Евгений Сухов - Убить Петра Великого
Казалось, что со дня последней встречи Софья погрузнела еще более. Но вот встала, прошлась по келье. Убогости ее как и не бывало.
— Неужто все присоединятся?
— Только твоего слова и ждут! — горячо убеждал полковник. — Ты только решись! Ежели согласишься, мы за тебя голову положим, не раздумывая. А потом, сейчас самое время на Москву идти, Петра-то нет! А может, он того… Сгинул на чужбине!
Софья Алексеевна вздохнула. Даже через бесформенную рясу было видно, что грудь царевны взволнованно поднялась.
— Не сгинул еще… Весточку не так давно от него получила. Ну да ладно, не станем говорить о худом. Хорошо… Пусть будет по-вашему, стану я государыней. А Петр… Ежели ему в заморских странах приглянулось, так пускай там и остается! А ежели надумает в Россию вернуться, так гнить ему в темнице до скончания века!
— Вот это по-нашему, государыня! — радостно воскликнул стрелец. — Обрадовала так обрадовала! Теперь я знаю, что стрельцам молвить. А может, ты еще и письмо нам отпишешь, чтобы дух наш укрепить?
— Будет тебе письмо, — согласилась Софья. — А ежели станут говорить о том, что царь Петр на чужбине помер, так ты не перечь, пусть так и думают. Это нам с руки. А теперь ступай, помолиться мне нужно. Как-никак, монахиня я…
— Молись, государыня, — попятился стрелец к выходу, — доброе дело всегда с молитвы начинается.
* * *Мятежные полки собрались на высоком берегу Западной Двины. Разбили шатры на широком поле и стали думать, как поступать далее, благо, что к этому располагала бочка с брагой, подаренная в соседнем селе.
Снявшись со своих мест без государева приказа, стрельцы тем самым нарушили присягу, но оставалась еще одна ниточка, связывавшая служивых людей с недавним прошлым. Ее нелегко было порвать.
В шатре полковника Тучи народу набилось немало: почитай, подошли все сотники с пятидесятниками, во главе стола сидел сам стрелецкий голова, а по обе стороны от него два стрельца в возрасте — чинов больших не имели, но зато почти двадцать лет были на государевой службе. А потому на равных спорили со старшинами, поминая былые баталии.
А вспомнить они могли немало.
— Вот поглядите! — сотрясал бумагой полковник Туча. — От самой государыни Софьи Алексеевны грамота! Защиты она просит у нас от своего братца-супостата.
— А ты прочитай, — сказал дородный казак, сидящий рядом. Вроде бы и негромко сказал, но был услышан.
Примолкли разом стрельцы. Стали ждать.
— А вот послушайте… «Грамота стрельцам от царевны Софьи Алексеевны…»
Оторвавшись от письма, полковник всмотрелся в лица примолкнувших стрельцов. Равнодушных не отыскалось: кто посмурнел, кто разинул от удивления рот, а кто усмехнулся в бороду. Но то от лукавого!
— «…Только на вас и есть надежда. Брат мой, Петр Алексеевич, позабыл старину, как мы при дедах наших поживали. Понагнал в русскую землю иноземцев, а они глумятся над нашим людом, обычаев не соблюдают и живут как им вздумается…»
— Верно сказано, — шумно согласились стрельцы, нарушив заповедное молчание. — Так оно и есть.
— Далее читай.
— «…Подати увеличены, так что черни и не продохнуть. Стрельцов, опору державную, неволят безвинно, жалованье не платят…»
— Самую суть говорит, — прервал чтение сотник Михайловского полка Елизаров.
— Да тише ты! Пускай дочитает.
— «…Вместо того чтобы заботиться о своих слугах, как о чадах малых, съехал царь в иноземщину. Где же это видано, чтобы русские цари уму-разуму в немецких землях набирались? Неужто мы скудоумием страдаем? Отечество свое без глазу оставил…»
— А говорят, помер царь! — произнес полковник Чубаров, перекрестившись.
— «…А царствие свое на нерадивых бояр оставил, которые, уподобившись аспидам гнойным, землю русскую разоряют. Пришло время сбросить иго иноземное. Кто на это способен отважиться? Только стрельцы! Ступайте в Москву и поскидайте в омут всех ненавистных бояр. А уж я за вас заступлюсь и своими милостями не оставлю. Жалованье увеличу вдвое супротив прежнего, — сделал нарочитую паузу Туча, оглядев стрельцов. — Долги возверну. А иноземных командиров с полков уберу и поставлю русских. И да поможет вам господь, царевна Софья Алексеевна. Писано в Девичьем монастыре».
— О, какой у нас царь подлый! Мало того, что супругу свою бесчестит, так еще и сестрицу не пожалел, в монастырь отправил! — веско высказался Туча.
— Верно глаголешь, Василий Нестерович! Супостат он, а не царь! — с гневом отозвался сотник Семеновского полка Иван Щука. — Батюшка-то его, как стрельцов привечал! А он только и норовит, чтобы нас обидеть. То плетьми накажет, а то жалованье не дает. Чем же тогда нам семью кормить?
— Погодите, погодите! — воспротивился пятидесятник Макарьевского полка Фрол Ступа. — Петр Алексеевич нам господом ниспослан, вот его мы и должны уважать. А сами понимаете, хороших господ не бывает. Надобно к ним приспособиться. Не на вилы же его насаживать за то, что характер дурной!
— От господа, говоришь, дан? — едко прищурился Ефим Туча. — А может, все-таки от сатаны? Ты посмотри на него, каков он. Наши государи никогда иноземный кафтан не нашивали, а он в нем по городу шастает. Ведет себя, как чумовой, каждый иноземец его Питером называет. Где же это видано, чтобы царя без отчества именовали?! Не по-нашему это, не по-христиански!
— Вы же к бунту призываете! Кто же нас простит, ежели мы на Москву пойдем?! Да в этом случае мы похуже всяких татей сделаемся, — воспротивился Игнат Федоров.
— Ну и дурень же ты, Игнат! — осерчал Туча. — Ему про Ерему говоришь, а он Фому поминает. А может, тебе уши от пальбы заложило? Сказано же тебе было, что сама Софья Алексеевна у нас помощи просит. А может, ты отсидеться хочешь? На нашем горбу вылезти желаешь? — вопрошал зло полковник.
— А ты постой, Туча. Чего на человека понапрасну гавкать? — обозлился старшина Алексеевского полка. — Игнат дело говорит. Сначала все продумать надо, ведь мы Петру Алексеевичу перед богом верой и правдой клялись служить. Что же тогда такое будет, если мы присягу нарушим?
— Клялись-то мы клялись, а только чего же это он нас в голоде держит? Ежели мы о себе не позаботились, так давно бы уже все померли!
— Не дело ты говоришь, Макарыч! — попенял сотнику стрелец из Медведковского полка, сидящий рядом. Хотя чинами был не наделен, но к слову его прислушивались. — Разве государь о нас не заботится? А как же земельные наделы, что он нам за службу определил? Почитай, ото всех налогов освободил. Многие из нас кабаки да лавки держат. Кто такой заботой похвастаться может?
Сотник поднялся из-за стола. Того и гляди, вцепится обидчику в бороду.
— А то, что он с нас за эти пятаки семь шкур дерет, так это, по-твоему, не в счет?
— Хватит вам! — грозно окликнул рассорившихся стрельцов Туча по праву хозяина. — Не хватало еще, чтобы мы тут на круге передрались. А только вот что я вам скажу. Мне и самому государева служба не в радость. Только было разжился, только лавку открыл, приказчика нанял, а опять надобно куда-то на окраину съезжать, и нажитое честным трудом добро пришлось прахом пустить. За что же нам такая опала?! Относится к нам государь как к нелюбимым пасынкам. Только вот что я вам хочу сказать. Ведь и без государя нам никак нельзя. Если защитника, как он, не станет, нас бояре проглотят, и кусочка не останется.
В шатре стало душно. Кто-то распахнул полог и внутрь ворвался свежий воздух, остудив разгоряченные лица собравшихся.
Поднялся сотник Ерофеев, один из самых уважаемых московских стрельцов. Ему было далеко за сорок, однако лучшего бойца не найти во всем воинстве.
Оглядев притихших стрельцов, он широкой ладонью пригладил поседевшую бороду и заговорил густым басом:
— Здесь вы меня все знаете, стрельцы…
— Знаем, чего уж там? — махнул дланью Туча. — Ты давай дело говори.
— Знаете, что и от пуль я не бегал, господской милости тоже не просил. И всегда старался жить по-божески. А шестнадцать лет назад, когда мы ко двору царя пришли свое право требовать, то я тоже там был… И много чего мы добились. Стоило нам только ненавистных бояр на пики поднять, как все по-нашему стало. Ты помнишь, Степан? — обратился сотник к товарищу, седому с крупной головой стрельцу, но такому же крепкому, как и он.
Заулыбался Степан, обнажив остатки почерневших зубов:
— Как же позабыть такое!
— Я и сейчас готов правое дело продолжить. А только у нас не выйдет ничего, если мы в разные стороны тянуть станем. Нам нужно наших полковников переизбрать, чтобы смуту меж нас не чинили. А потом уже самим челобитную царю писать. — Глянув на товарища, спросил: — Кажись, ты в прошлый раз, Степан, писал?
— Было дело, — отозвался довольный Степан. — Писал.
— Значит, и в этот раз напишешь. А теперь надо решить, идем мы на Москву или нет?
— Идти надо, — поддержал стрельца Туча. — Надобно начатое дело закончить.
