Владимир Першанин - Бронекатера Сталинграда. Волга в огне
– Вот как в Сталинграде воюют! – торжественно, словно на митинге, выкрикивал Кращенко. – Снаряд – в рубку, три – в борт. Мичман Реутов – герой, погиб на посту. Пулеметную башню взрывом за борт выбросило, расчет погиб. Артиллеристы до последнего огонь вели, пока погон не смяло и обоих не контузило.
В голосе капитан-лейтенанта, которому недавно исполнилось тридцать пять лет, звучали истерические нотки. Комиссар дивизиона Малкин, смуглый, небольшого роста, осторожно положил ладонь на плечо комдива:
– Не рвите душу, Анатолий Олегович. За погибших товарищей будем мстить. Плохо, что катера неисправные привели. Вы, товарищ Зайцев, наверное, не понимаете ситуации и забыли, чье имя город носит. Опоздали, ремонтировались… не те слова произносите. Я правильно говорю?
– Вам виднее, – хрипло отозвался Зайцев, хороший и знающий командир, несправедливо поставленный в унизительное положение.
– Ладно, идите к себе, – отмахнулся Кращенко. – К вечеру привести катера в порядок. Работать всем. Снимайте свои кителя с медалями-орденами, красоваться некогда. Налаживайте двигатель, ремонтируйте орудийную башню.
Степан Зайцев, получивший орден Красной Звезды еще в Финскую войну, а Николай Морозов медаль «За боевые заслуги» за Керченский десант, козырнули и пошли к месту стоянки своих катеров.
– Зайцев! – окликнул лейтенанта в спину Кращенко. – Я по два командира на одном катере держать не могу. Слишком большая роскошь. Закончишь ремонт катеров и завтра примешь «Шахтера».
– Есть, принять «Шахтера», – козырнул лейтенант.
– А мы уж как-нибудь с товарищем комиссаром управимся без твоего умелого руководства.
Зампотех дивизиона старший лейтенант Сочка, в замасленном комбинезоне, догнал обоих командиров, угостил папиросами, расспросил о повреждениях и заявил:
– «Каспиец» ко мне перегоняйте. Там наверняка сварка потребуется.
Бывший механик колхозной паромной переправы дело свое знал и заверил обоих:
– Пушку в порядок быстро приведем. Насчет двигателя, если что, обращайтесь тоже. А вообще, вы молодцы – почти от самой Астрахани до Сталинграда все три катера привели. Сейчас на этом участке ни одного судна не увидишь, немцы даже за рыбацкими лодками гоняются.
Высокий, костлявый в плечах, Михаил Тихонович Сочка был доброжелательным, всегда готовым помочь человеком. В дивизионе его уважали.
Если капитан-лейтенант Кращенко встретил прибывших прохладно, то моряки катеров, расставшиеся всего две недели назад, обнимались и радовались встрече, как будто не виделись полгода. Костя Ступников не имел права покидать свой пост надолго из-за опасности авианалетов. Поздоровавшись с ребятами, снова вернулся к своим пулеметам.
Вечером, когда стемнело, ему помахал с берега старый приятель Яша Лученок, земляк, тоже из Камышина. Жили в разных концах города, познакомились и подружились в учебном отряде в Астрахани. Получилось так, что направили в один дивизион, только на разные катера. Костя, оставив вместо себя Агеева, спрыгнул на пожелтевшую хрусткую траву и обнял земляка.
– Живой, Яшка?
– Живой. Чего мне будет? Писем из дома не привезли? А то мы здесь как на необитаемом острове живем.
– Привезли кому-то, но тебе нет. Да сейчас от писем радости немного. Чуть не в каждом письме слезы: один погиб, другой без вести пропал. У меня от отца сколько месяцев ни одной весточки. Сгинул батя, чую. Ладно, рассказывай, как вы здесь живете.
– Подожди, выпьем сначала, – Яша отстегнул с пояса фляжку, побултыхал возле уха. – Яблочное вино. В местном колхозе берем. Яблок завались, на закуску тоже яблоки. А с харчами туго.
Отпили по несколько глотков кисловатого, но заметно шибающего в голову вина, загрызли яблоками.
– Мы теперь как травоядные, – смеялся худой, но жилистый Яша. – Капуста на завтрак, рыбные щи на обед, помидоры с яблоками на ужин. Хлебом, правда, снабжают нормально. Иногда каша с бараниной – считай, праздник.
– С «Шахтером» что случилось?
– Обычное дело, поймали снаряд в борт. Повезло, что калибр так себе, наверное, 75 миллиметров. Полевая пушка. Двигатель от удара заглох, нас течением на косу вынесло. В кубрике и трюмах пехоты, как селедки, набито, ящики с боеприпасами, харчами.
Курили самокрутки, а Яша рассказывал, как по неподвижному катеру лупила целая батарея. Положение спас капитан катера мичман Реутов. Поставил дымовую завесу, послал боцмана к машинистам. На помощь еще специалистов нашел. Пока машину запускали, в башню и в борт пару снарядов словили. Когда начали с мели сниматься, прямо в рубку, в верхнюю часть, еще один фугас закатили. – Мичмана Реутова, нашего командира, помнишь?
– Конечно. Чернявый, на хохла похож.
– Был похож. Веришь, на куски его вместе с рулевым разнесло. Никогда такого не видел, чтобы головы да руки-ноги по всей рубке разбросаны и кровищей все забрызгано. Со мной рядом парень был, так ему дурно сделалось. Фельдшер нашатырь под нос совал, чтобы в себя привести.
Косте показалось, что Яшу Лученка трясет от тех воспоминаний.
– Ладно, давай еще выпьем, – перебил Костя приятеля. – Я сейчас тушенки банку принесу. Хлеба, правда, нет. Ну, ничего, так съедим.
Съели тушенку, выпили вина, а Яша все никак не мог успокоиться.
– Башню с пулеметами вместе с расчетом в воду сбросило, – продолжал Лученок. – Первый номер утонул, а помощнику ноги оторвало, тоже умер. Назад идем, думал, не доберемся до берега. Повезло. Обломком штурвала боцман управлял, ну, а снаряды мимо летели. Только корпус подбрасывало. Возле берега двигатель сдох, на буксире до стоянки добрались.
Костя хотел сказать что-то свое, но опьяневший или сильно возбужденный Яша продолжал торопливо рассказывать, как по кускам баграми, лопатами выгребали из трюма останки красноармейцев после прямого попадания туда снаряда.
– Кровь, как смола, к ботинкам липнет, а на трапе внутренности висят. Ты меня понимаешь? В рубке хоть двое было, а в трюме целый взвод. Хорошо, если половина уцелела.
– Яшка, успокойся, – разозлился Костя. – Я тоже кое-что повидал, но истерику не устраиваю. И не хлебай больше.
– Нет, я выпью. Тут немного осталось. И успокоюсь, честное слово.
Через десяток минут, покурив, Яша пришел в себя. На него порой накатывали такие заходы, что его в Астрахани водили к врачу-психиатру, подумывали даже о том, чтобы списать с катера.
К осени сорок второго уже в большинстве семей кто-то погиб или пропал без вести. Но семью Яши Лученка война ударила особенно крепко. Уже в первую военную осень пришли из военкомата сообщения, что пропали без вести отец и старший брат. Судьба их так и осталась неизвестной.
Нынешним летом Камышин сильно бомбили. От зажигалки вспыхнул их домишко. Мать и старшая сестра Аня кинулись вытаскивать малышей, забившихся под кровать. Кое-как выпихнули на улицу, но рухнувшая крыша насмерть задавила мать, а сестра Аня получила сильные ожоги. Пальцы и часть ладони на левой руке ампутировали.
Поселились в сарае. Семнадцатилетняя Аня и малышня: двое восьмилетних мальчишек-близнецов и совсем маленькая сестренка. Предлагали забрать всех четверых в детский дом, но Аня отказалась. Устроилась курьером на фабрику и заявила, что младших прокормит сама. Каково ей сейчас приходилось, Яша мог только представить.
– Анька не столько за пальцы переживает, сколько за ожоги на лице. Вся в шрамах, пишет мне, вместо уха – нашлепок. Ее парень, как увидел лицо, стороной обходить стал. Плачет сеструха, кому я такая нужна буду.
– Все устроится, поверь мне, Яша, – пытался успокоить друга Костя. – Шрамы зарастут, и Аня нормального парня найдет.
– Найдет, жди! – с горечью мотал головой Яша. – Калека, да еще с сожженным лицом.
Лученок поклялся отомстить немцам за отца с братом и сестру. Просил назначить его в пулеметный расчет или помощником в одну из орудийных башен, но покойный командир бронекатера мичман Реутов, видя состояние парня, держал его простым матросом, не доверяя серьезных дел. В начале августа приказал боцману собрать кое-что из барахла: старые тельняшки, брюки, ботинки размером поменьше – и вместе с пакетом муки отправил туго набитый вещмешок с попутным пароходом в Камышин.
Дошел подарок до назначения или нет – неизвестно, тогда уже Волгу вовсю бомбили, а русло минировали. Каждый день гибли пароходы, буксиры с баржами, баркасы.
Засиживаться долго на берегу Костя не мог, да и тяготил его разговор. Попрощался и отправился к себе. В темноте на малом ходу скользнули мимо три бронекатера. Все по своим заданиям. Остались лишь сильно побитый «Шахтер» и «Смелый», на котором все еще продолжали ремонтировать двигатель.
– А нас в резерве пока держат? – спросил у Морозова артиллерист Вася Дергач.
– Вряд ли. Тоже скоро приказ получим.
Оба невольно поглядели в сторону города. Там непрерывно гремело, а осветленный ракетами горизонт полыхал частыми короткими вспышками.
