Вертеп - Шестаков Павел Александрович
Мазин оглядел убогую комнату, смятую койку, давно не метенный пол, стол, накрытый газетой, старый шкаф, — оглядел и подумал: «Дорого же дается такое забытье».
— Может быть, и не все забыли.
— А вы, собственно, кто такой? — перешел на «вы» Алферов.
Мазин постарался пояснить.
Ильич выслушал и впервые через силу усмехнулся.
— Какие перемены! Частный детектив к нам пожаловал, а мы в таком виде!
И, сделав усилие, Алферов встал с койки, прикрыл ее вытертым одеялом.
— Пойду прополоскаю ряху. Можете, если хотите, пивка хлебнуть. Советую из горла. Чистоту домашней стеклотары не гарантирую. Между прочим, вы знаете, что пиво раньше хлеба изобрели?
— Нет, — честно ответил Мазин.
— Ха! А еще детектив…
«Подшучивает? Неужели вылечился?»
Из комнаты Ильич вышел, однако, с трудом переставляя ноги.
Игорь Николаевич, который все еще стоял перед койкой Алферова, подошел к окну и присел на единственный в комнате стул. Ножки поползли в стороны, но стул выдержал. С соседней крыши, что подходила почти под самое окно, черный кот внимательно посмотрел на Мазина, возможно, удивившись появлению незнакомого человека.
Алферов задержался, зато успел не только умыться и причесать сивые полуседые волосы, но и поскоблить заросшие щеки.
— Хотел одеколончиком взбрызнуться, куда там! Выпил, конечно, — он сделал паузу. — Что? Шокировал? Шучу. Живу, правда, в жестком цикле — пью, просыхаю, зарабатываю на очередной запой, ну и позволяю себе. Пока хватает и без одеколона. Скрывать мне, гражданин начальник, нечего. Даже кот за окном все знает. Но я его подкармливаю иногда, чтобы помалкивал, все-таки компромат, — улыбнулся Алферов уже без натуги, но и не весело. — Бумагу для протокола захватили? Своей у меня нету. Ни к чему она мне. В переписке ни с кем не состою, мемуаров не пишу тем более.
— Анна Григорьевна опасалась, что о прошлом вам вспоминать будет тяжело, так что попробуем обойтись без записей.
— В самом деле? Святая женщина. Как она со мной валандалась! Я-то лапки опустил, к такой беде не готов был ни на йоту. Когда обвинение услышал, волосы дыбом. Это ж надо было удумать! Такое на невинного человека обрушить! Я вот иногда после запоя размышляю, а не стыдно ли мне в моем состоянии существовать? Позорить человечество! Зачем живу? Чтобы пить? Или пью, чтобы жить? Постыжусь-постыжусь немного, а потом нет, думаю, в этой жизни иначе жить и не стоит. Я, конечно, наслышан о переменах, реформах. Да и как не слыхать, если и по мне они ударили. Цены-то всех кусают. Но прижился. Руки выручают и, конечно, то, что пью запоями, а не каждый день. Успеваю заработать и отовариться. Беру свой ящик и сюда, в лежбище. Я в порядке, а вы там можете сколько угодно перестраиваться, кобылу позади телеги запрягать. Рынок рынком, а жизнь все равно гадская останется, полная параша, будьте уверены. Не нужно только лапшу на уши вешать.
— Ну уж, — возразил Мазин. — Возможно, и полезные перемены происходят.
— Не смешите. Жизнь-то, что такое? Люди. А человек, особенно русский, измениться не может. Такие, как я, останутся всегда жертвами, а сволочь наверху будет гужеваться. С другой стороны, какая разница, кто внизу, кто сверху? Это иллюзия. Один смех, как они там в Москве за власть дерутся, цепляются, стреляют. Да я на их месте давно б в Швейцарию слинял и такие бы напитки пил… Хотя по большому счету пить тоже все равно, что и где. Лишь бы градус держала. Вот так! Видите, как разговорился? А зачем? Чтобы вы мое кредо поняли. Жизнь — это срок, который в зоне отбываешь. А большая или малая зона тоже без разницы. Везде урки, везде верхние в законе.
— Не противоречьте себе, Алферов. Вы только что Анну Григорьевну святым человеком назвали. Это ж благодаря ей вы все-таки не с урками в зоне, а со старушками добрыми. Они вас жалеют…
— Ха! Поймали! Ловушка элементарная. Да, есть святые, и добрые есть. А зачем? Тоже элементарно! Исключения из правил, чтобы оттенить суть бытия, в котором дерьмо — закон, а старушки одноразовые. Так что Анна Григорьевна зря волновалась, я к вони притерпелся, и если вам нужно, а она просила, прошу. Сколько угодно! Что там случилось экстраординарного?
— Недавно Эрлена прислала дочке телеграмму, — сказал Мазин.
— Вот как?
Алферов сморщился, потер виски и на этот раз без посторонней помощи открыл очередную бутылку.
— Вы удивлены?
— Да как сказать… С одной стороны, я-то знаю, что не убивал ее. Муж тоже оказался чистым. Значит, или несчастье, или подлость. Выходит, подлость. Дочку бросила да и меня между делом из подающих надежды молодых ученых в нелюдь перевела.
Алферов снова прилег.
— Прошу прошения, набираю форму. Но отвечать готов по-прежнему на любые вопросы. Валяйте, не смущайтесь. Хотя, если честно, не пойму, зачем я вам нужен, если эта стерва объявилась.
Мазин пояснил.
— Девочка хочет найти мать.
— Лучше бы спряталась от мамочки подальше.
— Ну, это ее право.
— Ладно. Вас наняли, вы отрабатываете. Это я могу понять, сам нанимаюсь. Ну а дальше? Я вам зачем? Ищите!
— Приходится искать с момента исчезновения. Вас подозревали в том, что вы с ней встретились и убили. Вы доказали, что не видели Эрлену. Важно установить, приезжала ли она действительно в Горный Ключ?
— Она, помнится, оттуда телеграфировала, чего ж еще?
— Текст не ее рукой написан.
Алферов хохотнул. У него это получалось как-то по-своему, не смех, а какой-то лишенный эмоций звук.
— Слава Богу, и не моей. Будьте добры, подайте еще бутылочку. Последнюю. И не обижайтесь. Труд ваш окупится.
Неуверенный, что труд окупится, Мазин встал и подал пиво.
— Ха! — выдохнул Алферов. — Повезло вам. Я ведь загадал — если возгордитесь, не поднесете пивка, не скажу. Я люблю людей, которые не стыдятся унизиться. Сатана в гордыне, а нищие духом блаженны. Поэтому выдам один штришок. Я о нем на суде умолчал, сами поймете, почему. Штришок не принципиальный. Все равно, что муфту на четверть оборота не докрутить, труба от этого в разнос не пойдет.
— Но вы докручиваете?
— До упора. Я же сказал. Я — класс-мастер. Я не на заказчика работаю, а на свою совесть. Так, чтобы ни капли не протекло. Понимаете?
— Это я понять могу.
— Тоже класс-мастер?
— Стараюсь.
— Точно. Вижу. Вы будете первый, кому я сейчас скажу то, чего и Анне Григорьевне не говорил. Там четверть оборотов погоды не делали, а вам, может, и пригодится. Как мастер мастеру — видел я Эрлену в Ключе.
Мазин сделал резкое движение, и стул возмущенно заскрипел.
— Спокойно! — предупредил Алферов. — Не суетись. Никаких сенсаций. Но в суде могли и раздуть, я же видел, как им мой скальп в музее внутренних дел под стекло выставить хотелось. Вот и счел возможным умолчать. Понимаете?
— Алферов, я не судья. Я для себя сделаю выводы. Сам.
— Дело мастера боится? Ладно, продолжаю. Я, конечно, пошел ее встречать.
— Знаю, поезд раньше пришел…
— Не перебивайте! Поезд по расписанию прибыл, это я раньше с цветочками пришел и занял позицию рядом с шестеркой на асфальте. Я знал, что она шестым вагоном едет. И представьте себе, дверь прямо над белой цифрой зависла. Я улыбаюсь прилично случаю, букет в левой, правой готов багаж принять и саму подхватить. Но вижу, среди нетерпеливых, что в тамбур заранее выскакивают, ее нет. Ладно, думаю, не хочет толкаться. И пошел вдоль окон глянуть, далеко ли она от выхода. А взгляд случайно по платформе скользнул, и на тебе! Чуть позади из восьмого вагона Эрлена выпрыгнула.
— Из восьмого?
— Точно, через вагон, но расстояние небольшое, потому что там из ближней к шестому двери народ выходил, и я не мог ошибиться. Да и одежда знакомая, плащ, косынка голубая в горошек, сумка чешская. Я рукой взмахнул — Эрлена!..
Алферов примолк, помолчал немного, потом пожал плечами.
— Вот не скажу, увидела она меня, услышала… не знаю. Она в мою сторону не смотрела, а сразу в толкучку нырнула и пошла с перрона. Быстро пошла, стройная такая, легко шла, как юная девушка.
