Валерий Барабашов - Крестная мать
Феликс, когда принимал его на работу, говорил о своей фирме в приподнятых тонах, сулил золотые горы за непыльную и приятную работу — возить его, президента-шефа, на шикарном и дорогом лимузине за очень приличные деньги. А при случае помочь его парням по автомобильной части — когда в командировку с ними съездить, когда с машиной повозиться.
На практике эти слова обернулись для Игоря вполне конкретными делами: командировка — перегон в другой город угнанной, уворованной машины, а повозиться с тем или иным автомобилем — это разобрать на запчасти, скрыть следы все того же угона.
Правда, перегонять Игорю пришлось вместе с Бизоном и Серегой только два автомобиля, а разбирать он помогал одну красную «девятку». И никаких кровавых событий, связанных с этими машинами, насколько он знал, не было. Но вот его «попросили» разбирать машину человека, которого он хорошо знал, которого убили с невероятной жестокостью, обезглавили…
Игорь намеренно порезал палец об острый край блока цилиндров. Он понял, что ему нужно уйти отсюда под любым предлогом, собраться с мыслями, определиться. Бандитом он быть не хотел. Он понял, что Дерикот обманул его, постепенно втянул в кровавый бизнес, заставил заниматься тем, чем Игорь вовсе не собирался заниматься. И получилось это как-то само собой, незаметно. Вроде бы помогал — просто помогал! — перекрашивать чью-то машину и потом получил за нее хорошие деньги; съездил в командировку, помог перегнать другую машину и тоже получил за работу приличную сумму; потом разбирали какой-то двигатель на запчасти… А позже ему легко эдак, с улыбочкой сказали — мол, машины-то, Игорек, краденые. Но ты смотри: проболтаешься — тебе не поздоровится. Сейчас-то он отчетливо понял, что его просто бы убили.
Порез оказался глубоким, кровь из большого пальца правой руки хлынула ручьем, даже Серега, бесчувственный малый, привыкший к виду крови, и тот ахнул, посоветовал замотать палец изолентой. Но Игорь отказался от изоленты, обмотал палец носовым платком, заявил приятелям, что работать нынче не сможет, больно, и вообще, с этой «тачки» ему ничего не нужно.
Серега с Вадиком отпустили его с миром. Их эта ситуация вполне устраивала. Не хочет Игорек заработать — его дело. Им больше достанется.
Глава девятая
Актерок было трое: Яна, Катя и Марийка. Девицы томились уже, наверное, с час — им назначили прийти к семи вечера, они явились пораньше. По понедельникам спектаклей в ТЮЗе не давали, деть себя было некуда. К тому же, они_ давно проголодались (на нищенское жалованье не особенно разгуляешься), а у Анны Никитичны гостей потчевали прилично, все в театре это знали. Анна Никитична была своей в доску: работала она в их ТЮЗе администратором, вела себя с актерками как с равными, не подчеркивала того, что является хозяйкой большого дома, вообще, живет вполне сносно и дает нуждающимся отдохнуть у нее и даже малость заработать. Правда, заработки были невысокие, можно сказать, символические: спонсоры одаривали девиц то большой коробкой конфет, то духами или целым косметическим набором, а чаще давали деньги, в небольших суммах. Что же касается еды и напитков, то этого добра было вдоволь, и именно это привлекало молодых актерок в первую очередь. Они охотно приходили к Анне Никитичне выпить и поесть и, само собой — поразвлечься. Условий хозяйка не ставила никаких и никого ни к чему не принуждала. У нее бывали взрослые самостоятельные люди, Им ничего не нужно было объяснять. Ребенку ясно: в наше время за все нужно платить. Спонсоры (а главным спонсором театра юного зрителя был Антон Михайлович Городецкий) откликнулись на призыв отдела культуры городской администрации и главного режиссера театра, Захарьяна, вносили по мере сил и желания свои взносы на содержание театра, бывали на спектаклях, дарили актерам цветы. А «сладкие понедельники» сложились как-то сами собой. Инициатором их стала Анна Никитична. Однажды она предложила Захарьину отметить у нее дома юбилей артиста, давно и хорошо известного жителям Придонска. Артист этот был одинок, жил в общежитии какого-то строительного треста, или теперь акционерного общества «Строитель», оплатить даже маленький зал в каком-нибудь захудалом кафе не мог, а человеком он слыл неплохим — компанейским и на деньги не жадным. На приличный банкет у администрации театра денег тоже не нашлось, хотя и был организован бенефис этого артиста, а выход какой-то надо было найти — все-таки пятьдесят лет человеку. Такая дата один раз в жизни бывает.
Артиста поначалу чествовали в театре, при зрителях: щелкали фотокамеры приглашенных корреспондентов, жужжали кинокамеры, сверкали «юпитеры». Потом все, кто хотел, поехали к Анне Никитичне домой. Разместиться у нее было где: жила она в просторном двухэтажном доме. Когда-то этот дом строил ее муж, отставной полковник ВВС, то есть, военно-воздушных сил, строил со вкусом и размахом — собирался жить в нем долго и с большой семьей, с сыном и внуками. Деньги у полковника были, и строительный материал тогда, в начале восьмидесятых, стоил не так дорого, как теперь. Одним словом, дом получился на славу и на зависть тем, кто живет в городских стандартных квартирах. В доме шесть больших жилых комнат, зал для гостей на первом этаже, огромная кухня-столовая, всякие бытовые и подсобные помещения. Полковник пожил в своем чудо-доме всего ничего, пять лет, а потом скоропостижно скончался от сердечного приступа. Через год, под Курском, разбился их сын, тоже военный летчик, который не успел жениться и завести ребятишек, и Анна Никитична осталась на всем белом свете одна. Жить ей поначалу было несладко, администратору в ТЮЗе платили немного, и она кое-как сводила концы с концами. Потом стала сдавать квартирантам верхние комнаты дома, жизнь пошла у нее веселее. Но в этом году она никого не пустила — надоели квартиранты, устала от них. Да и возраст уже не тот, покоя хочется. Но жить надо, и работу она не бросала, с начальством театра умела ладить. Почему бы время от времени не приглашать в свой дом гостей? Пусть молодежь театра отдохнет у нее, потешится, отвлечется. Колгота, конечно, посуды потом много мыть приходится, но ничего, девчонки помоют. Собственно, когда чествовали актера-юбиляра и малость у нее погудели, девчонки всю кухонную работу сделали. Она, хозяйка, только присматривала за ними и советы давала. А продуктов почти на неделю осталось. И отчего бы, в самом деле, не приглашать гостей, если это удобно для всех?
Мысль эту подал ей Городецкий. Сказал как-то, что ему с друзьями у нее очень понравилось и неплохо было бы — если она конечно не возражает — встретиться здесь еще раз в неофициальной обстановке с молодыми актрисами и без начальства. Все расходы он берет на себя, более того, мужчины, его друзья, девушек не оставят без внимания, никто не будет обижен. Только одна просьба: девушки должны быть без комплексов.
Анна Никитична с первых же слов прекрасно поняла главного спонсора театра, прощебетала ему по телефону, что все сделает как надо, в духе времени, что она очень рада такому вниманию состоятельных людей — это поможет коллективу театра во всех смыслах. Обсудив детали (сколько потребуется денег и что нужно купить), Анна Никитична положила трубку и сказала себе грубоватым прокуренным голосом:
— Погулять мужичкам надо. Девок молодых захотелось. А что — деньги есть, в ресторан идти рискованно, могут увидеть, женам передать. А у меня и с милицией их не сыщешь.
Анна Никитична поворчала для порядка, просто так. Городецкому она назвала сумму, втрое превышающую потребность на запланированный вечер, и он безропотно согласился. Чего же ей, хозяйке, еще желать? Судя по всему, соберутся три пары: Антон Михайлович сказал, что приведет с собой двух приятелей, и она пригласила трех актерок. Девчонки — что надо: молодые, контактные, веселые, остроумные. Две из них, Яна и Катя, уже бывали здесь, им ничего не нужно объяснять. А Марийка, пышноволосая и стройная блондинка, будет впервые. Эта немного с гонор-ком, с самомнением и легкой тревогой в глазах — что еще, дескать, за вечеринка со спонсорами? Но ей еще в театре Анна Никитична сказала прямо:
— Ты, девонька, кушать-то хочешь?
— Хочу, — смущенно призналась гордая красавица и опустила глаза. — С деньгами у нас… сами знаете как.
— Ну так вот, приходи ко мне. Поужинаешь хорошо, развеешься. Ты человек взрослый.
— Мне девочки говорили, что… — Марийка засмеялась.
— Никого ты не слушай, а решай все сама. И вообще — живи и радуйся, пока молодая и здоровая, глупенькая! — Анна Никитична, широкая, приземистая, с мощной грудью, обняла девушку. — Будешь такая — кому станешь нужна? Я ведь уже не живу, детонька, — доживаю. Понимаешь разницу?
— Скажете тоже, Анна Никитична! У вас лицо такое красивое.
— А, лицо! — Она мимоходом глянула на себя в зеркало, поправила крашеные волосы. — Вон она, красота — седина да морщины. Бабка с рынка. Корзинки с морковкой только и не хватает.
