Александр Золотько - Правосудие любой ценой
– Что сегодня на завтрак?
– Картошка жареная на сале.
– И все?
– А я больше ничего не умею, – похвастался Браток. – Кроме яичницы, но вы вчера сказали, что если я еще раз приготовлю…
– Ладно, – согласился Гринчук, – пошли завтракать. Заодно и наметим наших планов громадье.
Под картошку и наметили.
Братку выпало идти к участковому.
– И особо подчеркни, что это он отвечает передо мной за то, что творится на его территории. Увеличение патрулей мы выбили? Выбили. Маршруты изменили? Изменили. Патрули получают доплаты за бдительность и четкость? Да и сам он тоже не обделен. Так какого хрена – тут можешь в выражениях не стесняться – какого хрена он не может уследить за этими малолетками. И если он сам не может с ними справиться, то пусть даст нам имена, явки и пароли – сами разберемся. Разберемся ведь?
Браток ответил в том смысле, что да, чего бы и не разобраться.
Михаил ел молча.
Гринчуку приходилось прилагать усилия, чтобы не смотреть в его сторону.
Оговорив с Братком его задачу, Гринчук, наконец, обернулся к Михаилу.
– Миша, ты займись младшим Махмутовым. Поговори с их семейным начальником охраны. На родителей пока не выходи, бестолку. Мама без ума от своего сына, а папа без ума от рождения. Придется работать непосредственно с зажравшимся мальчиком. Одно радует, вроде в охране у них нормальные ребята.
– Я понял, Юрий Иванович, – спокойно сказал Михаил. – Сейчас созвонюсь с Виталиком и назначу встречу.
– Хорошо, – Гринчук посмотрел на Братка.
Тот налил себе чаю и явно собирался предаться неторопливому чаепитию.
– Ты еще здесь? – спросил Гринчук.
– А что?
– А уже вижу тебя стремительно летящим к гражданину участковому. И чем стремительнее ты к нему полетишь, тем лучше.
– А…
– А чай попьешь, когда вернешься. И посуду помоешь.
– Жена вам пусть моет, – буркнул Браток. – Всю квартиру коньяком провоняли. Попойку вчера устроили?
– Разговорчики, – напомнил Гринчук.
– Уже пошел, – вздохнул Браток и вышел из квартиры.
– Такие вот дела, – неопределенно протянул Гринчук.
– Я помою посуду, – предложил Михаил.
– Сиди, я с тобой поговорить хотел.
– Хорошо.
Михаил отодвинул пустую тарелку и приготовился слушать.
– Миша, – Гринчук потер мочку уха. – По вчерашнему делу…
– У меня все нормально, – сказал Михаил. – Я вам уже говорил. Просто я…
– Я помню. Тебе не нравится убивать. Это я понимаю. Я и сам вчера, честно говоря, наверное, имел бледный вид и форму чемодана с двумя замками, – Гринчук даже смог улыбнуться, хотя для этого пришлось постараться.
Гринчуку даже послышался скрип собственно кожи, ставшей вдруг жесткой, словно куртка на морозе.
– Ты все хорошо помнишь, что вчера произошло?
– Да.
* * *– Я все хорошо помню, – уверенно сказал старший лейтенант Горкин.
– Гринчук разговаривал со всеми тремя?
– Нет, – Горкин чуть прикрыл глаза, вспоминая. – Он говорил с двумя…
– С кем именно? – быстро спросил хозяин кабинета и подвинул старшему лейтенанту три фотографии.
Горкин внимательно посмотрел, потом аккуратно отодвинул пальцем две из них:
– Вот с этими.
– С Грыжей и Яриком… – удовлетворенно произнес хозяин кабинета и посмотрел на своего коллегу, сидевшего в углу.
Тот кивнул с самым удовлетворенным видом.
– И Гринчук сказал, что хочет стрелять в Грыжу и Ярика?
– Ну, он вроде как шутил…
– Дословно – потребовал хозяин кабинета.
– Что-то вроде, мы решаем расходиться со стрельбой или без, – сказал Горкин.
– Или без… – хозяин кабинета писал старательно, даже высовывая иногда кончик языка.
Похоже, ему очень нравилось все происходящее.
– Ознакомьтесь, – закончив писать, протянул он листок бумаги Горкину. – И подпишите. Болтать об этом не стоит. Вам все понятно?
* * *– Ты все понял? – уточнил еще раз Гринчук.
– Да, – чуть улыбнулся Михаил.
– Тогда – поехали, – сказал Гринчук. – Ты не заметил, что двое охранников на въезде убиты.
– Да, извините.
– А потом? Ты подъехал к бильярдной…
– Я подъехал к бильярдной, вышел из машины. Водитель, убитый охранник возле крыльца. Вооруженный человек на крыльце. Дверцы в их машине открыты. Две дверцы. Значит, одни из стрелков уже в клубе. Я послал вам вызов и открыл огонь на поражение. Все.
– А потом ты проверил, как там у меня дела и вышел на улицу. Приходил в себя. Все? Больше ничего?
– Все.
– Ты помнишь, как я подходил к машине киллеров?
– Д-да, – несколько неуверенно ответил Михаил.
– Ты стоишь возле крыльца, а я иду к машине. Потом возвращаюсь к клубу и снова иду к машине. И лезу вовнутрь. Помнишь?
– Кажется…
– Миша, ты помнишь или нет?
– Вы подошли к машине… Наверное… Да. Подошли. – Растерянность в голосе Михаила зазвучала явственнее.
Гринчук даже почувствовал, как по спине поползли мурашки. Он как-то не привык, что Михаил может говорить вот так – неуверенно и жалко.
– Миша, – Гринчук старался говорить ровно и спокойно. – Почему ты стрелял в водителя?
– Явная угроза. Его нельзя было оставлять в тылу. Я не мог пройти к дому, пока он простреливал подходы. А в доме были вы…
– Миша, – тихо сказал Гринчук, – водитель в тот момент был не вооружен. Ты это знаешь? У него не было в руке оружия. Оно было в кобуре.
– Я… – сказал Михаил. – Я не помню. Я не помню.
– Спокойно, Миша, – тихо сказал Гринчук. – Тебя никто ни в чем не упрекает. Ты поступил правильно. Либо ты убирал водителя, либо он – тебя.
– Я не помню, – еле слышно сказал Михаил. – И вы…
– Я решил эту проблему, – кивнул Гринчук. – Дело не в этом.
– Я понимаю, – сказал Михаил. – Дело в том, что я сам могу не понять, когда сорвусь. Я это могу не почувствовать. И, может, я уже потихоньку начинаю…
– Что ты чувствуешь? – спросил Гринчук. – Что именно? Ты же помнишь, как это было с тобой в первый раз?
– В самый первый? Не помню. Какие-то тени и голоса. А вот когда со мной это случилось прошлым летом… – Михаил задумался. – Наверное, тоже не помню. Взрыв, я попытался уйти, и меня ударило металлической бочкой. Потерял сознание. А потом…
Голос его стал каким-то механическим, безжизненным
– Все было очень логично и естественно. Мне не нужно было задумываться – решения появлялись как бы сами собой. Возникала проблема – и появлялось решение. И я слышал голос. И это голос говорил, что мне нужно делать. И я делал. Трудно объяснить, но я не чувствовал себя связанным. Голос ставил задачу, а я сам, совершенно свободно и сознательно придумывал, как это осуществить… Мне потом объяснил Полковник, что это была подсознательная программа выживания. И он мне объяснил, что у меня не было шансов ей противостоять. И все-таки я смог продержаться довольно долго. Пока меня не нашли… Но я ведь сейчас не слышу голосов! Я совершенно свободен! И я понимаю, что говорю, что делаю и зачем это делаю… Понимаю… – Миша говорил все тише и тише. – Я и тогда понимал. И ощущал себя свободным…
Миша замолчал.
Гринчук тоже молчал.
– Вы думаете, это срыв? Или я иду к нему? – спросил, наконец, Михаил.
– Не знаю. Все это выглядит немного иначе. Если бы тебя снова бросило в боевой режим, то ты обязательно заметил бы, что двое в «тойоте» – мертвы. И ты помнил бы, что у водителя нет оружия. И ты сам бы с этим разобрался. Похоже, ты наоборот – потерял часть своей программы. Нет?
Пауза..
– Я говорил с Полковником – он не видит в этом ничего особо опасного.
– А вы?
– А я… Я хочу, чтобы ты мне помог. Просто следи за собой. Оценивай каждый свой поступок. И если только покажется тебе, что… Ну, если почувствуешь себя как-то не так – немедленно скажи мне. Может быть – я напрасно перестраховываюсь и пугаю тебя. Даже скорее всего. Но мы должны быть вместе. Я уже предупредил Полковника, что сверну все дела и займусь твоим прошлым. Должны были остаться следы. Следы всегда остаются. И люди всегда остаются. Да?
– Да, – неуверенно ответил Михаил.
– Держись, Миша. Я не хотел тебе это говорить, но ты мне нужен как союзник. Мы тебя не сдадим. И…
Гринчук вдруг замолчал. Это слишком похоже на чудо. На совпадение. Но все-таки… если вдруг… если отбросить мысли о колдунах и оборотнях…
– Ладно, Миша, пока – все. Как себя чувствуешь?
– Не знаю, – сказал Михаил.
– Давай, приходи в себя, – Гринчук хлопнул его по плечу. – Мне в голову пришла классная мысль. И если это правда – мы можем в ближайшее время выйти на след твоей программы.
Михаил улыбнулся.
– Не веришь?
– Верю, – уже веселее ответил Михаил. – Вы внушаете доверие, Юрий Иванович.
– Вот то же самое мне говорили многие женщины, которых я бросил, и некоторые мужчины, которых я посадил.
Гринчук хлопнул Михаила по плечу:
– Давай, Миша, за работу.
После ухода Михаила, Гринчук вымыл посуду. Подумал и вымыл полы во всей квартире. Застелил постель. Чуть было не принялся за мытье окон, но вовремя опомнился. Слишком хорошо – это уже не хорошо, напомнил себе Гринчук. К тому же, работа есть работа. И наркоту кто-то снова стал поставлять нашим любимым новым дворянам.
