Михаил Серегин - Пациент мафии
«Как она в артистки-то попала? – удивлялся он. – Ну да, там грим, то-се… И потом, они, я слышал, все туда через постель попадают, а в постели она, конечно…»
– Ладно, одевайся! – спокойно произнес он, отводя глаза. – Скоро, наверно, парни должны подъехать… а ты тут сверкаешь! И за бабой присмотреть надо – мало ли что!
– Да что с ней может случиться? – презрительно сказала Мария, поглубже пряча свое разочарование. – Подвал заперт, никого в доме нет…
– Все равно приглядывать нужно! – назидательно ответил Темин. – Нам только еще не хватало, чтобы она руки на себя наложила или еще что… Она ела сегодня?
– Да не ест она ничего! – зло сказала Мария. – Сидит, уставясь в одну точку, как чокнутая! Когда мы от нее избавимся?
– Когда скажут, – коротко ответил Темин. – Не твое дело.
Он вышел из спальни. Мария слушала, как он шагает по коридору, зажигает свет в ванной, включает душ. Потом она спрыгнула с кровати и, как была нагая, подбежала к настенному зеркалу и критическим взглядом прошлась по своему отражению. Постепенно глаза ее наполнились невыносимой волчьей тоской, и тихий, задавленный стон клокотнул в горле. Тогда Мария упрямо мотнула головой, так, чтобы волосы рассыпались по ее некрасивому лицу, подбоченилась, угрожающе выставив бедро, и продекламировала со злобным пафосом:
– «Ступайте, – молвил граф, – по городу нагая – и налоги я отменю», – насмешливо кивнул ей и зашагал среди собак из залы».
Однако, услышав, как Темин выходит из ванной, она торопливо отвернулась от зеркала и собрала в охапку свою одежду. Уже давно, с тех пор как бросила театр, она махнула рукой на наряды, и джинсы с курткой стали ее обычной униформой, маскировкой, под которой она прятала свою жадную, необузданную сущность в ожидании лучших времен.
Темин, не заходя в спальню, спустился по лестнице на первый этаж и зажег свет. Большая, скудно обставленная комната при электрическом освещении казалась плоской и безжизненной, как плохая фотография. Темин прислушался – в доме царила полная тишина, лишь в ванной слышался слабый плеск воды. Он угрюмо покосился на молчащий телефон и направился в коридорчик, ведущий к подвальному люку.
Откинув засов, Темин спустился вниз по деревянным ступеням. Казарина лежала на кожаном диване, безучастно глядя в потолок. Она даже не повернула головы, когда Темин подошел к ней поближе. Кожа на ее лице приобрела землистый оттенок, а вокруг потускневших глаз темнели круги. Прическа давно растрепалась, но Казарина, похоже, даже не притрагивалась к волосам. Она была похожа сейчас на впавшую в беспамятство шестидесятилетнюю старуху.
– Галина Николаевна! – негромко позвал Темин.
Казарина не пошевелилась.
– Галина Николаевна, вы хотите есть? – спросил Темин, но опять не получил ответа.
Он пожал плечами и вернулся наверх. Мария, уже одетая, сидела на диване и зевала во весь рот.
– Я есть хочу! – капризно сказала она. – И спать!
– Ты вот что, – строго произнес Темин. – Ты прежде всего эту накорми. С ложки, через соску… Ну, я не знаю, придумай что-нибудь! Не нравится мне она. Если чего случится, Корнеев мне башку оторвет!
– Опять Корнеев! – надула губы Мария. – Неужели ты его так боишься? Мне кажется, ты сам кому угодно оторвешь голову, если захочешь… Откуда в вас во всех эта рабская покорность?!
Темин сожалеюще посмотрел на нее сверху вниз и сказал сквозь зубы:
– Дура ты! При чем тут покорность? Ты вот зачем около меня вьешься? Тоже покорность?
Мария негодующе сверкнула глазами:
– Как ты можешь это сравнивать? Тут любовь!
– Любовь! – презрительно усмехнулся Темин. – Точно, тебе из театра не надо было уходить. Вы там только о любви и мелете, будто, кроме нее, на земле ничего и нет.
Мария смерила его взглядом, который вдруг сделался холодным и враждебным.
– Ты-то уж знаешь наверняка что-то получше любви! – уничтожающе произнесла она.
– И ты узнаешь, – пообещал Темин. – Это тебе не театр. Вот останешься без дозы – тогда и узнаешь, что к чему. Или поперек того же Корнея пойдешь…
Мария подтянула коленки к подбородку и сжалась на диване в комок. Она ничего не ответила Темину, но взгляд ее сделался тоскливым и одиноким, как у побитой собаки. Темин, уставший от бесполезного разговора о чувствах, отвернулся и сказал в сторону:
– В общем, сделаешь, что я сказал… И с бабой этой обращайся поосторожнее – она и так не в себе… Жратва на кухне, в холодильнике, ну, ты знаешь… – Он озабоченно посмотрел на часы и как бы про себя заметил: – Черт, не дождусь я сегодня этих уродов!
– Вот уж действительно придурки! – мстительно пробормотала с дивана Мария. – И где ты только их нашел? Неужели нет кого-нибудь поумнее?
– Есть, наверное, – равнодушно пожал плечами Темин. – Но где же их взять? Умных на каждое дело не напасешься. Кто есть, с тем и работаешь.
– И что, кроме Кулака и Магомета, у твоего великого Корнея никого, выходит, и нет?
– Есть, конечно, – ответил Темин. – У него людей хватает. Но пока этим делом занимаемся мы. Еще вопросы есть?
Мария фыркнула и спрыгнула с дивана. Независимо подняв голову, она направилась в сторону кухни.
– Только не пойму, – сказал ей вслед насмешливо Темин, – чем тебе Кулак-то не угодил? Он мужик себе на уме, конечно, но хоть спокойный. Ты других не видела, а увидишь – вздрогнешь!
…Кулак в это время чувствовал себя далеко не спокойно. Раздосадованный неудачей, он совершал одну ошибку за другой. Вместо того чтобы потихоньку доехать до своей холостяцкой квартирки в Марьиной Роще и там в тишине и покое обдумать свое положение, он погнал машину через всю Москву в Путилково.
Дважды его останавливали гаишники – возле станции «Сокол» и у переезда через канал. Оба раза его досматривали подробно – с открыванием багажника, проверкой документов и занудными расспросами о жизни. Да и то: час поздний, а тут мужик с явно сумасшедшими, предательски бегающими глазками, и вообще, видно, что не в себе. То ли сбил кого на дороге, то ли ограбил… Кулак неестественно улыбался, сдвигая кепку на потный затылок, и божился, что едет в Тушино к тете, которую обещал с утра пораньше доставить в аэропорт. То есть засветился по полной программе.
Заплатив два приличных штрафа, он поехал потише, с остервенением проклиная всех сразу – милицию, Магомета, Темина и подлючего доктора, поселившегося на седьмом этаже.
Сначала казалось, что все пройдет гладко. Врач жил один, двери в подъезде не запирались, и даже на крышу можно было забраться без особого труда. Кстати, сам же он и предложил Магомету проникнуть в квартиру через крышу, когда их засекла на лестничной площадке бдительная старуха-соседка. Магомет легко согласился, сказав, что абсолютно не боится высоты.
И надо же такому случиться! Кулак так и не понял, что напугало Магомета и почему он вместо того, чтобы шагнуть на балкон, шарахнулся назад. Разбираться было некогда – Кулак мигом смотал трос и сбежал раньше, чем жильцы успели всполошиться и вызвать милицию. Трос он предусмотрительно выбросил в первом же переулке и теперь молил бога об одном – чтобы никто не заметил припаркованной возле злосчастного дома «Волги». Ему казалось, что свидетелей быть не должно – все спали мертвым сном, да и он смылся оттуда раньше, чем кто-нибудь что-то понял.
Однако теперь его страшила встреча с Теминым – он остался один, и вся вина падет теперь на его голову, хотя он ни капельки не виноват, а всю операцию завалил дурак Магомет. Надо было спускаться первым самому, с сожалением подумал Кулак, не желая признаться даже в душе, что ни за какие коврижки не пошел бы никуда первым, разве что за дармовыми деньгами.
Он чувствовал, что Темин не станет слушать его оправданий, – последнее время шеф сделался злым, как собака. Его можно понять – над этим последним делом будто рок висит. Сначала они, сами того не желая, прихлопнули Казарина, а теперь вот Магомет, и, главное, все напрасно. Кулак поежился – в этом все дело, поручения они не выполнили. Терпение шефа может лопнуть, и тогда…
Самое лучшее было бы сейчас сбежать, тоскливо подумал Кулак, рвануть когти и залечь где-нибудь. Но как сбежишь, если у него здесь хата и денежки накопленные хранятся на разных счетах? Бросать жалко, а пока все соберешь – тут тебя и сцапают.
Ладно, бог не выдаст, свинья не съест, подумал Кулак, и не из таких ситуаций выбирались. Человек Темин или нет, в конце концов, – должен понять, что в этом проколе его, Кулака, вины нет, а просто несчастная случайность, перст судьбы, так сказать.
Свернув на развязке на Путилковское шоссе, Кулак, немного успокоенный, откинулся на сиденье, прибавил скорость и даже замурлыкал какую-то песенку. Однако мелодию тут же пришлось оборвать – он как ошпаренный врезал по тормозам и смачно выругался, вцепившись в руль. Наперерез ему с Кольцевой дороги вихрем скатилась колонна мотоциклов, угрожающе сверкая ослепительно белыми огнями. С оглушительным треском мотоциклы повернули на Путилковское шоссе и помчались с бешеной скоростью, растворившись в ночи, как призраки. В свете фар Кулак успел рассмотреть мрачноватые фигуры мотоциклистов, наряженные в черные куртки с эмблемами, – их было не менее двадцати человек. У многих за спиной, как приклеенные, сидели девушки с распущенными волосами.
