Данил Корецкий - Антикиллер-4. Счастливых бандитов не бывает
– Зови сюда Колотуху!
Паяло кивнул и вышел из гостиной. Босой смотрел ему вслед и потом долго не отрывал взгляд от закрывшейся двери, как будто подозревал, что его подручный остановился по ту сторону и то ли подслушивает, то ли подсматривает.
Да, бардак и разложение… Он ничего не мог с этим поделать. Он болен и слаб, это видно всем, не ему одному. В Нахичевани, на территории Карпета, сдали в мае новый торговый комплекс – полтора квадратных километра торговых площадей. Карпетова доля, которую он отстегивает в общак, не увеличилась ни на рубль, даже усохла немного. Итальянец вдвое сократил поступления, без всяких объяснений. Гарик платил исправно, но на юбилей Босого, куда званы были лишь немногие избранные (шумных компаний Босой так же избегал, как и новшеств), не пришел. Просто не пришел. Позже извинился чисто формально: приболел типа. И Костя Ким не пришел. При этом внешне, напоказ, все они как бы уважают «папу» – обращаются на «вы», вытирают ноги о коврик при входе…
Ну, и все, пожалуй. А главным образом их гребаное уважение выражается в том, что они прилюдно не посылают Босого на три буквы и не пытаются вогнать ему пику в глаз. Большое одолжение. Поэтому предъявить им Босому нечего. Да он и не стал бы, поскольку понимал, что реальной силы у него нет. Ни в высохших мышцах, ни в личных «бригадах», ни на воле, ни в зонах. Его время ушло. Если возбухнет в открытую, то «Смотрящим» оставаться ему недолго. Поставят кого угодно, кого тоже не жалко будет потом скинуть. Батона, к примеру. А его самого под капельницу определят. Или сразу на Северное кладбище…
Эх!.. Будь он помоложе, поздоровее – вот как эти лоси мордатые, к примеру… Как их там?
Дверь распахнулась.
– Вот он, Колотуха! – Паяло подтолкнул в комнату широкоплечего парня с простым крестьянским лицом, над которым кто-то серьезно потрудился: нос опух, возле левого глаза вздулась и пульсирует блямба размером с детский кулак, зрачок плавает в крови.
– Колотуха, значит! – сказал Босой, недобро прищурившись на гостя. – Тот самый мудозвон, значит?
Вопрос адресовался непонятно кому, в пространство, да и мудозвоном признавать себя никому не хочется. Потому Колотуха дипломатично промолчал, одергивая вылезшую из штанов рубаху.
– Ну, что уставился, как хер на бритву? Отвечай!
– Ну, я, – выдавил Колотуха.
– Что там было у вас? Почему отмудоханный?
– Так на нас стволы наставили! – Колотуха заморгал, зашмыгал носом. – Под стволами не очень-то размахаешься…
– Сколько стволов?
– Не помню… Два, кажись. Ружья такие короткие… Не «ИЖ», не «тулка». Посерьезней. Помповые…
– В обычном баре?
– Ну да. Я сам как бы офигел… Мы с битами, а у них стволы… – Колотуха выпучил глаза. – И внаглую, главное, прут, как будто за ними сила большая. Говорят: здесь Жора Каскет рулит, ваше дело десятое.
– Кто?! – Босого даже в пот бросило. – Кто там главный?!
Он надеялся, что ослышался. Может, этот идиот перепутал прозвища… Но нет, он печенкой чувствовал, что вот этот дебил подставил его так, как никто и никогда не подставлял. Да не только его – всю общину подставил!
– Каскет, Жора какой-то… – нехотя повторил Колотуха. И, будто оправдываясь, добавил: – Рожа конкретная… Русский вроде…
Босой посмотрел на Паяло. Тот ничего не понимал, только переводил взгляд с хозяина на Колотуху и обратно.
– Тебе кто разрешил туда соваться?! – покраснев, засипел Босой. Таким у него получился грозный крик. – Тебе кто отмашку дал?!
– Так, Батон послал район обходить и новые точки крышевать…
– А к Каскету он тебя посылал?! Отвечай, падло!
– Да мы всех подряд стрижем! Откуда я знаю, кто такой этот Каскет?
– Это московский «законник», его большие авторитеты на нашу землю прислали! – заорал Босой, и на этот раз голос прорвался в полную силу. – А на меня возложили ответственность за его безопасность и спокойствие! Вся община за него отвечает!
Колотуха побледнел.
– Что тебе сказал этот Каскет?
– Про вас спрашивал…
– Что спрашивал?!
– Посылали вы меня к нему или нет…
– И что ты сказал?!
– Сказал – нет…
Босой перевел дух. Но Колотуха тут же добавил:
– Он вас на восемь к себе в точку вызвал…
В груди заболело еще сильнее.
– Зачем?
– Не знаю. Сказал – пусть придет! – Колотуха переступил с ноги на ногу.
Босой поднял брови и хрипло задышал.
– Вот муд-дак!..
Тоже безадресно, хотя догадаться несложно. Мудозвон, а теперь еще и мудак. Или это все-таки про Каскета?
– Да отморозки они все, сто раз ясно! – подал голос Паяло, хотя его никто не спрашивал. – Не по рангу кипешат! Чего захотели, суки! Ага! Чтоб сам Хранитель к ним по вызову бегал!.. Во на, пусть выкусят!
Босой посмотрел на него, рявкнул:
– Закрой пасть!
Больно умные все стали. И заботливые. Он и на полсекунды не поверил, что Паяло это от чистой души ляпнул, по заботе. Тоже, как и Карпет с Итальянцем, снаружи видимость сохраняет, а внутри волком смотрит, ждет, как откусить побольше.
Никому нельзя верить, никому! Босой понимал эту истину не мозгом, не разумом – всем больным своим, изможденным нутром. Как чувствует холод открытая рана, так и он чувствовал. Никому. Ни Гуссейну, хитрому сладкоречивому азеру, который клянется ему в верности и льстит при каждом удобном случае, ни Антону, который открыто говорит, что Босой развалил общину, что рано или поздно на гнилой запах придут варяги и всем будет плохо. Даже Паяле он не верил, хотя знал его без малого двадцать лет, хотя был Паяло его личным охранником, а теперь еще и норовил сойти за заботливую мамашу. За регента при бессильном и выжившем из ума короле.
– Ты с кем там был? – коротко и зло спросил он.
– С Болеком и Лёликом, – выдавил из себя Колотуха.
– К восьми чтоб был у входа в этот «Арбат»! Ты что, не понял, что Арбат – это Москва? Они же таким дуракам, как ты, нарочно «маяк»[7] дали!
Колотуха молчал.
Босой повернулся к Паяло.
– И Батона, падлу, найди. Пошли за ним Индейца с Дюшесом. Его тоже к восьми туда же!
Через минуту Колотуха выскочил на крыльцо, словно ему кто-то дал под зад. Болик с Лёликом, ожидавшие своего бригадира на скамеечке, поднялись навстречу. Колотуха что-то бросил им на ходу, все трое тут же испарились со двора. Следом за ним вышел Паяло. По-хозяйски осмотрелся, подозвал скучающего у ворот Дюшеса, передал указание хозяина, и тот тут же отправился его выполнять.
А Босой заперся в комнате, достал из укромного места шприц и вмазался дозой «герыча»[8]. Это была его тайна, потому что наркот не может быть Смотрящим, да и вообще не может иметь авторитет. Не потому, что блатные осуждают наркотизм или заботятся о здоровье коллег: просто нарк за дозу сдаст ментам всех с потрохами…
После укола он взбодрился, распрямил сутулые плечи, тусклые глаза заблестели. Он дал несколько звонков, немного отдохнул, обдумал все и решил, что лучшая защита – это нападение. В конце концов, Каскет не Карл Маркс, его все знать не обязаны, тем более, что новое поколение и Маркса не знает. Прибыл в Тиходонск, не объявился, точку свою не засветил, вот на него и наехали, как положено. А Фома Московский уже после того позвонил… Так что, местные по всем понятиям правы!
Ровно в семь двадцать довольный собой Босой вышел из дома. Жара начала спадать, с Дона тянуло свежим ветерком. Если окна открыть, то и «кондер» не нужен… Правда, вонь да комары… Но это дело привычное…
Додик подогнал машину к крыльцу, проворно обежал длинный капот и распахнул перед Босым дверцу. Отъехали в сторону ворота, «мерседес-600» выкатился на улицу, в два захода втиснул в узкую проезжую часть большое черное тулово. Впереди, на выезде из «Шанхая», уже ожидал джип с бойцами личной охраны.
Машины миновали стелу Победы, повернули направо, проехали мимо института с тусклыми окнами, свернули на Магистральный проспект и, подрезая другие автомобили, помчались в сторону рынка.
* * *Батон был мрачен. К одной головной боли, имеющей чисто физическую или, точнее, химическую причину, добавилась другая.
– Вот хрен кульгавый! Опять начнет слюной брызгать, типа я все дело провалил!
Сидящий за рулем Механик сочувственно кивал, как и подобает личной «торпеде» шефа. А шефом для него был Батон.
Батон обернулся к заднему сиденью, где восседали Дюшес и Индеец.
– И чё там такое случилось, а, брателлы?! Ну, ввалили трендюлей этому идиоту, Колотухе… А я тут причем?
От Батона дико несло перегаром и отрыжкой. Даже видавшие виды «брателлы» морщились и отворачивались. Батон этого не замечал. Он все еще был под «газом».
– Ну, растолкуйте вы мне, вы ж с ним рядом от рассвета до заката, брателлы! Чего он подорвался, как в жопу клюнутый? Сам хочет «Арбат» на уши поставить? Кривулями своими дрожащими, да? Завтра я бы взял бригаду…
– Заткнись, алкаш! – сдвинул брови Дюшес. – Ты на кого бочку катишь? На Смотрящего? Или сам в бочку захотел?
