Владимир Черкасов - Наезд на актеров
— А черт ее знает, — искренне произнес Сергей. — Хотя слышал, что таскают они себе в гнезда все блестящее. Прямо как природные воры. Там даже серебряные чайные ложки обнаруживали. Но жестянка-то крупновата… Мне, как оперу, воронья уголовная психология интересна.
Так они сидели под золотой монетой солнца на берегу реки, помнящей закованного «огнепального» протопопа и пламенную староверку Морозову, и судачили. Потом Мишка убежал снова ловить.
Сергей положил руку Кате на запястье, сжал его и проговорил ее любимое присловье:
— Все хорошо.
— Да, Сережа, — она не отстранялась, смотрела ему в глаза.
— Правильно, Катя. Пока мы недовольны жизнью, она проходит.
Потом он сказал напрямик то, о чем думал последние месяцы:
— Давай жить вместе. Мишка ко мне хорошо относится.
— Но главное-то, как я отношусь, — с улыбкой ответила Катя.
Кострецов смущенно отнял руку.
— А как ты?
Катя серьезно глядела своими серыми озерами.
— Все еще не знаю, Сережа.
У него сжалось сердце: странно среагировала Катя. Он совсем другое ожидал.
— Ну, будем собираться в обратный путь, — проговорил Сергей, вставая, чтобы скрыть неловкость.
По дороге в Москву у него в голове почему-то крутилась фраза, услышанная им на допросе от одного плейбоя-уголовничка:
— И все же лучше русской женщины могут быть лишь две русские женщины.
* * *Капитан Кострецов и лейтенант Топков подводили текущие итоги их общего расследования. Сергей резюмировал:
— «Орденоносец» Федя Труба пал при исполнении служебных обязанностей… Оборвалась нить по этой банде. Фединых подручных, начиная с девиц, явившихся к Рузскому, вряд ли обнаружим. Спасибо Трубе, что отдал на упокой своей души угнанный «роллс». Машина эта в гараже Трубы подтверждает мое убеждение, что угнала ее банда Грини Духа. Его ребята со специалистами Феди по театрам одновременно работали. Похоже, бригадиры Труба и Дух были завязаны друг на друга. Как? Кем? Или сами спланировали ограбления? Возможно, сие попозже выяснится. Главное же сейчас, что Дух стал убийцей.
Топков поправил очки и уточнил:
— А раньше Гриня не убивал?
— Никогда. Всегда угонами занимался без жертв, действовал через своих «шестерок». Он конокрад, ворюга, но не головорез. Не знаю, случайно или по приказу Духа шофера «роллса» убили, но в любом случае ему, как главарю банды, за убийство отвечать. Теперь Гринино положение очень серьезно.
Гена усмехнулся.
— Вот если бы к твоим умозаключениям нам еще убедиться, что «роллс» Гринины угнали.
Кострецов раздраженно глянул на помощника. Этот очкарик, дотошно изучавший историю, прежде всего верил фактам. Гена был совершенно прав, но то, что салага открыто посмеивался над шестым чувством капитана, его задело. Кострецов молча закурил.
— Сергей, — как ни в чем не бывало обратился к нему Топков, — а что это за худая, изможденная бабенка за дверью сидит?
— А-а, Ненастикова. Замучала меня еще с весны. Утащили у нее воры из квартиры носильные вещи, барахло всякое. С тех пор ходит сюда как на работу. Иной раз показываю ей для опознания то, что находим у барыг. Совсем она меня доконала. Пропали два каких-то занюханных платьица да ношеный жакет. И все, клюка, не устает надеяться, что ее шмотки отыщутся. Я уж готов ей эти вещи из своего кармана оплатить, лишь бы оставила в покое. Изможденная… Характер и довел Ненастикову до полного истощения.
— Все равно неудобно. Она с утра перед дверью торчит. Может, отпустишь ее?
— Ну, зови, — сказал капитан, все равно не расположенный дальше разговаривать с занудным Топковым.
Лейтенант выглянул в коридор и пригласил потерпевшую.
Ненастикова влетела стрелой, но встала посреди комнаты как вкопанная. Дамочка не произнесла ни слова, лишь замерла немым укором. Вся ее нелепая фигура напоминала метлу: что-то вроде гладко обструганной доски, а ниже колен топорщился подол в несусветных оборках.
Кострецов мрачно произнес:
— Пока ничего нового. Зря вы без вызова являетесь. Свое и мое время тратите.
Дамочка вдруг воздела плети рук.
— Есть ли справедливость на этом свете!
— Мало, — ответил Кострецов. Та сердито припечаталась на стул, полыхнув на оперов волнами оборок, и затараторила:
— Я ведь и свое расследование веду. Веду и буду вести! Почти все ворье на Чистых прудах выследила. Почему, товарищ капитан, вы на мои сигналы не реагируете?!
— Реагирую, — морщась произнес Кострецов. — Я теперь все-все вокруг вижу, — захлебываясь, говорила Ненастикова. — Возьмем вот угон дорогой машины от здания «Лукойла»…
— «Роллс-ройса»? — быстро спросил Топков. — Да-да. За рулем был этот рецидивист Гринька! Что же происходит?! Вечером он королем здесь на своей машине разъезжает, а днем — на каких заблагорассудится. И вы называете себя милицией?!
— Минутку, минутку! — воскликнул Топков. — Почему вы уверены, что на угнанном «роллсе» был Гриня? На «роллсе» стекла тонированные, лицо шофера, тем более на ходу, трудно различить.
— А этот негодяй окно открыл. Так и пер — с сигареткой в зубах.
— Большое вам спасибо за эти сведения, гражданка Ненастикова, — сказал Гена.
Та лихорадочно вскинула глаза под челочкой на лбу.
— Да я еще не такое этому капитану рассказывала! — Она уперла иглу пальца в Кострецова. — И он до сих пор не может мои вещи найти!
— Софья Макаровна, — произнес добрым голосом Кострецов, — сегодня вы действительно очень помогли нам. Поверьте, я вашего дела из вида не упускаю.
— Когда мне на следующее опознание вещей приходить? — деловито поинтересовалась та.
— Через неделю, — наобум ляпнул Кострецов. Ненастикова коротко кивнула и, еще раз взметнув оборками, вынеслась из кабинета.
Топков торжественно глянул на капитана:
— Совершенно прав ты был насчет угона Гриней «роллса». Извини за подковырку.
Кострецов благодушно скосил на него глаза.
— Спрашивай не умного, ученого, а бывалого, молодой человек.
— Раз Дух лично угонял «роллс», скорее всего — он и убил шофера, — начал прикидывать Гена.
— Это дикий прокол Грини, — прервал его Сергей. — И с чего он в такой угон сам полез?! Ладно, и в этом потом разберемся. Но теперь мы смело можем Гриню брать. Есть бедовая свидетельница, есть «роллс». Духу не отвертеться. За прежние угоны он по малым срокам сидел, за убийство же или соучастие в нем совсем другой спрос будет.
Кострецов подымил и развил мысль дальше:
— Но сразу подсекать этого окуня не будем, постараемся всю его шайку и связи раскрутить. Федя Труба от нас на тот свет смылся, но Гриня-то, хоть и Дух, может, не такой ловкий. Причем возьмемся за него по разным каналам. Во-первых, раз Гриня имеет сбыт на Кавказ, как показал Камбуз, обращусь я к одному старому своему знакомцу из тех краев — уголовнику и бывшему стукачу Ашоту. Он сейчас под следствием сидит, так запутался, что должен быть разговорчивым. А ты поближе займешься Вахтангом, выдающим себя за кинорежиссера и разъезжающим на угнанном «пежо».
Кострецов стал рассказывать Гене результаты своей разработки Вахтанга Барадзе. Подытожил:
— С таким же пылом, как в проработке линии Рузского-Трубы, переключайся на грузина. Изучи все, что касается и может касаться его, столь же занудно, как ты по орденоносцам делал.
— Что, иной раз моя занудность впрок? — улыбнулся лейтенант.
— Да впрок, впрок. Но ты, Гена, все же старайся битую Кость своими университетскими замашками не задевать. Учитывай и уважай гироскоп бывалого опера.
— Как это понимать?!
Капитан самодовольно прищурился.
— Гироскоп — это прибор, помогающий поддерживать ориентацию корабля, самолета, космической станции. В космосе он, например, ориентирует станцию по Солнцу. Вот и у розыскника с опытом вырабатывается определенное ощущение, чувство. Часто называют его профессиональной интуицией. Но можно обозначить и как оперский гироскоп.
Глава 2
Армянин Ашот, к которому Кострецов решил обратиться за подсказкой по кавказским делам Грини Духа, был арестован капитаном в финале его последнего крупного расследования по «ментовской» банде, руководимой майором угро. В ходе того розыска Кость внедрился к Ашоту под видом киллера Сереги Ворона, и армянин был потрясен, когда при аресте узнал, что имел дело с оперативником.
Ашот был стукачом МВД и одновременно держателем части общака армянских воров. Став наркоманом, запутавшись в уголовных перипетиях своей жизни, Ашот совершил убийство и хотел скрыться из России, похитив общак. Теперь он сидел в следственном изоляторе, прощаясь с жизнью. Неизвестно ему было, что присудят, но точно Ашот знал: воры за утрату своего общака не простят, а если узнают, что он в стукачах ходил, убьют и в любом лагере. И замки не помогут. Когда Ашота ввели в комнату для допросов СИЗО, он, увидев Кострецова, чуть не прослезился от обиды. Из-за наркоманской слабости перед арестом Ашот нередко был легок на слезу, но и сейчас, пережив в камере сильнейшие ломки, психически окрепнув, он едва не сдал, снова встретившись с опером, который беспощадно играл с ним, как с ошалевшей мышкой.
