Евгений Сухов - Убить Петра Великого
— Федор Юрьевич, я тут еще одного крамольника хочу присовокупить.
— А ты, попович, во вкус входишь! — широко заулыбался князь. — Выкладывай, хуже не будет. Кто таков?
— Зовут Тихон Ерофеев Кобыльев, знаю, что из бывших приказчиков. Большой ненавистник государя нашего. Кровопивцем и иродом его называл. Ходит по трактирам и народ срамными речами тревожит. А иногда и грамоту может написать дурного содержания да по весям разослать. Народ читает и только дивится государевым забавам.
— Насчет забав это ты брось! — строго погрозил пальцем Ромодановский. — Где его искать?
— А кто ж его знает? — пожал плечами попович. — Сегодня он в одном месте водку пьет, а завтра в другое переберется. Слушатели ему харч дают да вином феразиевым потчевают. Тем и живет!
— Приспособился, значит. Ничего, отыщем! На то мы и Преображенский приказ. И не таких изменников отлавливали. Как он выглядит?
— Тощий, как ивовый прут, да темный. Кожа у него будто бы дуб мореный. На руках шрамы углядел, видать, от кандалов. Похоже, беглый! Руки у него длиннющие да жилистые, но силы в них немерено. На спор пальцами пятак гнул.
— Ишь ты!
— Весь кабак дивился, даже с улицы заглядывали.
— А роста какого будет? Ты записываешь, подьячий?
— Записываю, батюшка, все до последнего слова записываю, — скороговоркой отвечал подьячий.
Глаза поповича сузились, будто бы он примеривался.
— Да, пожалуй, подлиньше тебя, князь, — отвечал он, поразмыслив. — Дылда настоящая! Два аршина и с десяток вершков. Это точно. Такого и за версту разглядеть можно.
— А зенки какого цвета, не разглядел?
— Какого цвета очи, не помню, но скажу одно — темные! Дьявольские, так и горят злобою!
— Во что одет?
— Кафтан обычный, из зеленого сукна, на ногах — кожаные сапоги.
— Ишь ты… Где бывает, рассказывал?
— Про Суздаль говорил, про Владимир… Сказывал, что до Казани добрался, а там будто бы житие совсем худое. В Свияжске бывал.
Прикусив губу, подьячий быстро записывал.
— Еще что вспомнишь?
Попович пожал плечами.
— Все рассказал, Федор Юрьевич, как на исповеди.
— Ладно, ступай, нам поговорить надобно. И помни, попович, теперь ты не только за себя в ответе, но и за всю свою семью.
— Помню, князь. Как же забыть такое… — разом потемнел ликом попов сын.
— А теперь пиши, — продолжил Ромодановский, когда за поповичем прикрылась дверь. — «Я, главный судья Преображенского приказа стольник князь Федор Юрьевич Ромодановский… всем повелеваю… таких людей, которые станут без моего ведома крамольников допрашивать по слову и делу и присылать к Москве, передавать в Преображенский приказ…» Успеваешь?..
— Успеваю, государь.
— Далее пиши. «За нарушение сего указа применимы разные кары… Пусть даже если это воевода. А коли потребуется, ослушник будет бит батогами!..» Другой указ… «Всем воеводам… Разыскать и доставить в Преображенский приказ Тихона Ерофеевича Кобыльева, изменщика государева и вора!» Приметы не забудь написать…
— Пишу, государь.
— За указом должны следить приказные избы и докладывать мне еженедельно.
Грохнув входной дверью, в палаты вошел вестовой с приказным.
— Федор Юрьевич, тут письмо от шведского посла перехвачено.
— От Кинэна, что ли?
— От него самого.
— Чего же он там пишет, злодей эдакий?
— Пишет, что в нашей армии упадок и разгильдяйство…
— Ишь ты! — невольно хмыкнул князь.
— Полки составлены из одних молодых солдат, которые едва умеют обращаться с мушкетами. Пишет, что полки укомплектованы не полностью. В некоторых и вовсе не набирается одной трети. Пишет, что русских не стоит бояться, и чем быстрее Карл XII на Москву двинется, тем будет лучше!
— Вот он как заговорил, супостат! — все более хмурился князь Ромодановский. — Ведь мы его каждый раз водкой потчевали, а он даже не поперхнулся. Как же после этого скверным людишкам верить? На дыбу бы его, да розгами! — почти мечтательно протянул главный судья. — Да не поймут… Хорош, гусь! Как же вы грамоту его прочитали?
Приказный широко растянул губы:
— Как и прежде. Напоили его, князь, а когда он дрых, так грамоту и прочитали, — честно признался он, широко улыбаясь.
Судья расхохотался:
— Молодцы! Курьер-то ничего не заметил, когда проснулся?
— А чего ему? — отмахнулся приказный. — Пожалился, что голова болит. Вот мы его и далее лечили от похмелья. Два дня из трактира выбраться не мог.
— Может, он на словах чего сболтнул? По пьяному делу оно часто случается.
— Да много чего было говорено. Говорил, что ихний король с турками очень задружился. Только того и ждут, чтобы России-матушке напакостничать.
— Ничего, образумим, — пообещал Ромодановский. — А теперь пиши давай! Государю обо всем доложить надобно.
Глава 10 ПРИКАЖИ, ВСЕ ПОЛЯЖЕМ!
По велению государя Петра Алексеевича царевну Софью спровадили в Девичий монастырь.
Все произошло с месяц назад, когда стрелецкие полки, намаявшись от безделья, покинули дворец. К воротам, не мешкая, подошел полк рекрутов и, заняв оборону вокруг, встал лагерем. Полковник, седой широкобородый дядька лет пятидесяти, прошел без шапки до самых палат государыни и, слезно повинившись, поведал тяжелый приказ: «Следовать царевне Софье в монастырь! А ежели царевна будет упорствовать, так силком грузить ее на телегу и, приставив стражу, спровадить до самой кельи».
Опечалилась Софья Алексеевна, попросила на раздумье часок, а когда взглянула в окно на расположившихся во дворе солдат, решила согласиться.
И потекла для нее размеренная монашеская жизнь.
* * *Стрельцы не забывали свою благодетельницу и едва ли не каждый день отправляли к ней курьеров. В этот раз в монастырь прибыл полковник Ефим Туча. Облаченный в рясу и оттого непохожий сам на себя, он выглядел смиренным иноком.
— Ты только прикажи, матушка, так мы все за тебя поляжем! — яростно уверял полковник Туча, не смея приблизиться к государыне.
Через узкое оконце в келью проникал свет, освещая полноватую фигуру монахини. Темный куколь скрывал лицо, только один нос и виден. Нет более царевны, а есть богобоязненная инокиня, скрытая от государева гнева за толстыми монастырскими стенами.
— В келью ты потайным ходом прошел? — полюбопытствовала она.
Лишь только начинала говорить Софья Алексеевна, как становилось ясно, что здесь находится прежняя царевна, которую Туча знал последние десять лет — властная, решительная, бескомпромиссная. Ей бы во дворце поживать да челядь за нерадивость помыкать, а она в рясу обряжена. Чудно!
— Потайным, государыня, — оживился полковник, — как ты и наказывала.
— А то ведь не приведи господь! — Она поднесла было руку ко лбу, чтобы перекреститься, но отчего-то раздумала. Рука опустилась безвольно, успокаиваясь на полноватых коленях. — Соглядатаи всюду! Куда ни пойти, так за мной хвост тянется, и Ромодановскому тотчас обо всем докладывают.
Царевна подняла лицо к падающему из оконца свету.
Внутри полковника что-то болезненно сжалось. Государева опала не прошла для Софьи бесследно. Лицо погрубело, осунулось, а пронзительные глаза ввалились глубоко, напоминая угольки, подернутые слоем золы. Вот, кажется, дунешь на них, и, словно прежде, появится всепожирающая злоба.
Вот такова она, Софья Алексеевна!
— Никого не было, — отозвался полковник. — Я-то ведь в рясу для встречи с тобой обрядился. Кто же на чернеца посмотрит? Никто и не поймет, для какой надобности явился.
— Ну давай рассказывай, что там у тебя.
— Меня московские стрельцы послали. Сейчас мы на Западной Двине стоим. Лютует Петр Алексеевич, совсем нас за людей не считает, а мы как-никак опора его. Ежели нас не будет, кто тогда Россию оберегать станет? А он чуть что — кнут! Только между собой и можем говорить без лукавства. От семей оторвал — вдаль отправил. А мы так думаем, он хочет поизвести нас совсем. Хочет Россию без воинства оставить! Немчину разную на Русь понагнал, продохнуть не дают! Это когда же такое было, чтобы нами французы да немцы помыкали? — гневно вопрошал полковник. — Да ежели поглядеть, так это им у нас поучиться надо. Кто бы туркам хвост накрутил, коли не мы!
— И что же ты предлагаешь?
— Я ведь не с пустыми руками к тебе явился. Собрались мы тут как-то, потолковали! Об одном думаем… К Москве надо двигать! Там нас чернь поддержит, ей ведь тоже никакого житья не стало. Вон во Владимире и Коломне народ бунтует. Хлеба-то не хватает, а тот, что имеется, не купишь! Даже непонятно, как жить дальше. Мы тут депеши в другие города отправляем — в Псков, Новгород, в Рязань… И все стрельцы на нашей стороне стоят. Донские казаки и солдаты тоже с нами будут. Как мы двинем на Москву, так они к нам присоединятся. А когда в столицу явимся, в первую очередь бояр побьем. Этого кровопийцу, князя Ромодановского, да иноземцев разных, что из нас соки высасывают, на виселицу вздернем! А тебя на стол поставим. Так что ты нам ответишь? — затаился в ожидании полковник Туча. — Какой мне ответ стрельцам везти?
