Джерри Эхерн - Выживших не было
— Дело не в силе, — продолжал Стил, — хотя она, конечно, далеко не помешает и Рокки весьма силен для человека любого возраста. Но знание нужных приемов — важней, чем сила. Как нам всем известно, локоть — самая твердая часть человеческого тела, а нанося удары самыми твердыми частями нашего тела в самые мягкие части тела противника, мы причиним ему наибольший ущерб. Так что запомните: берите самый твердый предмет, с которым только можно маневрировать, а если деретесь голыми руками, используйте самые твердые части собственного тела — например, верхнюю часть лба, надо только знать технику — и атакуйте самые мягкие, уязвимые места противника. Нос представляет собой исключение. Нам кажется, что кость переносицы — твердая. Она действительно твердая, но это не значит, что ее нельзя трогать. Здесь твердость сработает на нас. Если перебить нос, как надо, можно сломать решетчатую кость. Эта кость находится рядом с мозгом и, когда ломается, легко входит в него, вызывая мгновенную смерть. Так что, владея техникой, вы, независимо от собственной силы, способны убить противника, который гораздо мощнее вас.
Лютеру Стилу было противно учить людей убивать. Это противоречило его естеству: ведь на протяжении почти всей взрослой жизни он занимался лишь тем, что старался восстановить законность наименее насильственным способом.
— Помните, — произнес он, понижая голос, — у нас нет возможности захватывать и содержать пленных. Один «ударник», убитый в день нашего рейда, — это один человек, который не будет больше преследовать нас, врываться в чужие жилища, угрожать безоружным женщинам и детям или участвовать в новом бою. Так, к несчастью, обстоят дела. Мы можем утешиться лишь тем, что не мы начали войну. И это должно придать нам сил. Так что помните — твердое к мягкому. Кто вызовется добровольцем?
Руки поднялись…
Они легли в постель, свернулись калачиком, обнялись и сразу заснули.
Ей хотелось большего.
Когда они скакали обратно к хижине у Траппер Спрингс, она смотрела на Дэвида.
Ему не совсем привычно было сидеть на лошади, но конь подчинялся ему.
Она тоже подчинялась ему. Надо, наконец, сказать обо всем.
Быть может, этой ночью.
Глава двадцатая
Раздев Эмму, Керни увидел на ее спине новые рубцы.
Он чувствовал жалость, но знал, что за ним следят.
— Ты и хочешь лечь со мной, милый, и не хочешь.
— Ты такая красивая, — Керни не совсем понял ее слова.
— Ты ведь любишь ее, свою девушку, правда?
Линда Эффингем. Он закрыл глаза, но вновь их быстро открыл.
— Да, но ты помогаешь мне справиться с этим чувством, — он лгал.
От секса с другой женщиной утрата Линды становилась еще острее.
— Мы можем помочь друг другу, — помолчав, произнес Керни.
В ее голубых глазах появилось подобие улыбки. Он прикоснулся губами к губам Эммы. Она прижалась к нему. Соски ее были твердыми и горячими.
Прикасаясь к ней, целуя, обнимая, Керни все время сознавал, что Монтенегро и Борзой следят за ним. Борзой представлял собой тип, с которым ему часто приходилось иметь дело в работе: очень компетентный, ровный до безликости и, если необходимо, совершенно бесстрастный. Даже при других обстоятельствах, Керни не мог бы с ним подружиться. Но, по крайней мере, у этого человека были некоторые достоинства, хотя и сомнительные.
Монтенегро же выглядел совершенным подонком, подобранным на какой-то свалке.
Именно Монтенегро бил Эмму ремнем. Несомненно, именно ему пришла в голову мысль убить Линду. Именно Монтенегро сейчас улыбался, а, возможно, и онанировал, глядя на мониторы.
И у Джеффри Керни оставался лишь один выбор: устроить ему хорошее шоу.
— Иди ко мне, — сказал он девушке, затем подвел ее к постели, посадил на простыню и стал снимать брюки.
Глава двадцать первая
В последние шесть ночей они трижды занимались любовью, но она так ничего и не сказала Дэвиду.
Индейцы хорошо усваивали то, чему их учили. Ведь большая их часть была уже знакома с огнестрельным оружием, по крайней мере, охотничьим, а природными атлетами были почти все.
Более старшие, которые не могли выдержать максимальной физической нагрузки, составили отряд, призванный сразу ворваться в форт, когда (в случае удачного поворота событий) оттуда выскочит поезд с Дэвидом и всеми остальными.
Самые младшие, которые лучше всего проявили себя на интенсивных тренировках, должны были залечь под фальшивым полом вагонов. Этот пол как раз сейчас и делали столяры. Сама же Роуз сегодня тренировалась с тремя дюжинами индианок, которые должны были помогать в атаке на противовоздушные установки.
Все они старались, и недостаток опыта быстро преодолевался благодаря энтузиазму.
Рози казалось, что возможно именно из-за работы с женщинами она так и не сказала Дэвиду о ребенке.
Что если тогда он даст ей то же задание, что и Биллу Раннингдиру — участвовать в штурме бункеров с зенитками? Это, по крайней мере, безопасней. Если что-то пойдет не так, все равно останется шанс спастись.
А что если он вообще не даст ей сражаться.
Мысль о том, что мужчина ей что-то разрешает или чего-то не разрешает, выглядела для нее после смерти отца совершенно непривычной.
Конечно, она проработала с полицейскими — мужчинами всю свою взрослую жизнь, многим приходилось подчиняться по службе, но каждого всегда можно было попросить не лезть в ее дела.
Однако в случае с Дэвидом ей искренне хотелось делать так, как хочет он.
Чувство было одновременно и приятным, и пугающим.
Но что бы он ни сказал, она будет рядом с ним на этом поезде.
Рози ощутила, что Лилли смотрит на нее, и опустила чашечку кофе на стол:
— Что тебя беспокоит? — спросила Лилли.
— Не понимаю.
Индианка улыбнулась и перешла на шепот, хотя никого из мужчин в хижине было: они по-прежнему тренировались в пещере, а Уиздом кормил лошадей на конюшне. Роуз подумала, что ей тоже надо было бы остаться в пещере.
— Ты ждешь ребенка от профессора Холдена, правда?
Роуз была рада, что чашка кофе стояла на столе. Иначе он весь расплескался бы.
— Откуда ты знаешь? — помолчав, спросила она.
— По глазам. Мужчина не узнает этого, но женщина может. Срок у тебя еще небольшой.
— Небольшой, но, — Роуз покачала головой, — если Дэвид узнает, он…
— Даст тебе более безопасную работу? Что в этом плохого?
— Все!
— Нет. Что плохого в заботе о жизни нерожденного ребенка? Если что-то случится…
— Если Дэвид умрет, умру и я. Здесь все ясно, — ответила Роуз. Она старалась поменьше курить, заботясь о ребенке. Но это будет лишь третья сигарета за день, а день был на исходе и ей хотелось плакать, а руки ее дрожали.
Роуз затянулась.
— Думаю, он знает, как ты любишь его.
Роуз закусила нижнюю губу, затянулась, кивнула и, пожав плечами, ответила:
— Да.
— Значит, ты боишься сказать ему о ребенке лишь потому, чтобы он не отстранил тебя от операции? Правильно.
— Да, — Роуз кивнула. — Что дальше?
— Ты думаешь, он хочет ребенка?
Роуз много думала об этом, и каждый раз, какой бы извилистый путь ни проделывала ее мысль, приходила к одному выводу: Дэвид хотел ребенка.
— Да, — ее голос походил на звук надтреснутой пластинки.
— Тогда ты думаешь, что он рассердится на тебя за эту неожиданную весть, весть, которая наполнит новым смыслом и надеждой его жизнь, и поэтому молчишь?
— Я — не эгоистичная, я…
— В эгоизме нет ничего плохого, Рози. Только подумай, какой трепет охватит тебя, когда он обнимет тебя и начнет беспрестанно расспрашивать о ребенке, о твоем самочувствии! Твое ощущение невозможно будет передать словами. Как, по-твоему, я себя чувствовала, когда носила Уиздома? Ведь мой муж был конченый алкоголик. А Мэтью тогда я еще не повстречала. Ты же счастлива. Ты нашла мужчину своей мечты. Скажи ему все. Если он прикажет тебе не идти в бой, тогда можешь спорить с ним, переживать. Но не разрушай себя сейчас.
Роуз подошла к ней, обняла и положила голову на плечо:
— Спасибо, — она услышала, как позади открылась дверь и раздались стон ветра и мужские голоса.
Один из них был голосом Дэвида…
В спальне, куда их поселили, обычно спал Уиздом. Но постель была широкой и куда более уютной, чем одеяла и надувной матрас, на которых они спали в полевом лагере.
Дэвид Холден заметно беспокоился. Митч Даймонд еще три дня назад должен был выйти на связь по рации, но этого до сих пор не произошло.
Но что здесь можно поделать? Оставалось лишь вновь пытаться выйти на связь в назначенное время и надеяться на лучшее.
Рози лежала в объятиях Холдена.
В спальне было несколько прохладно. За окном дул сильный, холодный ветер. Но им было тепло на фланелевых простынях, под одеялами и пледом.
