Боевая эвтаназия - Сергей Васильевич Самаров
– Если это возможно. Меня наш начштаба тоже об этом просил.
– Возможно все. Но захват контейнера, это не пожелание, старлей, а приказ. Я обязан выполнить его. Надеюсь, ты мне в этом поможешь.
– Постараюсь, товарищ майор.
– Все, старлей. У меня вертолет на вылете. Место для посадки мы ему с трудом, но нашли. За поворотом ущелья есть подходящее место. Пойду поговорю с пилотами, чтобы твоих раненых захватили. Потом машина, я предполагаю, перелетит через хребет, к тебе зайдет со стороны соседнего ущелья, заберет раненых и убитых. Лететь над бандитами экипажу, я думаю, не захочется, да и я не посоветую. Мало ли что есть у боевиков. Найдется какая-нибудь «Стрела‑2» или «Стингер». Вот и все. Накрылась машина. Рухнет она тогда прямо среди бандитов. А у нас совсем другие расчеты на авиацию.
– Понял. Тоже буду готовить площадку. Раненых туда перенесем, чтобы машинное время не терять. Кстати, куда вертолет их доставит? У нас же свой госпиталь, прямо при отряде.
– Туда, надеюсь, и доставит. У вас же, насколько мне известно, есть вертолетная площадка.
– Так точно, товарищ майор. Имеется.
– Предупреди своего начальника штаба, чтобы санитарные машины подготовил. И для «трехсотых», и для «двухсотых».
– Сделаю, товарищ майор. Конец связи?
– Конец связи.
Между тем быстро наступили сначала короткие сумерки, а потом и темнота даже не подошла, а попросту упала на ущелье, закрытое с двух сторон хребтами. Так обычно бывает глубоко в горах. Наверху еще светло, а в самом ущелье в отсутствие солнечного света уже наступила ночь.
По самому центру ущелья мирно, но довольно шустро протекал ручеек. Перед позицией спецназа военной разведки он образовывал небольшое озерцо глубиной чуть выше щиколотки солдатских берцев, здесь же нырял куда-то под землю, продолжая все так же мирно журчать. Его никак не заботило все то, что происходило среди людей, как не касалось это ни гор, ни камней, ни пыли, нанесенной ветром и слежавшейся в плотную землю.
Старший лейтенант Собакин подключил в бинокле тепловизор, уже слегка опасаясь разрядить аккумулятор, и рассматривал позицию бандитов. Они явно не желали отходить далеко, чтобы не попасть под обстрел преследователей-пограничников, думали, что в темноте невидимы, перестраивались, снова группировались на левом фланге, готовились к очередной попытке прорыва.
– Командиры взводов, выставить наблюдателей с тепловизорами! – распорядился командир роты. – Остальным отдыхать.
Сам он спать не хотел, но вовсе не потому, что не устал. Любой бой, даже самый скоротечный и ничего не решающий, обязательно отнимает и физические, и духовные силы. Что же тогда говорить о сложных ситуациях, где многое поставлено на карту.
За примерами далеко ходить не надо. Взять хотя бы две недавние атаки бандитов. Особо сложно было отбить самую первую. Тогда и боевики были еще свежи, насколько это возможно после длительного перехода в горах. Да и сам старший лейтенант еще не совсем улавливал соотношение сил противника и собственной роты. В новой своей должности в бой он вступал впервые.
Собакин, измученный своей не отступающей бедой, думал о том, как трудно будет ему вернуться к реальности после расслабления и погружения в эту боль, в ее ощущение и осознание. После того как была отбита первая атака, он отдыхал и еще раз убедился в том, как трудно ему дается возвращение в реальность. Старший лейтенант предполагал, что во время отдыха его опять будет мучить мысль о том, как ему теперь быть? Стоит ли обращаться в госпиталь? Докладывать ли командованию о наличии такого серьезного заболевания? Поэтому Виктор Алексеевич предпочел остаться в своем окопе.
Заболевание его никак не было связано со службой. Нужно очень постараться, чтобы привязать опухоль спинного мозга к роду деятельности. Здесь требуются и юридические, и медицинские познания, которых у старшего лейтенанта Собакина не было. Командование просто не пожелает это считать следствием службы.
Да Собакин и не был уверен в том, что это действительно так. Хотя гражданский врач и говорил ему, что опухоль могла стать и следствием того факта, что раньше Виктору Алексеевичу не раз доводилось и в снегу ночевать. Но тот же самый доктор упоминал и о том, что опухоль могли вызвать и неизвестные, совершенно неизученные причины. Здесь могла сработать и наследственность.
Кому в данном случае можно предъявлять претензии? Да никому. Но все же старшему лейтенанту Собакину очень хотелось, чтобы армия признала его заболевание следствием службы в трудных условиях. Тогда он мог бы рассчитывать на какие-то прибавки к пенсии по инвалидности.
Но долго ли ему эту пенсию получать? Врач же русским языком сказал, что жить Собакину осталось максимум полгода. А что потом?
После этого его семья будет обречена на нищету. Если бы он погиб, выполняя служебный долг, как сегодня лейтенант Колмогоров, командир взвода связи, то семья обязательно получала бы пособие по потере кормильца, как разовые выплаты, так и ежемесячные, до совершеннолетия дочери.
Прожить даже полгода, что отпустила ему медицина, испытывая постоянные приступы боли, это было бы слишком сильным испытанием даже для офицера спецназа военной разведки. Но самое обидное состояло в том, что старший лейтенант Собакин не знал, как с этим бороться. Он по жизни привык всегда быть победителем. Такой был у него характер.
Еще будучи старшеклассником, он, тогда физически ничем не примечательный паренек, столкнулся с группой ровесников, желавших подчинить себе большую часть школьников. Виктор, которому всегда было присуще повышенное чувство справедливости, не пожелал им подчиниться и ввязался в драку. Ему в тот раз досталось прилично. Он даже руку и ребро себе сломал, дрался один на один по очереди со всеми, кроме двух последних, самых мелких, наглых и задиристых, но, как обычно и бывает, не особо храбрых. Парень вышел победителем за счет своего характера настоящего бойца.
После этого он увлекся единоборствами и горным туризмом, который воспитывает характер,
