Александр Чернобук - По ком воют сирены
Машины въехали в деревеньку. Слева и справа замелькали перекошенные домики. Большинство ― без стекол в ветхих рамах. Куда ни кинь взгляд — полная разруха. Провалившиеся во внутрь зданий крыши. Заросшие бурьяном дворы. На различной стадии гниения деревянные заборы. Столбы с обрывками проводов.
Одичавшие собаки с безнадежным видом долгое время преследовали их машины.
— Господи! Царство старика Кощея! А ведь здесь когда‑то жили люди! — весело воскликнул Свят. Даже столь плачевное зрелище не могло испортить его настроения.
Зеленая «шестерка» остановилась возле добротного дома, облицованного белым кирпичом. Таких, похожих на нормальное человеческое жилье, на всю деревню было не больше пяти. За высокими металлическими воротами, в глубине двора, виднелась крыша большого гаража. Свят услужливо помог хозяйке распахнуть створки ворот, и обе машины легко разместились на огромном бетонном пятаке перед домом.
— Чем еще могу помочь? — Свят, прикрыв ворота, подошел к «Жигулям», тряхнул головой и поморгал глазами — «шестерка» двоилась: «Чертово похмелье!»
— Нет. Больше ничего, — улыбнулась Алена и, достав из салона маленькую, в тон шлепанцам и тюрбанчику, женскую сумочку, пригласила его жестом проходить вглубь двора.
Свят посмотрел на нее, на «Жигули», заглянул в пустой салон и удивленно пожал плечами:
— Ну, если вы больше ничего не хотите… Готов следовать за вами, Алена, хоть на край света.
— А за край? — Она призывно улыбнулась.
— Охотно. Прямо сейчас. Без тени сомнения. Задайте нужное направление, и я весь ваш.
— Тогда пройдемте в беседку. Это, конечно, не так романтично и не так далеко, но зато там удобно и приятно. Я еще кофе налью. Вижу, есть необходимость. Вы не против?
— Аленушка… Разрешите я вас буду называть так?
— Конечно. Я люблю свое имя.
— Как я могу быть против кофе, Аленушка, поданного этой рукой?
Свят прошел через двор и тяжело сел на деревянную лавку из свежеструганных досок, в тени молодых побегов винограда. Локти положил на столик, стоящий посередине беседки, и обхватил руками голову. Она налилась свинцом и ныла: «У–у-у–у-у! Все, надо завязывать. Вроде, и водка вчера нормальная была. И не мешал ничего. Возраст, наверное, уже не тот. Раньше ― литрами, и ничего, а теперь… Ох–хо–хо–хо–хо… Было время, нынче грустно, и не тот теперь расклад. Почему именно сегодня, когда я встретил Аленушку? Как это сейчас не в тему».
Появилась с уже знакомым термосом Алена. Протянула полную чашку спасительного напитка. Присела рядом. Улыбнулась ободряюще:
— Теперь можно и о ремонте поговорить. Я уже позвонила дяде Коле… Николаю Степановичу. Это наш умелец. Он скоро приедет. Скажет, сколько по времени и по деньгам. Я с ним рассчитаюсь прямо сейчас, еще и за срочность добавлю. Так что все будет в порядке. А вы пока у нас погостите. Хорошо?
— Вы просто чудо. Конечно, я согласен.
Вячеслав покосился на ее высокую грудь, быстро отвел взгляд и, поперхнувшись кофе, закашлялся. Перед глазами поплыли радужные круги. Алена ласково и заботливо положила руку ему на плечо и заглянула в глаза, словно пытаясь увидеть в их глубине душу.
Свят вздрогнул всем телом, словно от удара электрическим током. Прикосновение было трепетным и нежным, взгляд призывным, запах дурманящим и сбивающим дыхание. Он смешался, в такое быстрое развитие сюжета сознание верить отказывалось:
— Алена, не будете возражать, если я закурю? Люблю, знаете ли, кофе с сигаретой. Студенческая привычка. — Он потянулся за сигаретами в карман, она убрала руку с плеча и отстранилась, Святу сразу стало легче. — Как вы тут живете с братом? В такой глухомани?
— Нельзя сказать, чтоб нормально. Но это очень давняя история. Если хотите, я могу рассказать.
— Безусловно. Очень хочу, — с излишней горячностью закивал Вячеслав и опять почувствовал невыносимую боль в затылке и висках.
— Называется это сказкой о Трех Слонах. Но предисловие звучит менее интригующе. Имя ему «Третье». — Алена внимательно посмотрела в лицо Святу.
— Я весь обратился в слух, — заметив ее взгляд, улыбнулся он, выпуская дым вверх, в конический свод беседки. — Мне, действительно, очень интересно.
— Итак, «Третье», или «Начало», — она еле слышно вздохнула и заговорила тихим, монотонным, как журчание ручья, голосом:
— Он любил ее и деньги. И она любила деньги и его. У них должна была наступить прекрасная жизнь втроем. Обязательно. Но их было пока двое: он и она. Не хватало третьего — денег. Ему хотелось осыпать ее цветами, дарить драгоценности, возить в круизы, кормить обедами в шикарных ресторанах, одевать в дорогих магазинах… Ей не терпелось облачить свое прекрасное тело в муки творчества Версачи, Кардена, Валентино и Гучи… И томно возлежать на волнах счастливого забвения, быть ослепительной, неотразимой, таинственной, как первородный грех. Для всего этого им было нужно третье. Если его с ними не будет, тогда все: серость, унижение, тоска, грязь, убожество, разочарование. Конец будет закономерен, все это убьет его и ее, убьет их любовь. Перед таким итогом долго не раздумываешь. После рассмотрения мириадов вариантов было решено грабить банк. Благо, телеучителей развелось великое множество. Он взял пистолет, она угнала машину. Вот на этом присказка заканчивается. С этого момента начинается сказка о Трех Слонах. Они пришли с востока рано утром…
Свят давно и безнадежно потерял суть повествования. Он курил сигарету за сигаретой, старался изо всех сил поддерживать выражение заинтересованности на лице и героически боролся с тяжелеющими веками. Монотонное повествование, чудный грудной голос расслабляли, убаюкивали. Свят чувствовал себя медузой, выброшенной на песок под палящие лучи солнца. И в тоже время он был самой счастливой из всех медуз…
В какой‑то момент он пришел в себя, и на его вопрос об автослесаре Алена ответила, что дядя Коля перезвонил и сказал, что будет немного позже, сейчас он очень занят. Тогда Вячеслав произнес фразу, которая удивила его самого:
— Может, я приеду тогда… попозже… в следующий раз?
— Почему и нет? — легко согласилась Алена. — Я сейчас напишу тебе расписку, а ты сможешь приехать и получить по ней все причитающееся в любой момент.
Она сидела за столиком напротив и старательно заполняла большой белый лист непонятными символами. Свят тупо таращился, тщетно пытаясь разобрать написанное, несмотря на то, что бумага была на расстоянии вытянутой руки.
— Возьмите, Вячеслав.
— Ну, что вы, не надо, я и так, Алена, верю. Безгранично, — пробормотал Свят, однако взял исписанный листок и пошел к машине.
Он шел, шел, но «Мазды» не было. Ее не было на прежнем месте. Не было ее и во дворе. И нигде в мире ее уже не было. Совсем. Он это внезапно почувствовал. Развернул смятый лист расписки. Вместо ожидаемого слова «Расписка» сверху и посередине листа разобрал: «Сказка о Трех Слонах». Больше всего его поразило, что Слоны написаны с большой буквы. Это что, какие‑то особые слоны? С именем собственным — «Слон»? Ниже вместо букв шли точки и тире в бессистемном порядке. Именно так. Казалось, что они написаны мышиным хвостом, и в то же время в них был заложен глубокий смысл. Азбука Морзе? Смял и засунул бумажку в карман.
Двор плыл перед глазами, словно он попал в точку преломления пространства. Куда‑то пропала Алена. Это было плохо. Он ей хотел объясниться в любви и еще сказать что‑то важное. Что‑то очень важное. Такое, что еще никому никогда не говорил.
Свят заглянул под скамейку в беседке, не совсем отдавая себе отчет, кого он там хочет обнаружить: Алену или все‑таки «Мазду». Там не оказалось ни первой, ни второй. Он улыбнулся, внезапно осознав некую все объясняющую истину, и заснул тут же, на лавочке, сном младенца…
Пробуждение было мгновенным, как прыжок в ледяную воду. Приборная панель, крошки стекла, резиновый коврик, рычаг коробки передач, коричневый чехол сиденья. Сумка с вещами. Талисман — миниатюрные боксерские перчатки на лобовом стекле. Наклейка в виде стодолларовой купюры на «торпеде», слева от руля. Салон машины… Его машины… «Мазды»…
Свят резко разогнулся и принял вертикальное положение на водительском сиденье. Голова почти не болела. Только покалывающие отзвуки вчерашнего кошмара в висках. Стряхнул налипшие осколки с футболки. Поискал взглядом кобуру. Пистолет был на месте, там, где он его и оставил — в ворохе окровавленного белья. Слава Богу.
Порылся в кармане пиджака, выудил бумажник, раскрыл — деньги были на месте. Посмотрел по сторонам: справа и слева деревья, прямо зеленое поле. Сумрачно и прохладно. Скорее раннее утро, чем поздний вечер. Взглянул на часы. Стрелки показывали без десяти семь. На время суток это не указывало никак.
— Понятно, затолкали меня в машину, и отвезли в лесополосу, суки, — на весь салон заговорил Свят, убеждаясь, что с голосом все в порядке. — Хорошо, что не замочили. Могли ведь. Легко. И избавились бы от проблем раз и навсегда. Чуть не доигрался в очередной раз. Каскадер–любитель. «Он жизнь любил. Он риск искал».
