Олег Маркеев - Черная Луна
Покачиваясь, пошел по лестнице вверх, к двери лифтовой камеры.
Дверь была заперта на висячий замок.
Максимов вскинул меч, выдохнув, срубил дужки замка. От резкого движения открылись раны, майка, хрустящая от запекшейся крови, вновь сделалась влажной на груди. Он пнул дверь, задохнувшись от спертого маслянистого воздуха.
Потянул носом. Откуда-то из темноты шла струя свежести, пахнуло дождем и озоном. Максимов разглядел мутный прямоугольник окна. Пошел, запинаясь о какие-то тряпки, наваленные на полу. Одна куча вдруг ожила, вскрикнула. Над колесом мотора лифта поднялась всклокоченная голова.
— Ты чо, мужик!
Максимов шагнул на звук. Отчетливо пахнуло запахом бомжа и страхом.
— Ты, ты, это…
Максимов ткнул рукояткой меча, раздался шипящий звук, словно пробили покрышку. Бомж кулем свалился в груду тряпья. Максимов добил ударом ноги. Бомж вздрогнул всем телом, но даже не застонал. Свидетели не нужны.
Оказалось, свет и свежий воздух идут из прямоугольного отверстия в кладке из стеклянных блоков. Кто-то выбил два, оставив острые зазубрины по краям.
Максимов примерился — пролезть можно. Сжав зубы, сунул голову в лаз. Острая боль вонзилась в плечи. Максимов выдохнул сквозь оскаленные зубы и протолкнул тело дальше. Показалось, острые ножи сдирают кожу со спины.
На залитую дождем крышу он упал, корчась от боли. Полежал, подставив грудь холодным струям. Боль не отступила, просто стала другой, теперь не рвала, а пощипывала и бередила раны.
Сначала встал на четвереньки, потом выпрямился, опираясь на меч. Добрел до телевизионной антенны.
— Обойдетесь, — пробормотал он, перерубив тонкий кабель. Наматывая на локоть кабель, добрался до края крыши, отсек и там. Всего получилось метров пять импровизированного каната. Кабель скользил в руках. Максимов стал через каждые полметра вязать узлы.
В голове помутнело, он покачнулся и еле удержался на ногах. Прислушался к себе.
«Не успеешь. Умрешь раньше», — сам собой родился безжалостный ответ.
Максимов отбросил кабель. Поднял меч. По пузырящимся лужам пошел к тому краю, где находился балкон сто тринадцатой квартиры.
Присев на бетонный бортик, перевел дыхание. Посмотрел на лежащий внизу город, изгиб канала, арку моста, гирлянду размытых от дождя огней.
Сорвал с себя майку. Показалось, что вместе с ней содрал кожу. Сжался, давя в себе боль. По коже бежали горячие ручейки, мешаясь с прохладными струйками дождя.
— Пора, иначе просто отключусь, — прошептал он вслух.
Свернул майку в жгут, обвязал вокруг талии, засунул за спину меч.
Осторожно встал на край бортика. Развернулся спиной к пропасти. Поднял лицо к летящим из темной выси каплям.
Выровнял дыхание и стал ждать, когда тело сделается невесомым, умрет ветер и капли застынут в воздухе. Время остановилось. И он шагнул в темноту…
* * *…Медленно, завораживающе медленно поплыл вверх край крыши. Как бесконечное полотно, поползла шершавая стена. Он видел слюдяные блестки воды, скопившейся в щербинках, застывшие змейки ливня, стеклянные бусинки капель, не долетевших до стены. Целый рой дождинок проплыл мимо лица, рассыпался, как стайка растревоженных рыбок.
Снизу поднималось свечение, дробилось искорками на бисеринках дождя. Когда оно сделалось ощутимо плотным, напротив глаз появилось окно. Слой воды на нем был похож на изморозь в конце зимы, такой же прозрачный и переливчатый.
Руки сами вспорхнули вверх, медленно, словно подбитые ветром крылья. Едва показался черный край перил балкона, пальцы напряглись, превратились в стальные когти. Они впились в перила, тело вытянулось, гася инерцию полета, тут же спружинило, взмыло вверх. Перила поплыли вниз, а ноги сами собой рванулись вверх по дуге, перебрасывая тело через перила.
Едва ноги коснулись твердой поверхности, правая рука занырнула за спину. Меч острым узким клинком распорол облако мелких дождинок, искрившихся в свете, льющемся из открытой настежь двери…
* * *Максимов распорол тюлевую сетку, вздувшуюся от ветра, и шагнул через порог…
Лилит осеклась, невольно прижала руку к груди. Из темноты выступил человек с мечом в руке. Грудь лоснилась от красной пленки крови, жадно, как губы, раскрылись створки ран, в них пульсировали красные роднички, тонкими струйками сбегали по дрожащим от напряжения мышцам. У него было тугое, страшное от рвущейся наружу мощи тело воина и бледное, безжизненное лицо аскета. Заглянув в его глаза, Лилит не увидела в них своего отражения. Луна, неожиданно выглянувшая из разрыва в тучах, набросила на его израненные плечи серебристый плащ цвета Времени…
* * *…Она была прекрасна дикой, языческой красотой. Первозданный огонь жег ее изнутри, заставлял высоко подниматься грудь, трепетать тонкие крылья носа. Сочные влажные губы дрожали в сладострастной улыбке. В ее взгляде было столько необузданной силы, что он физически ощущал, как его засасывают, непоборимо затягивают два клокочущих водоворота. Слабость растопила мышцы, он понял — еще немного, и он уже не в силах будет противостоять ей. И тогда он, гортанно вскрикнув, взмахнул мечом, прочертив серебряную дугу наискосок раз, потом еще раз…
Когти Орла
Он вышел под дождь. Шагнул в темноту. На двенадцатом шаге земля выскользнула из-под ног. Он упал лицом в траву, широко разбросав руки. Боль на секунду вернула в сознание, и каждой клеточкой тела он почувствовал, что распят на гигантском шаре, с дикой скоростью несущемся в леденящей мгле, и что соскальзывает, непоборимо соскальзывает с его поросшей мокрой травой поверхности, и тогда что есть силы вцепился левой рукой в зеленую гриву травы, правая все еще сжимала рукоять меча. На опаленном небесным огнем клинке тускло отсвечивали всполохи уходящей из города грозы.
Эпилог
Город проснулся в серой осенней хмари постаревшим и больным. Морось, висящая в воздухе, гасила звуки. А над кладбищем стояла особенная, вязкая тишина. Только громко бились о плотный слой палой листвы крупные капли, срывающиеся с веток.
Барышников подышал на озябшие пальцы, осторожно поднял пластмассовый стаканчик.
— О чем это я? — Он посмотрел на фотографию в изголовье могилы. Потупил взгляд. — Не смотри ты так, Игорь. Все быльем поросло. Димку, кстати, так и не нашли. Да и как его найдешь. Сволочь он мелкая, один гонор да удостоверение в кармане, от таких и следов не остается. Вон Подседерцева — другое дело. Аккуратно из окна на клумбу выложили, чтобы было что с музыкой хоронить. Так что обрубили нам все, что можно, остальное сдали в архив. Так и сказали: учения окончены. Лишних вопросов я, само собой, задавать не стал. Ты не подумай чего плохого, я за тебя горой стоял. Хоть и нашли тебя в квартире рядом с блоком дистанционного подрыва. Не станцевалось у них все на тебя повесить. Кровь на той хате чуть ли не с потолка казала. А никого, кроме тебя, там не нашли. — Барышников лихорадочно сглотнул половину водки из стакана. Вытер заслезившиеся глаза. — Пью я, Игорь. Сильно пью. Потому что пенсионер теперь. Ушел, как ты советовал. Может, поздно, но все же без хвостов. Бог даст, поживу еще. — Он на выдохе вылил в себя остатки. Занюхал коркой хлеба. — Горькая, гадина. Но лучшего лекарства еще не придумали. Когда на душе погано, только она и помогает.
Барышников вздрогнул, услышав скрип петель на ограде и похрустывание мокрого песка на пустынной дорожке. Поднял голову. Мимо прошел человек в долгополом черном плаще. Барышников отметил бледное, застывшее лицо молодого человека и странную походку, словно каждое движение причиняло острую боль. По привычке перебрал в памяти приметы наиболее известных объектов розыска. Ни под кого этот человек не подходил. Но было в нем что-то, заставившее настороженно забиться сердце.
Повинуясь инстинкту опера, Барышников дождался, когда затихнут шаги, поставил стаканчик на край могильной плиты, прошел к ограде, из-за которой вышел человек.
Могила, не в пример могиле Белова, оказалась ухоженной и для маленького кладбища на окраине Москвы роскошной. На гладком черном надгробье искрилась золотая роза, прозрачные дождинки дрожали на литых лепестках. Вторая, еще живая, пурпурно-красная, лежала в изножье.
«Виктория Игнатова, — прочел Барышников золотые буквы. Вздохнул. — Всего-то двадцать два».
Даты были выбиты полностью, с числом и месяцем. Барышников невольно поскреб заросший щетиной подбородок. Дата смерти Вики день в день совпадала с датой смерти Белова. Работа приучила настороженно относиться к любым совпадениям.
Барышников посмотрел вслед ушедшему человеку.
Тот уже успел дойти до ворот кладбища. Там его ждали трое в таких же черных долгополых одеждах. Очевидно, старший, с седой непокрытой головой, шагнул навстречу молодому, обхватил за плечи. Барышникову показалось, что седовласый не дает молодому упасть, очень уж безжизненно, как недавно научившийся ходить, покачнулся молодой.
