить, мы не можем больше…
Серая пелена на миг застила глаза, а когда я пришел в себя — то увидел, что наделал. И ее, лежащую на кровати и с ужасом смотрящую на меня. И себя, с занесенной для еще одного удара рукой. Рука — сжатая в кулак для смертельного удара в горло. Что же мы делаем, люди…
— Ты хотела что-то изменить? Ты изменила. Целый город погиб из-за таких как ты — кто хотел что-то изменить. Это не только мой Государь — он еще и твой. И он помиловал тебя, хотела ты этого или нет. Но на твоем месте я бы уехал из страны. Не стоит искушать судьбу. Второй раз тебя никто не помилует….
Волны бесновались внизу, в нескольких десятках метров подо мной, атакуя громадный каменный монолит с той же силой и яростью, как они делали это несколько тысяч лет подряд. И рано или поздно они добьются-таки своего — монолит не выдержит…
На наших лицахБез ответаЛишь только отблески рассветаТогоГде тыМеня не ждешь…
Дурацкая мелодия крутилась в голове, не давая думать. Море манило…
— Господин Воронцов…
Услышав знакомый голос, я повернулся. Так и есть… Бывший первый товарищ министра внутренних дел собственной персоной. Даже я не услышал, как он подошел сзади. У въезда на смотровую площадку дома отдыха стоял черный Хорьх с правительственными номерами…
— Поправляете здоровье, господин Цакая?
